Седьмой Круг. Свой Путь (СИ) - Великолепный Дмитрий

Внимательно он разглядывал дверь и вслушивался. Кажется, шорохи доносились из-за неё. Страшно было только представить, кого или что сдерживала она и какой из черных секретов этого мира хранился за её остовом. Но любопытство разыгралось так сильно, что не было никаких сил с ним бороться. Да и эффект зелья, совсем ещё не утихший, не давал бояться, как следует.

Лео приблизился и взглянул за решетку. Сложно было что-то разглядеть. Стены тесной камеры ничем не отличались от остальных кругом. Полусгнившая деревянная кровать, заправленная засаленным лохмотьями и ничего кроме. На первый взгляд камера казалась пустой, если бы не… характерный запах зверя и свежих экскрементов. Они говорили о жизни там, по ту сторону двери. О жалком, безрадостном, грязном существовании, чего-то нечеловеческого.

– Ты ведь не стр-р-ражник, вер-р-рно? Твой запах. Совсем новый, – хриплый, урчащий шепот раздался из-за решетки. Инстинктивно Лео одернул руку. – Нет тебе нужды меня стр-р-рашиться. Я не кусаюсь.

С мгновенье поколебавшись, маг вернул факел к решетке.

– Кто ты? – спросил он у узника. – Покажись.

Кто-то крупный, лохматый промелькнул за оконцем. Клацнули хищные зубы и руки, почти совсем, как у людей, но поросшие короткой, густой рыжей шерстью, схватились за решетку. Тут же бросились в глаза толстые, изгибающиеся когти на них, будто у слишком уж крупного волка, но к основанию всё же больше похожие на человечьи. И глаза. Ясные, чистые, цвета янтаря. Сомнений, что в основе природы этого существа лежит нечто людское не было. Тем более, что говорил он на понятном Лео языке, если не считать только стр-р-ранного, р-рычащего акцента.

– Р-р-разглядел? – спросил узник. – Я вижу тебя хор-рошо. И чую. – Судя по звуку, он облизнулся. – Что ты здесь забыл?

– Я… Я... – заикнулся Лео, не зная, что и ответить. – Я не… – Он обернулся убедиться, что никто из отряда не пошёл за ним. – Сложно сказать.

– Стр-ранный. Кто в здр-р-равом уме полезет в эту пр-р-роклятую дыр-ру? – удивилось существо за дверью. – Ты пр-р-ришел освободить кого-то? Или это твои др-р-рузья?

– Наверное, – пожал плечами Лео. – Знаешь, я и сам только что об этом задумался…

– Какой ужас, – возмутился узник. – Ты хоть пр-редставлешь, что тут твор-р-рится? Вы что, с ума сошли?

– Не понимаю… Ты вроде бы… – помотал головой маг. – Давно ты здесь? Как твоё имя? Почему попал в это место?

– Не знаю. Невозможно считать дни, не видя Небесного Сер-р-рдца, – ответило существо. – Давно. Я и забыл уже, каково это – говор-р-рить с кем-то.

Они снова встретились глазами ненадолго. И Лео успел за этот миг проникнуться его умоляющим взглядом.

– Я здесь из-за сущего недор-р-разумения. Тут есть ещё такие. Но нас не слишком уж много, – рассказывал узник. – А вот остальные… Иногда я чувствую тот ужас, что они источают. Иногда слышу, как умир-рают стр-р-ражники. Иногда от них воняет так, что жить не хочется. А иногда они кр-р-ричат и хочется пер-р-регрызть себе вены.

– Не понимаю… – честно признался маг.

– Мне хотелось бы выбр-раться, но это невозможно, – говорило существо. – Я обр-р-речён. А если вы выпустите кого-то постр-рашнее меня, то обр-речены будут тысячи. Хм… – Узник громко принюхался. – Уходи, если можешь. Ты пахнешь не как твои др-рузья… Они не р-р-рассказывали тебе, так?.. Не поведали ни о чем, вер-р-рно?..

