Эхо тайги - Владислав Михайлович Ляхницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Росомаха! – крикнул Петюшка. Эхом прокатился по воде звонкий мальчишечий голос. Сухой треск винтовочных выстрелов оборвал эхо. Медленно опустил Жура весла и боком повалился в лодку. Схватившись за плечо, опустил кормовое весло Федор, Лодка закачалась и тихо поплыла по течению.
Стреляли с тальникового мыса, что находится от Ксюши шагах в сорока. Стреляли Горев, Ванюшка и длинноволосый. Стреляли в Федора, Журу, Петюшку.
– Ур-ра, – раздалось с мыса. Горев первым выскочил в мелководье. За ним долговязый с Ванюшкой. Поднимая ноги, они бежали, разбрасывая брызги, сверкавшие на солнце каплями алой росы. А впереди на тихой глади воды покачивалась лодка. Ксюша разглядела возле лежащего на дне Журы маленький ящик, обвязанный веревкой. К другому концу веревки привязана сухая доска – на случай, если лодка опрокинется или потонет, то тяжелый ящик встанет на дно как якорь, а доска поплавком всплывет вверх.
Так возят золото. Стало быть, в лодке везли золото. Добычу коммуны!
Горев бежал самым первым. Вода доходила ему до пояса. Он держал над головой винтовку в левой руке, а правой огребался, стараясь скорее добраться до золота. Ксюша тоже добывала золото и отдавала его Ванюшке. А кому Ванюшка отдавал его? Гореву?
Ксюша упала за песчаный бугорок и увидела в прорезь прицела бородатую голову, нажала курок. И даже не стала проверять, попала ли.
Вскочила. Закусив губу, быстро перезарядила винтовку. В прорези прицела мелькнул долговязый. Он тоже торопился к лодке. Выстрел. Пуля улетела за реку. Передернув затвор, Ксюша привалилась боком к стволу сосны и, вскинув винтовку, стала выцеливать. Руки дрожали. Какое-то марево закрывало цель. Но как ветер порой разрывает туман, открывая на миг чистую даль, так рассеялось марево перед Ксюшиными глазами, и она отчетливо увидела голову долговязого. Он яростно рвался вперед, что-то крича на ходу. Торопливо, боясь, что снова зарябит в глазах, Ксюша поймала его на мушку и нажала на спусковой крючок.
Остался один Ванюшка. Что-то дрогнуло в груди у Ксюши, и ствол винтовки опустился к земле.
Жура лежал на дне. Федор, зажав левое плечо, сидел, опустив голову. Петюшка греб изо всех сил. Ободренный легкой победой, Ванюшка бежал следом. Вначале он не осознал, откуда грянули выстрелы, уложившие на речное дно его спутников. Он видел только лодку! Но, пробежав немного, замер, почуяв опасность. «Горева-то убили с берега!» Его охватил страх. Убили тех двоих и, возможно, держат на мушке его, Ванюшку. Сейчас выстрелят, а золото заберут себе.
– О-о-о, – в отчаянии заревел Ванюшка. Спасаясь от выстрела, окунулся в воду с макушкой, а загривок прикрыт прикладом винтовки.
«Все! Конец! Сколь просижу под водой?… Вынырнул – и конец…»
Ванюшка почти физически ощутил, как он поднимается из воды, и пуля расщепляет прикрывающий голову приклад.
– А-а-а… – захлебнулся, по пояс выскочил из воды. Кашель разрывал легкие, по лицу стекала вода. И вдруг – о, чудо! – он увидел, как по мелкой воде к нему бежит Ксюша. Буйная радость охватила Ванюшку. Он не думал о том, как Ксюша попала сюда. «Она умеет плавать, она догонит лодку».
– Быстрей, быстрей! – надрывался Ванюшка. – Кто-то стрелял в меня… Там, в лодке – золото… Понимаешь?… Быстрей!
Кержачка, что взнузданная лошадь, когда поводья в руках мужика. Она обязана поступить, как ей приказано.
– Задери ты юбку, штоб за воду не цеплялась. Вот неумеха! За лодкой плыви… – злился Ванюшка на Ксюшину нерасторопность. И вдруг услышал:
– Ванька, назад! – она впервые назвала его Ванькой. – Бросай винтовку!…
Ванюшка продолжал, огребаясь свободной рукой, двигаться к лодке. Ксюшин окрик вывел его из себя.
– Приказывать? Мне?… Да ты кто? В лодке золото!
– На берег! Бросай винтовку!
– Иди ты к кобыле под хвост.
– Лодку тут не поймать. Бежим к мысу.
– Эх, умница. – Ванюшка бросился к берегу. Обогнав лодку по берегу, ее можно поймать у мыса. «Ну Ксюха! Ну голова!»
– Бросай винтовку! Ну!
«Постой, постой! – начал соображать Ванюшка. – Да не она ли убила Горева? – он быстро выпрямился – вода чуть ниже пояса, и, поливая Ксюшу отборной бранью, перехватил винтовку в правую руку.
– Я тебя, срамницу… – прицелился. Правую руку опалило огнем. Обломки приклада закачались на набежавшей волне, а ствол опустился на песчаное дно.
– На берег!… Назад!… – кричала Ксюша.
Уплывает лодка… Уплывает золото. Ксюша бьет метко и, пес ее знает, куда она выстрелит второй раз. Вне себя от ярости, выбрался Ванюшка на берег.
– Ты стреляла?
Не отвечая, Ксюша следила взглядом за лодкой. Там раненые. Нужно помочь им.
– А ну, беги по берегу, вниз по реке.
– Беги, ежели тебе надо.
– Не пытай судьбу…, Вань… Знашь, кака я…
Это Ванюшка знал и, не желая пытать судьбу, затрусил вниз по течению реки
– Быстрей…
– Сердце зашлось.
– Быстрей! Ну-у…
Ветки тальника наотмашь били по лицу. Стебли пырея цеплялись за ноги.
– Не могу я больше… упаду…
– Быстрей!
В лодке кто-то зашевелился, сел на скамейку. Блеснули на солнце весла. Ксюша всмотрелась. Жура! Слава те, господи, живой! Лодка уплывала все дальше. По быстрой струе Аксу да еще на веслах ее нипочем не догнать.
– Опоздала! – больше Ксюша ничего не сказала, только приложив к груди левую руку, безнадежно смотрела туда, куда унесла товарищей лодка.
Ванюшка кулем повалился на землю. Проклятая баба встала между ним и богатством. Срамница, забывши стыд, смела приказывать мужику. Он лежал и думал о том, что надо как-то скорее освободиться из-под Ксюшиного надзора. Надо попробовать убедить ее, что в лодке бандиты.
Но Ксюша опередила его.
– Так, Ваня, значит, к Вавиле… к товарищам шел?
«Неужто все вызнала?» – заскучал Ванюшка.
А Ксюша вспомнила, как, увидев ее, Петюшка крикнул: «Росомаха!» О росомахе и мужики в тайге толковали. Неужто ее, Ксюшу, так прозвали? И про волосы, ремешком стянутые, поминали, А сейчас вниз по реке уплывала лодка с ранеными. В жилухе скажут: «Росомаха поранила…»
Ванюшка пыхтел, как отец, хрустел пальцами. Он понял: грубостью не возьмешь. Что-то изменилось в Ксюше. Новая она, дикая, может бед понаделать. Смирив себя, ответил:
– К Вавиле… к товарищам… к кому же еще? – а ты все спортила. – Ванюшка воодушевился. Чуть приподнявшись на локте, видя растерянность Ксюши, продолжал укорять. – Ба, теперь-то я только
