Последнее прощение - Сюзанна Келлс

— А в моей схеме ничего нет?

— Конечно есть! Но никаких женских влияний. Можете посчитать их отсутствие за желанное подтверждение. — Барнегат позволил себе ухмыльнуться. — Не могу представить, чтобы сэр Джон Хендж помиловал Доркас Скэммел.

— Вы правы. А то, другое дело?

— Есть тысячи других дел. Которое из них?

— Враг за морем.

В присутствии знаменитого астролога сэр Гренвилл говорил смиренно. К Септимусу Барнегату не так-то легко было подступиться, он отказывал большинству посетителей. Сейчас он сдвинул брови, вгляделся в красиво начерченную схему движения планет и медленно кивнул.

— Да, у вас есть враг за морем. Все выстраивается, да. — Он надул губы. — Он на востоке.

— Вы уверены? — Сэр Гренвилл нетерпеливо подался вперед. Восток — это Голландия, а Голландия — это Лопес. Еврея он боялся не так сильно, как врага на западе.

Барнегат устало покачал головой:

— Я не могу быть уверен или не уверен, я сообщаю эту информацию. Когда я не знаю, я так и говорю. Не нужно спрашивать меня, уверен ли я.

— Конечно, конечно. — Сэр Гренвилл не обратил внимания на сделанный ему выговор — Он приедет в Англию?

Нелегко было овладеть астрологией. Ни один король, общественный деятель, банкир или купец в Европе не помышлял о том, чтобы предпринять что-нибудь без предварительной консультации с небесами, но ни один из них не понимал полностью хитроумной работы астролога. Это была тайна, доверенная лишь тем, кто посвятил дни и ночи изучению загадочного и прекрасного движения звезд и планет.

Были и такие — немногие, — кто насмехался, но, как любил повторять Септимус Барнегат, если наука лгала, почему же астрологи не голодали на улицах? И все же иногда — и это был один из тщательно хранимых секретов этой самой науки — легче было искать ответы в делах земных, чем пускаться в трудоемкое и длительное изучение влияний гармоничных сфер.

Септимус Барнегат, как и подобало человеку его достатка и репутации, принимал земную помощь. Как и все лучшие лондонские астрологи, он ежемесячно выплачивал некоторую сумму Джулиусу Коттдженсу и расплачивался за любые новости, касавшиеся его клиентов.

Барнегат знал, что сэр Гренвилл боится Лопеса. Знал он и то, что Лопес болен. Он провел запачканным в табаке пальцем по эллиптической линии.

— Я вижу болезнь. Да. — Он взглянул на сэра Гренвилла. — Думаю, путешествия по морю не будет.

Сэр Гренвилл расцвел. Известие Коттдженса надежно подтвердилось.

— А с запада?

— Ничего. Пустота, сэр Гренвилл.

— Отлично! Отлично!

Сэр Гренвилл был по-настоящему счастлив. Вот уже несколько месяцев Барнегат сообщал о запутанных влияниях, и вот, наконец, желанная ясность. Сэр Гренвилл был в безопасности. Никаких врагов за морем. Ничто больше не препятствовало казни Доркас Слайз. Они разговаривали, пока Барнегат сворачивал схемы и убирал календари. Астролог считал, и сэр Гренвилл начинал придерживаться того же мнения, что по некоторым признакам пресвитериане сдают позиции. Независимые революционные радикалы вроде Эбенизера Слайза набирают силу. Барнегат, к которому захаживали некоторые лидеры независимых, сообщил сэру Гренвиллу, что вскоре они обратятся за деньгами.

— И много денег потребуется?

— Они хотят собрать свои собственные силы. — Барнегат рассмеялся. — Армия бешеных пуритан готовится ринуться вперед, распевая свои псалмы. Это может быть нечто потрясающее, сэр Гренвилл.

— И победоносное.

— Если только они добудут деньги. Сейчас они надеются на Нидерланды.

Сэр Гренвилл знал, что его проверяют. Он медленно кивнул.

— Могут зря не ехать туда, Барнегат. Я буду рад побеседовать с ними.

— Многие из них вообще не хотят короля. Сэр Гренвилл заметил:

— Сейчас у нас короля нет. И небо, похоже, не разверзлось.

Он не потрудился заручиться молчанием Барнегата. Астролог не выдавал своих клиентов. И то, что сэр Гренвилл постепенно отходил от пресвитериан, стремившихся сохранить марионеточного короля, и склонялся на сторону независимых, полагавших, что государственная машина может прекрасно работать и без монарха, будет надежно скрыто в памяти астролога. И, тем не менее, сэр Гренвилл сознавал, что тайно протянул руку помощи беспокойным пуританам-революционерам.

— Увидимся на следующей неделе?

— Конечно, сэр Гренвилл. В это же время?

— Конечно!

Сэр Гренвилл ждал следующих посетителей — людей, с которыми он будет говорить о политике, и глядел на реку, которая текла к Тауэру. Все шло на лад. Завтра девчонка сгинет, и он, сэр Гренвилл Кони, будет, как и прежде, получать доходы от Договора. Конечно, часть суммы придется отдавать Эбенизеру, как до тех пор его отцу, но даже Эбенизер Слайз, проницательнейший молодой человек, никогда не узнает, сколько же денег так никогда ему и не передавалось.

У сэра Гренвилла были две печати, и никто не смог бы отобрать их у него. Его заморский враг, единственный, кто был способен спасти Доркас Слайз, был болен. Как сказал Септимус Барнегат, все и в самом деле было хорошо на небесах сэра Гренвилла.

Не все хорошо было у преподобного Саймона Перилли. Леди Маргарет попросила его съездить в Лондон — дело опасное — и найти там адвоката, который вызвался бы защищать Кэмпион.

Лондонский юрист сэра Джорджа, узнав о просьбе, вдруг как-то очень некстати заболел. Другой, которого Перилли считал другом, пригрозил сообщить о его присутствии властям. Его могли арестовать как шпиона. Так что преподобный Перилли потерпел полное фиаско. Никаких путей спасти девушку он не нашел, да и все равно теперь было уже слишком поздно.

Нужно было возвращаться в Оксфорд и доложить леди Маргарет, что он не справился. Она перебралась в столицу короля, предпочтя общество роялистов убежищу в парламентском доме своего зятя, и Саймон Перилли знал, как отчаянно она жаждет освобождения Кэмпион.

Он обратился к последнему оставшемуся в Лондоне другу, человеку, которого знал еще со времен Кэмбриджа и который, как он был уверен, не предаст его. Льюк Кондайн был адвокатом, но ничем не мог помочь Перилли, потому что работал в палате общин. Контора его располагалась в самом Вестминстере, и вот здесь-то, в самом центре вражеского логова, Перилли и нашел Кондайна. Адвокат был настроен мрачно.

— Ничего нельзя сделать, Саймон, ничего.

— Все это так несправедливо. Так несправедливо. Кондайн пожал плечами. Он сомневался, что бывает дым без огня, но не хотел разочаровывать друга.

— Мне очень жаль.

— Одно ты все же можешь для меня сделать. Кондайн насторожился:

— Говори.

— Могу я передать ей записку? Я думаю, бесполезно пытаться увидеть ее.