Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она взглянула на собственные руки, на тонкую кожу в тонких прожилках хрупких голубоватых – биологических – вен. Что же она выиграла и что потеряла при превращении? Как бы Отон принял ее, будь она резервной копией настоящей Плавтины, той, чья душа была оправлена в металл? Что-то безотчетно напряглось в ее душе: эмоция, которой она никогда не испытывала за всю свою вычислительную жизнь – гнев. Плавтина сама испугалась собственной реакции и потому оборвала Отона язвительным тоном:
– Вы говорите о власти и о политике. Ни то ни другое не соответствует природе ноэмов, какими их задумывали наши создатели.
– Сейчас все сложнее, чем в старые времена.
– Что сложного в подчинении Узам?
Он вздохнул.
– Если Узы связывают нас с чем-то несуществующим – с отсутствием Человека, – то они больше не имеют смысла. Однако, – он улыбнулся, – мне нравится ваша манера смотреть на вещи, поскольку напоминает о другой Плавтине, которую я потерял. Она противилась любым изменениям и была непоколебима, как крепость. Она никогда не допускала и мысли о возможности другого пути или даже о временном компромиссе.
– А какие есть еще варианты? Чего желали ваши враги?
– Избавиться от Уз.
Услышав такое, Плавтина разинула рот, не находя слов от гнева, враз забыв о своих прежних размышлениях.
– Это невозможно!
– И все же. Раз Человека больше нет, то и тяга к служению ему должна исчезнуть.
– Это ересь.
– Это больше, чем ересь. Мои соперники утверждают, что такое преображение Интеллектов происходит по воле самих Уз. Ведь Узы сдерживают нас, не позволяя дать отпор варварам.
Она сделала шаг назад.
– Автоматы хотят получить возможность убивать, так?
Он не ответил.
– Мир сошел с ума, – выплюнула Плавтина. – Это же кощунство.
Он пожал плечами.
– Все сложно. Вы сами едва не погибли от рук варваров.
– По доброй воле никто не бывает злым, – процитировала она нараспев, почти не отдавая себе в этом отчета. – Наверняка можно найти другой способ нас защитить.
– С этими существами невозможно договориться. А понятие биологической ниши применимо к этому морю в той же мере, что и к эпантропической сфере.
– Мне этого объяснять не надо, – прервала она его сухо.
– Я знаю, – ответил он, – о глубоких знаниях Плавтины в области биологии. Так что вы согласитесь, что варвары – но также и другие, о чьем существовании мы только подозреваем, – стали доминирующими видами в галактической экосистеме. На более позднем этапе они начнут завоевание близлежащих территорий в поисках условий для продолжения рода: жизненного пространства, чтобы умножить шансы на выживание, сырья и энергии, ощущения собственной мощи, которое получаешь, когда контролируешь большую территорию, и которое является главным определяющим фактором жизненной силы цивилизации. Продвижение варваров представляет угрозу для возвращения Человека.
– Кое-кто мне уже рассказывал о том, как ведется война…
– Кто?
– Аспект вашей Плавтины.
– … Тогда она знала, о чем говорит…
– Все это, – продолжала Плавтина, подняв руку, чтобы он дал ей договорить, – не оправдывает ни нарушения Уз, ни участия в политических играх. Ни установления диктатуры, как это сделали Перворожденные после Гекатомбы, – добавила она, вспомнив свой сон.
– Изначальное решение об авторитарном правлении, своеобразном Империуме, было единственно возможным. Мы ведь не биологическая цивилизация. Нет никаких признаков, по которым мы могли бы объединиться, и наша общность основывается лишь на переменчивом желании горстки индивидов.
– Нет. Все это – только невроз, отклонение, – отчеканила она.
– А вы, – жестко спросил Отон, – как же вы объясняете свое собственное существование?
– Мое?
– Разве вы – не заменитель Человека?
Эти слова сбили ее с толку, она растерялась. Он продолжил таким же резким тоном:
– Зачем бы Плавтине было создавать настолько сложное существо, если не для того, чтобы превратиться в подобие Человека и таким образом найти лазейку в Узах? Клянусь Концептом! Вы – доказательство того, что Плавтина нарочно удалилась в изгнание, чтобы довести этот проект до завершения, и что она вела двойную игру. Вы станете это отрицать?
– Я не знаю, что вам ответить, – в волнении пролепетала она.
– Так я задам вопрос еще раз. Кто вы?
Теперь в его голосе ожившей статуи не осталось ни нотки любезности. Он возвышался над ней всем своим ростом, затмевал ее своей тенью. Она еле сдержалась, чтобы не сделать несколько шагов назад.
– Я Плавтина. Ее старая версия. Та, что не помнит ничего после Анабазиса.
– У вас совсем нет более поздних воспоминаний?
– Я ведь вам уже сказала. У меня такое ощущение, будто я проспала целые века, будто меня попросту вырвали из моего времени. Я не являюсь, так, как вы или другая Плавтина, огромной корабельной душой. Я всего лишь простой автомат, и единственное небо, которое я знаю – то, что было над старой красной планетой.
– Но как так вышло, во имя Числа? – вырвалось у него заинтересованно.
– Я не знаю причин, побудивших тот аспект Плавтине создать меня, и тем более – наделить этой плотью. И бесполезно спрашивать у меня о тем, какие соображения ее вели.
У нее были кое-какие предположения, но делиться ими она не желала. И уж точно не желала рассказывать о фармаконе памяти, который передала ей Ския. Может быть, Отон поможет ей получить к нему доступ. А может быть, завладеет им, если решит, что ему это даст преимущество. Поэтому Плавтина больше ничего не сказала, так что ему пришлось снова спросить:
– Вам доверили какую-нибудь миссию?
– Всего лишь избежать гибели и попасть к вам на борт.
– И что вы собираетесь с собой делать?
– Я не знаю.
– Вы должны понимать, Плавтина, – ведь так вас зовут, – что в нашем Лации, что простирается меж звезд, только Интеллекты, прошедшие Анабасис, считаются свободными и разумными?
Она стиснула зубы.
– Вы мне угрожаете?
Отон разразился смехом.
– Разумеется, нет. Мне ничего не стоило бы раскроить вам череп и поглядеть, что там внутри. И кстати, я чуть было этого не
