Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Все равно надо послать гонца к Цицерону с сообщением, что враг идет в нашу сторону, — решил префект.

— Не спешил бы, — сказал я. — Утром пошлешь сразу с двумя сообщениями. Второе будет о разгроме этого отряда.

— Каком разгроме? — не понял он.

— Том, какой мы с тобой устроим, — сообщил я. — Неподалеку от деревни есть хорошее место для засады. Твои люди и большая часть моих спрячутся там, а остальные заманят врагов.

— Ты говорил, что их намного больше, чем вас, — напомнил Децим Антоний.

Видимо, боялся встревать в авантюру, но и показаться трусом не хотел.

— И что?! Чем их больше, тем богаче будет добыча! — небрежно молвил я. — Если не хочешь, и без тебя справимся.

— Я не отказываюсь, — сразу осмелел он. — Просто надо всё рассчитать, осмотреть место, правильно распределить людей.

— Там и рассчитаешь, времени будет достаточно, — сказал я. — Надо поторопиться, иначе не успеем до темноты, а утром вражеский отряд уедет с добычей в другую сторону.

— Ладно, если, как ты говоришь, место действительно окажется удобным для засады, значит, устроим ее, — решился префект.

Я малехо обманул Децима Антония. Место трудно было назвать идеальным для засады. С одной стороны дороги был склон невысокого холма, поросший кустарником и деревцами, удобный для лучников, а вот с другой — равнина с группами деревьев и кустов, в которых можно, конечно, спрятать стрелков, только вот всадники быстро с ними разберутся. Поэтому мне и нужна была пехота, которая перекроет короткие пути к отступлению и выдержит натиск конницы, давая лучникам время безнаказанно расстреливать врагов.

Префект, правда, так и не понял этого. По его мнению, место было что надо. Подозреваю, что это будет первая засада, в которой он примет участие. Римляне пока что не специалисты по таким делам, предпочитают атаковать открыто и прямо, с трудом осваивая обходные маневры, чем напоминали мне шахматную фигуру ладью. Но легионеров он разделил на отряды и разместил грамотно и, что немаловажно, быстро. Точно так же я расставил спешенных всадников в кустах на склоне. Самый большой отряд под командованием Полидора отправил к деревеньке подергать тигра за усы, чтобы разозлился и погнался за ними. Писидийцам такая задача была не в диковинку. В отличие от римлян, они предпочитали обходные маневры и засады.

Ждать пришлось минут сорок. Вроде бы маневр, который я называю «Убегающий заяц», примитивен, но именно такие и срабатывают лучше самых замысловатых. Чем проще, тем надежнее. Видимо, гнаться за удирающим слабаком — это сидит у нас в подкорке, действует на уровне инстинкта. Растянувшись на пару сотен метров, около тысячи кочевников, гикая и свистя, гнались за удирающим отрядом писидийцев. В левой руке держали круглый щит из кожи, натянутой на каркас из прутьев, а в правой — копье длиной метра два. На поясе справа висели короткие мечи или длинные кинжалы. Может быть, у кого-то есть лук или дротики, но я не заметил. Все в бурнусах, которые развевались и мешали разглядеть, на ком какие доспехи. Я помнил, что у кочевников Аравийского полуострова редко бывают металлические. Во-первых, дороговаты для них; во-вторых, тяжелы; в-третьих, сильно нагреваются на солнце, особенно в пустыне, из-за чего надо прятать под светлую материю, а и без нее жарко. Обычно используют кожаные или войлочные. Последние, как по мне, лучше. Поэтому я приготовил стрелы с игольчатыми наконечниками.

На этот раз место занял в середине засады. Передо мной было самое широкое свободное пространство до кустов и деревьев, растущих по другую сторону дороги. Когда отряд писидийцев скакал мимо меня, Полидор, а вслед за ним и большая часть его бойцов, не удержался, посмотрел в мою сторону, улыбаясь злорадно. Наверное, представлял, что сейчас будет с теми, кто гонится за ним.

Я пропустил примерно половину отряда кочевников, после чего начал стрельбу. Выбирал тех, кто приближался ко мне. Так меньше скорость бокового смещения, легче попадать. К тому же, скорость стрелы складывалась со скорость лошади, скакавшей ей навстречу. В итоге мои стрелы запросто прошибали доспехи, кожаные и войлочные.