– Слушай, я… наверное, пойду, ладно? – стало вдруг невыносимо гадко на душе и Леонард отчаянно перехотел слушать странного заключенного. – Мне жаль, что ты оказался здесь, и что ты один, но… Знаешь, ты за решеткой самого ужасного Дома Скорби. Бастиона, как они его называют. Вряд ли сюда попадают просто так. Я просто не могу тебе доверять. Прости…

– Ты пр-р-равильно мыслишь! – фыркнул ему узник вслед. – Это р-р-разумно. Я всё понимаю…

Он вернулся и уселся рядом с остальными, и погрузился в думы нелегкие, терзающие и предательские. Он вспомнил вдруг, что Аркрайн – настоящий изверг и убийца, и том, как отнял он у него Бьерна. О том, как извел он целый постоялый дом и не мгновенья не сожалел о случившемся после. И о том ещё, как холоден он и, кажется, властолюбив. И о том, что ни разу ещё тайные задумки его не вели ни к чему светлому, доброму, благородному. И тот ритуал, и обещание царя, что мир больше не будет прежним… И стало Лео тошно от самого себя, от того, каким он сделался, как поддался этой тьме, и как легко теперь ему в ней было пребывать. И понял маг, что находится в месте, где мир можно перевернуть, и где он непременно перевернется, а он и не в силах этому помешать.

Никто теперь не в силах.

Он не винил себя, но вероломно стал думать о спасении своей собственной шкуры и о том, как бы убраться подальше от этого умалишенного, замыслившего обречь мир на погибель. И застыдился, сокрушаясь, что привлекала его мощь Аркрайна, и что в сердцах желал он перенять её, находясь рядом, прислушиваясь к нему. Он думал теперь, что предал Бьерна и старую их, крепкую дружбу. Что позволил себе доверять и потакать всем велениям жуткого чернослова, и даже думать о том забыл, как бы стать ему по-настоящему свободным, не обязанным ничем, никому…

Так отступало зелье и таковой была плата за силу, что оно даровало. Паранойя, потаённые страхи и стыд снедали всякого непривыкшего к его действию, а особенно тех, кто испробовал его впервые. Чёс одолевал, как блохастую дворнягу, зуд проникал повсюду. Лео озверело царапал затылок и шею, но, не останавливаясь, продолжал твердить самому себе:

– “Ты должен быть сильным… сильным… сильным духом…”.

Он вдыхал глубоко и часто, растирал лицо и виски, стараясь избавиться от навязчивых мыслей, которые вернулись и заполонили теперь его голову до треска в черепушке…

– Вот. Выпей, – сказал один из убийц, протягивая ему походную флягу. – Я вижу, что с тобой. Так всегда в первый раз.

Лео смотрел на него, как обезумевший. Он совсем не хотел доверять тому, кто без тени сомнений совсем недавно прирезал доброго человека, беспечного и безоружного. Он видел кровь на его руках, но не мог разобрать, взаправду ли это, или только мерещится…

– Не боись, пацан, – тряхнул флягой убийца. – Мы же заодно. Тебе сейчас чердак прорвёт. Глотни немного. Полегчает.

Зажмурившись, Лео протянул руку, перенял флягу, откупорил её и залпом влил в себя столько, сколько смог бездумно хлебать, пока рефлексы не заставили его кашлять и отплевываться.

– Вот ведь дурной! – вырвал перемотанный сосуд из рук мага убийца. – Я же сказал глотнуть, а не выдуть все под чистую!

Кряхтел, задыхался и плевался во все стороны Леонард, но болезненное помешательство отошло, куда-то недалеко. Из фляги он испил нечто гораздо ядренее самого крепкого из тех вин, что доводилось ему опробовать. Что-то жгучее, резкое и пьянящее так стремительно, что сложно в это было поверить. Он не спал уже двое суток, и не ел. Разум его тотчас же пустился в дурной пляс, живот скрутило. Мышцы налились усталостью.

– Вот оно, – легкое ликование в голосе Аркрайна пришлось всем по нраву. И даже Леонарду. – Идём. – Махнул он рукой и повёл отряд за собой.

Двое из неживых подхватили Джека и потащили вслед за остальными.

Они скитались ещё долго, и всё опускались и опускались к самым недрам, к самым черным глубинам Бастиона. На стенах всё чаще стали встречаться двери. Узники за ними молчали, притаивались, но слышны были их неровные дыхания, их безумные смешки и скрежет их ногтей о камни и о железо. И Лео от этого становилось всё хуже и хуже, кружилась голова, то мерцало перед глазами, то темнело в них. Он всеми силами ухватился за мысль о том, что не хочет выдать своих намерений, во что бы то ни стало, но ему мерещилось, что всё кругом слышали их, что знают они о его трусости и о его надежде сбежать при первой же возможности. Он страшно боялся, что за это вот-вот получит нож в спину от убийцы, что идёт прямо за ним. От того, кто уже убил сегодня и наверняка хочет ещё и ещё.

А потом они закричали. Оглушительно, разом, и эхом звенели их вопли, отлетали от каменных стен, проникая в разум тысячей острых спиц, и повергали в ужас, заставляя панически удирать. И в голове ничего, только боль. Сущая чернота, забвение, будто бы не осталось вокруг ничего, кроме вечной Пустоты.