Алхимия желания - Тарун Дж. Теджпал

Теперь я очутился в темной пещере шуршащего шелка. Мне не нужно было искать дорогу; она указывала мне путь своими настойчивыми руками. Я сильно возбудился. Впервые с тех пор, как я был мальчиком, я испугался, что кончу, даже не прикоснувшись к женщине. Вскоре она ловко зажала меня ногами и начала медленно управлять мной с искусством опытного человека. Достаточно быстро, чтобы подогреть мое возбуждение, но не настолько, чтобы позволить мне кончить.

Я не знал, где началось мое удовольствие и где оно закончилось.

Я всосал крылья орла ртом и начал летать. Я поднялся слишком высоко. Я не мог дышать и начал задыхаться. Внезапно мир ожил и начал приближаться. Мое лицо промокло, и мускусная вода, полная морских водорослей и солнца, побежала по изгибам моего носа, по моему щетинистому подбородку, и я начал падать, а ее пальцы потащили меня назад еще быстрее. Я закрыл глаза, влажные крылья ласкали мое лицо. Я чувствовал покой, у меня кружилась голова от счастья и бесконечного свободного падения. Мне было понятно, что это был величайший путь, по которому можно было следовать. Сладкая радость от полной капитуляции. Когда я проснулся утром, я чувствовал себя выпитым до дна. По старой привычке Физз потянулась ко мне, ее теплая рука коснулась моего живота, ее сладкое дыхание было рядом с моим ртом. Но я устал. Я обнял ее, поцеловал в щеку и убрал руку, положив ее между нами. Физз попыталась снова, поцеловала меня за ухом, стараясь открыть дверь моего желания, но она была крепко заперта, и мне было больно наблюдать за ее попытками. Всю нашу жизнь от малейшего ее прикосновения, простого взгляда эта дверь распахивалась настежь. Из чувства раскаяния я сам открыл дверь и, положив голову на нее, любил ее, пока она не высвободилась из моих объятий.

Затем я встал, взял дневник в кожаном переплете и пошел в ванную.

Я взял две книги с собой в Дели. Остальные аккуратно упаковал в сундук, накрыв их пленкой, заставил Бидеши установить петли, повесил на него большой замок. Медный ключ лежал в кармане моих джинсов. Странно, но мы ехали почти в полном молчании. Потому что впервые я ничего не замечал вокруг себя. У меня было слишком много мыслей в голове.

Физз пришлось сменить музыку и начинать трудное путешествие с мыслью, что она никогда не закончит его.

Как и мне.

Мы обманывались, думая о будущем. Правда состояла в том, что жизнь непредсказуема. Казалось, в жизни тех, кого мы видим и о ком читаем, царит порядок, но это только потому, что мы мало о них знаем. А хвост, спрятанный за дверью, всегда огромен. В жизни каждого человека полно невидимых демонов — жадность, ревность, обман, похоть, насилие, параноя.

Нет порядка в нашей жизни — большого или маленького. Есть только иллюзия, которую некоторые люди глупо удерживают. Человек у двери — это просто человек у двери.

Все прожитые жизни — хаос.

Порядок в моей жизни начал рушиться некоторое время назад, но теперь он исчез полностью, когда я пропал в мире бесконечно открывающихся дверей, таинственных загадок и отсутствия границ.

Впервые я начал понимать, насколько призрачен этот порядок. Как он стеснял нас, как ограничивал.

Впервые я понял, что правильная жизнь — это жизнь в состоянии комы.

Вскоре самая главная составляющая моей жизни, Физз, исчезла.

Даже теперь, много лет спустя, мне трудно понять, почему это произошло так быстро, но каждое прочитанное слово тех дневников в кожаных переплетах словно распускало еще один стежок, соединяющий наши отношения. Я читал, читал и читал — каждую свободную минуту днем и ночью, и стежки распускались один за другим.

Я погрузился в дневники, словно лягушка в источник с водой. Мне не хотелось выбираться из него. Моя вселенная оказалась завернутой в кожаный переплет. Прочитать эти книги было сложной задачей: потоки слов без хронологии, без грамматики, без пунктуации, со странными архаизмами и орфографическими ошибками Порой мне приходилось перечитывать предложение по десять раз, прежде чем я понимал его. За шесть месяцев мне удалось разобрать только восемь книг, но они оставили от моей прежней жизни одни лохмотья.

Сперва я стал опаздывать на работу. И вскоре уволился. Никто даже не заметил этого. Шултери взял заявление и отправил его Королю шеста с короткой рекомендацией: «Пожалуйста, подпишите». Толстый мальчик Аггарвал из бухгалтерии пришел и забрал мое удостоверение, заставив меня подписать несколько бумаг. Он сказал, что свой полный и последний расчет я получу только через месяц. Я решил обойти всех коллег, чтобы попрощаться, но понял, что никто даже не заметит моего отсутствия, в офисе ничего не изменится. На грязном шесте шла такая же безумная борьба, как и всегда, и восторженные новые члены клуба Блестящих мужчин были заняты тем, что серьезно били друг друга ногами по лицу.

Законы тестостерона, требующие постоянного соревнования и борьбы, были непоколебимы. У каждого мужчины была эрекция, которую трудно было отрицать.

Поэтому я исчез во тьме, словно тень. Я стал таким незаметным, что даже не заслужил традиционного прощального пирога с кусочками ананаса в креме и красной увядшей вишенкой.

Физз забеспокоилась, когда я ушел с работы. Но наша способность вести диалог иссякла до размеров реки летом. Мы продолжали обсуждать необходимые мелочи, ездить в имение каждые выходные. Дом обретал форму: установили крышу, доделали ванные комнаты, провели электричество, проложили трубы; но с каждой неделей понимание в наших отношениях таяло, и вскоре нам трудно было найти даже каплю живительной влаги в пересохшем русле реки.

Я перестал выходить с Физз. А когда приходили наши друзья, я запирался в кабинете под предлогом, что мне нужно закончить кое-что срочное. Иногда я соглашался пойти в кино, но Физз видела, что это была явная уступка ей. Она была права. Я не мог дождаться того момента, когда опять вернусь к книгам. В них была жизнь, которую я мог попробовать на вкус, выпить, ощутить. Ничтожные разговоры наших друзей казались мне скучными, как и подробности рабочего дня Физз.

Ее начало посещать мрачное настроение. Странно, но оно оставляло меня безучастным.

На самом деле я был слишком занят борьбой с самим собой. Иногда я опасался, что схожу с ума. Я был циником и атеистом всю свою жизнь. Я выступал против традиций и религиозности, которые были свойственны моей семье и клану. У всех, кого я знал, было множество суеверий: не кричать вслед тому, кто уходит; не путешествовать в девятый день поездки; если мертвый человек просит тебя о чем-то во сне, ты попал в беду; если кошка перешла тебе дорогу, не ходи дальше…