Бумажный герой. Философичные повести А. К. - Александр Давыдов

Вон там, средь лугов и пажитей, мне видятся островки с разнообразными частицами жизни, – каждый из них в цвету или в упадке. Из этих фрагментов я мучительно создаю цельную картину или, можно сказать, карту мира и очень редко в полноте обретаю себя. Островки ж эти час-то рассеиваются, как дым. А вот на горизонте виденья городов. Какие они маленькие! Но все-таки можно ухватить их общий, а верней, обобщенный облик и смысл. Знаю, что не суждено мне там побывать, коль так и не удалось окончательно выпутаться из родного города, который держит и не отпускает. А когда я попытался из него вывернуться, как из надоевшего сновидения, то взамен или вдобавок получил этот глухой, немой санаторий для потерянных душ. Однако склады памяти изобильны, она, будто птичка, склевывает все крохи знаний, – так что дальние города вдруг оказываются под рукой. Ну если и не совсем под рукой, то в горизонте воспоминаний о возможном, но несбывшемся. Как и история, во мне живет также и культурная география. Никогда не был в Париже, но могу мысленно прогуляться по всем его улицам, слыша его терпкий, эклектичный запах. Во мне живет старый Иерусалим, с его узкими путаными улочками подобный хитроумному лабиринту; гордый Рим, многослойный, как наша память; туманно-романтический Лондон; грандиозный и хищный Нью-Йорк, распространяющий свою злую ли добрую мощь по всему свету. Если честно признаться, то некоторые города для меня будто в дымке. Даже Мадрид или Барселона чересчур обобщены, почти до потери конкретики, не говоря уж о европейской мелочи, которая мне видится в каком-то своем готическом единообразии. Но все-таки, наверно, моя душа и впрямь всемирно отзывчива. Я иногда перебираю эту свою коллекцию городов, с тем же сладким чувством, как в детстве – коллекцию марок, где хранились цветастые клочки иноприродной праздничной жизни.

Но я опять заболтался. Когда-то моя мысль была целенаправленной и упорной, теперь постоянно сбивается с курса, подхватывая любую, даже случайно присоседившуюся тему. Но беда ли это, коль крошки истины будто прилипли к моему языку, – вот я им и верчу так и сяк, пытаясь выплюнуть хотя бы мельчайшую. Уверен, что не о таком путешествии мы мечтали в детстве, когда романтика своевольной мысли не кажется привлекательной. Конечно, за годы жизни мы приобрели горький опыт многих разочарований, но так ли уж повзрослели? Где-то в глубине души, будто озимь, всегда таилась инфантильная мечта о морских приключениях из когда-то прочитанных книжек. Может, сейчас было б неплохо повстречать пиратский корабль. Однако наше море нелюдимо – за столько дней ни одного встречного или сопутствующего кораблика. Должно быть, чересчур индивидуален наш путь, а все другие, кроме нас – дурачков, давно отчаялись найти Остров Блаженства.

Лично мне и теперь хотелось бы пережить нечто увлекательно-романтическое, вроде нападения пиратов. Конечно, не натуральная встреча с кровожадными хамами, а в легкомысленно-книжном или голливудском духе. Я, конечно, понимаю, сколь наивна романтизация морского разбоя. Жизнь не Голливуд, увы, и не роман для подростков. Пираты, как мы знаем, и сейчас не перевелись, но где теперь найдешь капитана Флинта? Остались полные отморозки, даже и без привычной атрибутики – драных колетов, кривых сабель и кинжалов в зубах. Вместо этого – списанный американский камуфляж и автоматы Калашникова. Теперь это не романтика, а только бизнес и ничего личного. При попустительстве, заметим, ООН, ЮНЕСКО, ПАСЕ, ОПЕК, СНГ, НАТО и не знаю, каких там еще карательных ведомств и грозных аббревиатур. Если бы с ними боролись всерьез, могли б организовать, что ли, международные конвои. Да хоть снабжали б суда какой-нибудь базукой. Наоборот, я читал какую-то международную инструкцию, которая запрещает в случае нападения не только сопротивляться, но и вообще «каким либо образом провоцировать агрессию нападающих». Думаешь, сговор, заговор, мировая закулиса? Да ну, чепуха! Вы в своей палате конспирологов психи на всю голову. Уверен, что мировым злом никто не руководит, потому с ним бороться почти бесполезно ибо недоступен его корень, который можно было бы выкорчевать, – а точнее, он вовсе отсутствует. Зачем предполагать заговор, коль нашего совокупного зла хватит, чтобы замутить все мироздание? Зло самоорганизуется, оттого неискоренимо.

Да, собственно, мы и так в руках злодеев, еще похуже пиратов, хотя их зло теперь не грубое, а бархатное. Этот наш плен и метафизический, и самый реальный во всем своем паскудстве. Однако наши властители в последнее время будто затаились, стали неуловимы, почти как мировая закулиса. Их присутствие теперь сделалось ненавязчивым. Вы уже наверняка заметили, что сами собой, потихоньку сошли на нет нудные тренинги, завял кружок трудотерапии, давно не проводятся чемпионаты санатория по шахматам, шашкам, домино и волейболу; стенгазета сообщает давно устаревшие новости, верней, оглашает позавчерашнюю ложь; не слышны спевки здешнего безголосого хора, – вот это я только приветствую: даже и при отсутствии музыкального слуха их блеянье буквально раздирало мне уши. Не удивлюсь, если нас больше не будут пичкать химией и моя задница наконец отдохнет от уколов здравомыслия. И тогда целиком прояснится сознание – сокровенные эмблемы бытия станут отчетливы до омерзения, как награды армейского ветерана.

