Последнее прощение - Сюзанна Келлс

— Лучше обзаведитесь-ка телохранителем, Эбенизер! Телохранителем! Вы достаточно богаты! — Он откинул назад голову с лягушачьим лицом, продолжая хохотать. — Берегите спину, Эбенизер! Всегда берегите спину!

На следующий день после трибунала за Кэмпион снова пришли, выволокли из жуткой камеры, заставили подняться по винтовым лестницам и спуститься по длинным переходам. Она думала, что ей предстоит новое испытание, и вздрагивала, воображая всевозможные кошмары, но, к ее удивлению, стража привела ее в приятное, хорошо освещенное здание и втолкнула в теплую, залитую солнцем комнату. На полу был ковер. На больших окнах, правда снабженных решетками, — бархатные занавески. Ее встречали две женщины. Они показались добрыми, деловыми, быстро раздели ее, выкупали, вымыли волосы, уложили в огромную теплую постель. Одна из них принесла поднос с едой, с горячей едой, посадила и помогла поесть.

— Мы откармливаем тебя, дорогая.

Кэмпион думалось, что на каждую мысль, на каждое действие уходили минуты. Ела она неуклюже, все еще не понимая, что происходит, хотя ощущение чистоты кожи, освободившейся от вшей, было чудесным. Прямо-таки райским. Она расплакалась, и женщина дружески похлопала ее.

— Ничего-ничего, дорогая, поплачь. Тебе это на пользу.

— Почему вы все это делаете? Женщина улыбнулась:

— Теперь у тебя есть друзья, дорогая. Друзья. Друзья всем нужны. А теперь доешь все печенье! Вот так! Вот хорошо!

Ей дали выспаться. Когда она пробудилась, был вечер. В маленькой гостиной горел огонь, одна из женщин ждала ее с кувшином вина и новой порцией еды. На Кэмпион надели просторный шерстяной халат, волосы перевязали лентой. Женщина спросила:

— Тебе тепло, дорогая?

— Да.

— Садись к огню.

Приятно было чувствовать себя опрятной, не дрожать от холода, но внутри она все так же ощущала грязь. Она сжималась при воспоминании о том, как ее касался Верный До Гроба, как его сухие руки скользили по ее коже. Ничто уже не будет таким, как прежде, думала она. Херви замарал ее грязью, и отмыться от этого невозможно. Но какое все это имело значение? У нее не было будущего. Кто-то заплатил за эти удобства — леди Маргарет, полагала она, потому что ничего другого придумать не могла и сочла милостью то, что ей предоставили возможность провести свой последние дни на земле не среди мерзости. Она посмотрела на женщину:

— А как Тоби?

— Тоби? Не знаю никакого Тоби, дорогая. Там на кухне есть взбитые сливки с вином. Хочешь?

На следующий день, стоя у зарешеченного окна спальни, она смотрела на маленького седого человека, который шагал взад-вперед по крошечному дворику внизу. Каждый день он ходил одним и тем же маршрутом, так что его башмаки уже протоптали в траве дорожку. Одна из ее новых тюремщиц кивком указала на него:

— Это архиепископ, дорогая.

— Уильям Лод?

— Вот именно, дорогая. С него сбили спесь. — Она засмеялась. — Не удивлюсь, если скоро еще кое-что собьют.

Кэмпион смотрела, как прохаживался архиепископ Кентерберийский, взад-вперед, взад-вперед, склонив голову над книгой. Он был таким же заключенным, как она. Как и ее, его ждали услуги палача. Как-то раз он поднял голову, заметил ее и чуть кивнул. Она подняла руку, и он улыбнулся. С тех пор она каждый день ждала его, а он ее, и они улыбались друг другу сквозь оконную решетку.

Потом, будто ее благополучие могло лишь расти, к ней пришел адвокат. Его звали Фрэнсис Лэпторн. От него исходила уверенность, что она сможет выиграть процесс. Большое жюри присяжных постановило, что дело должен разбирать судья вместе с присяжными. Она поинтересовалась у мистера Лэпторна, кто его прислал, но он лишь подмигнул:

— Говорить об этом было бы опасно, мисс Слайз, очень опасно. Даже у каменных стен есть уши! Но радуйтесь, что я здесь.

Она и радовалась.

— Как Тоби? Он улыбнулся:

— Вам не о чем беспокоиться. Не о чем! Вы понимаете? По ее лицу расплылась улыбка, исполненная такого восторга и любви, что мистер Лэпторн растрогался. Он был еще молод, ему едва перевалило за тридцать. Лицо у него было приятное, голос глубокий, выразительный. Он рассмеялся, глядя, как она радуется.

— Вы плачете? Разрешите, я дам вам платок. Смеялся он и над заявлением присяжных.

— Вы ведьма, дорогая моя? Чушь! Чушь! Вот Гудвайф — вполне возможно, да! Настоящая скрытная, черная, полуночная ведьма!

Его переполняли всевозможные планы. Он пригласит свидетелей из числа лондонских патрульных, тушивших пожар во дворе у Скэммелла, возьмет у них показания, что ни один в ту ночь не видел дьявола. Он смеялся над предположением, что кошка одолела вооруженного мужчину или что Кэмпион убила Сэмьюэла Скэммелла. Настроение у Кэмпион начало улучшаться. Во время второго посещения он заставил ее прочитать «Отче наш» и зааплодировал, когда она закончила.

— Чудесно! Чудесно! Вы сможете повторить это на суде?

— Если никто не воткнет мне нож в спину.

— Они и это сделали? А я-то думал. Боже мой, Боже мой! — Мистер Лэпторн покачал головой. — Если бы только я там был. Ну да ладно! Теперь-то я здесь!

Он положил на стол кожаную сумку и извлек оттуда перо, чернильницу и огромную стопку бумаг. Открыл крышку на чернильнице и вместе с пером подвинул Кэмпион.

— А теперь вам, Доркас, придется поработать.

— Зовите меня Кэмпион, — застенчиво произнесла она.

— Кэмпион! Какое очаровательное имя. Какое очаровательное имя. Это ваше второе имя?

Она кивнула, не желая вдаваться в подробности.

— Кэмпион! Великолепно. Вы должны подписать бумаги, Кэмпион. Так много бумаг! Я иногда думаю, что мы, адвокаты, задохнемся от бумаг. Давайте начнем вот с этого.

Он записал ее рассказ, изложив все, как было. Она пробежала строчки глазами, наслаждаясь стилем, и подписала. Затем последовала пачка расписок в услугах, которыми она пользовалась в Тауэре. Он хмыкнул, когда она поинтересовалась, для чего это.

— Мы ведь хотим, чтобы ваши тюремщики остались довольны. На суд производит благоприятное впечатление, когда эти люди вам улыбаются, помогают. Присяжные поймут, что уж не такая вы плохая. Не беспокойтесь. И тут и там мы подбросим еще немножко деньжат.

Потом он выложил на стол пачку писем. В них содержалась просьба к свидетелям появиться на суде. Двадцать четыре были адресованы патрульным солдатам, сорок пять — солдатам, осаждавшим замок Лэзен. Лэпторн сказал, что их имена он узнал из парламентского списка личного состава, и злорадно потер руки:

— Они еще пожалеют об этом процессе, дорогая! О да! Уж мы их выставим болванами.

Он рассмеялся над ее предположением, что солдаты круглоголовых испугаются давать показания.

— Закон есть закон, дорогая. Вы познакомились с его суровой стороной, но вы узнаете, что он может быть и хранителем истины. Они придут, если им прикажут. А теперь читайте письма и подписывайте.