Враги не сразу поняли, что происходит. Все их внимание было сосредоточено на удирающих писидийцах, на такой легкой добыче, поэтому не сразу заметили лучников в кустах на склоне холма, только после того, как соратники начали падать, сраженные стрелами. Свит и гиканье сразу сменились криками. Язык напоминал арабский. По крайней мере, слово, которое они орали, было похоже на арабское «засада».

Сперва кочевники разворачивали лошадей, чтобы рвануть в обратную сторону, но там их тоже убивали. Затем поскакали от холма, к просветам между кустами и деревьями по ту сторону дороги, где их ждали вышедшие из укрытий легионеры. Образовав стену из щитов, встретили всадников пилумами, а затем начали теснить к холму тех, кто уцелел. Таких становилось все меньше и меньше, потому что лучники расстреливали зажатых с двух сторон, заметавшихся врагов. Белые бурнусы делали кочевников похожими на чаек, как бы слетевшихся на трупы утопленников, поэтому истреблял их без сожаления. Прямо передо мной они сбились в кучу, и я разил, не целясь. Впрочем, при таком-то опыте прицеливание происходит уже автоматически, даже, как кажется, без подключения мозга. На самом деле это не так, просто мозг работает по шаблону, что резко снижает уровень затрат энергии, из-за чего создается впечатление, что сачкует.

Мне показалось, что бойня длилась всего минут пять, хотя, скорее всего, намного дольше, по крайней мере, я успел расстрелять почти два колчана стрел. Из засады вырвалось с десяток кочевников, скакавших в хвосте. За ними погнался тот самый отряд писидийцев, который они преследовали недавно. Так вот устроена жизнь: поскакал за шерстью — и самого подстригли.

Я дал команду лучникам выходить на дорогу, добивать раненых, собирать трофеи. Бурнусы, издали казавшиеся белыми, вблизи были желтовато-серыми, грязными. К тому же, добавились пятна крови. Луков или дротиков я ни у кого из убитых не обнаружил. То ли не взяли их именно на эту операцию, то ли не пользуются вовсе. Сбруя на лошадях была из сыромятных ремней и без украшений. У большинства псалии — вертикальные стержни, прикрепленные перпендикулярно к концам удил для закрепления их во рту коня; в будущем их заменят трензеля, хотя у меня уже есть) — были костяные. Ни седел, ни уздечек. Даже седельных подушек нет, только попоны из грубой толстой шерстяной ткани. Всю добычу, включая вонючие сапоги из тонкой кожи и без каблуков, раскладывали по кучам. Лошадей сразу отогнали на поле с высокой пшеничной стерней, которое было разбито межевыми камнями на участки и шло от холма к деревне, находившейся в паре километрах от места засады.

Перед началом операции Децим Антоний, уверенный, что основная нагрузка ляжет на легионеров, оговорил типичное римское условие, по которому трофеи достаются тому, кто убил. Я предлагал поделить поровну между всадниками и пехотой, но спорить не стал. Пусть нам будет хуже! С писидийцами я договорился, что буду получать десять долей, командиры отрядов по три, рядовые по одной. Само собой, получат и те, кто служил приманкой, хотя они вряд ли завалили хоть кого-нибудь. В итоге при сборе трофеев выяснилось, что почти три четверти всадников были убиты стрелами. Легионеры, правда, расстроились несильно. Потерь у них не было, лишь несколько легких ранений, а получили, по их меркам, не так уж и мало на четыреста человек — две с лишним сотни лошадей плюс оружие, доспехи и одежда. Будет на что гульнуть в ближайшие дни. Или виду не показали, что получили мало. Зато мои подчиненные были довольны. На один пай шло полтора коня, полтора комплекта доспехов и оружия, а также одежда и сапоги, в разделе которых я не участвовал.

Оставив часть воинов охранять добычу, мой отряд и когорта отправились в деревню. Заходили осторожно, выслав вперед разведку. Оказалось, что предосторожность была напрасной. Кочевники драпанули, не заезжая в деревню, бросив в ней, в том числе, и все награбленное ранее. Когда мы вышли на площадь в центре деревни, крестьяне уже растаскивали оттуда отобранное у них и заодно привезенное из других мест. Им помогали жители других деревень, которые стали бы рабами, если бы не мы. Часть крестьян оплакивала убитых, которых было десятка два. Сколько женщин было изнасиловано, нам не сказали. О таком изголодавшимся воинам не напоминают.