Но все же присутствие наших мучителей где-то рядом чувствуется, и оно угнетает. Видно, им пока не до нас. Чую: грядет нечто судьбоносное. Нет, не очередная комиссия Минздрава, которых сколько уже было, – уверен, нечто происходит во внешнем для нас мире, условно говоря, большом, хотя мне подчас кажется, что он мог бы легко уместиться в волшебном коробе иллюзиониста. Все-таки надо б разузнать, что происходит там, снаружи, – может, вновь дышит история. До сих пор мы прекрасно обходились без дольнего мира, но сейчас он, чувствую, нам сулит перемены. А тут радио молчит, телевиденье под строгим запретом, а к телефону нас, разумеется, не подпустят. Ну, ты шутник, Маркони! Говоришь, когда-нибудь создадут всеохватную информационную сеть, не знающую границ, в которой весь мир будет биться, как муха в паутине? Это уже полный бред. Знаю, что тебе уже отменили уколы здравомыслия и вразумляющую химию, которые, надо признать, все-таки держат нашу фантазию в узде, а твоя, гляжу теперь, разгулялась на воле. Ну не обижайся, старик, разумеется, мы способны заглянуть в будущее только до поворота, а что дальше – никому неведомо. Много чего изобретет пытливый разум человечества, как полезного, так и губительного. Но твоя Мировая Паутина – в любом случае дело далекого будущего, а нам жить сейчас, перебирая день за днем, миг за мигом. Так что ты б лучше сконструировал какой-нибудь приемничек из подручных радиодеталей. Да и что за корабль без радиорубки?

Все ж вовремя мы пустились в бегство, но так ли уж далеко уплыли? И траурную дамочку мы захватили с собой, которая пока сидит тихо, как цуцик, – но она и вообще терпелива, способна годами ждать своего часа. Главное, нам успеть достичь Блаженного Острова, где она бессильна… Взгляните на окна, господа, они будто ослепли. Ночная тьма, как всегда, подкралась незаметно и уже сглодала дольний мир. Меня в сумерках всегда мучат сомненья: рассветет ли вновь? Однако рассветало. Спокойной вам ночи, дорогие товарищи.

Десятый день путешествия

Приветствую вас, мореходы. День опять хорош, будто овеянный морским бризом. Дальний лес, где предел нашего мира, прописан четко и вдохновенно, как создание великого декоратора. И океан, как видите, игрив, мелкой зыбью переливаясь на солнце. Но мне что-то мешает насладиться этой вселенской благодатью. Дело даже не в том, что я всегда насторожен к заигрыванью со мной мирозданья, – всякий раз кажется, что оно при этом готовит какую-то каверзу. Но мне, к тому ж, этой ночью снились дурные сны, не то чтоб страшные, но в этот раз отнюдь не мореходные, а сухие и мрачные, как безводная пустыня. Мои сновиденья слишком уж часто сбываются, значит, мир в опасности. Внутреннее чувство мне подсказывает, что этот день – наш последний. Я забыл устный счет, теперь считаю только по пальцам, и пути осталось только на один мизинчик. Десять – круглое число, призывающее к тому, что пора закругляться. А что дальше? Я ведь не пророк, – лишь могу сказать, что непременно грядет великое «потом» – знак неисчерпаемости жизни. Оно нас терпеливо поджидает за горизонтом, неважно, плывет наш корабль или нет.

Поглядите, слева по борту еще какие-то островки, уже населенные не назидательными абстракциями и не каким-либо символическим бестиарием, а натуральными аборигенами. Издали кажется, что там рай земной – буйство природы, не ведающей упадка: унылой осени и студеной зимы, которой мы с вами вряд ли дождемся. Однако не вздумайте их принять за Острова Блаженства, – в мой объективный бинокль ясно видятся изображенья каких-то чудищ, выставленные по берегам, будто для острастки мореходов. Я уже говорил, что невинность и блаженство дикарей – мираж. Но вот какая у меня мелькнула мысль, спешу с вами ею поделиться, поскольку мои мысли очень уж увертливые: а не высадиться ли нам на таком островке, чтоб там воплотить утопию счастья? Иначе говоря, стать кузнецами собственного и чужого счастья. Как знаете, я скептически отношусь к утопизму, но ведь так и тянет учредить новый мир, основанный на принципах разума и гуманизма. Конечно, мы убедились во всей трагической достоверности, что реформировать цивилизации Запада и Востока, над которыми довлеют века истории, – бесполезное дело. Сейчас тем более не найдется пророка, чтоб низверг идолов рынка, пещеры, театра, кино, интернета и еще легион. А довольно все-таки простодушная, не закореневшая ни в добре, ни в зле, цивилизация дикарей как раз пригодна для социально-культурологических экспериментов. Вон тот островок, впереди, – смотрите, куда я указываю пальцем: слева от березовой рощицы, уверен, для этого подходит лучше других. Его идолы, деревянные чурки, частоколом выстроенные на берегу, не так уж опасны, несмотря на грозный вид и действительную плотоядность. Если вглядеться, у них довольно понурый вид, даже несколько виноватый. И полюбуйтесь-ка на ритуальный танец этих «детей природы»: он вовсе не воинственный, а экстаза, самозабвения в нем не больше, чем в негритянском рэпе. На глаз видно, что этот примитивный социум сейчас переживает упадок. А мы-то знаем, что это такое: власть не авторитетна, суд неправосуден, олигархи эгоистичны, религия превратилась в мертвый обряд, и плюс к тому – повсеместная коррупция.