Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Сначала мы свернули на юго-запад и посетили виллу Марка Туллия Цицерона в Формии. Неплохое такое имение рядом с морем. Я еще подумал, что с удовольствием купил бы его, если бы хватило денег. Оттуда отправились вдоль берега моря в Кумы, расположенные неподалеку от Неаполя, где проконсул встретился со своими друзьями-приятелями, отдыхавшими там на виллах от римской суеты. Затем посетили еще одно его имение неподалеку от Помпеи, пока еще не погребенной под пеплом. После чего отправились на северо-восток в городок Беневент. Вернувшись на Аппиеву дорогу, добрались до Тарента, будущего Таранто, где проторчали три дня, потому что Марк Туллий Цицерон перетирал вопросы с Гнеем Помпеем, на данный момент неофициальным диктатором Римской республики. Наконец, еще через три дня, двадцать четвертого мая, наш обоз добрался до Бриндизиума.

Здесь мы застряли надолго. Якобы ждали приезд легата Гая Помптина, о котором отзывались, как о толковом командире. Видимо, проконсул сомневался в полководческих талантах своего младшего брата. Или ему нужен был любой повод, чтобы оттянуть отъезд к месту службы. Как догадываюсь, Марку Туллию Цицерону не хотелось покидать Апеннинский полуостров, надеялся, что случится невероятное, что в Риме осознают, какая большая потеря его отъезд, и пришлют гонца с приказом вернуться и продолжить развлекать своими речами плебс в судах.

Гонец не прискакал, поэтому мы погрузились на суда и отправились в составе большого каравана в плавание через пролив Отранто, а потом по суше добрались до Афин. Что интересно, ночевали в тех же пунктах, что и много веков назад и много веков вперед. Торговые пути изменяются только при переходе на другой вид транспорта. Пока что ездят на арбах, запряженных волами, которые в, так сказать, экономичном режиме движутся со скоростью километра четыре в час, поэтому и остановки на ночь делают в тех же местах, что и предшественники, где издревле появились поселения, чтобы обслуживать их.

Все состоятельные люди в нашем караване везли с собой серебро. В Косматой Галлии купец Кайден, мечтавший накопить на галеру и заняться морской торговлей, рассказал мне о самом прибыльном сейчас бизнесе — обмене драгоценных металлов. На Апеннинском полуострове и близлежащих регионах было много серебра, поэтому его обменивали на золото по курсу десять-двенадцать к одному, а в Малой Азии, на Ближнем Востоке и в Египте много золота, поэтому серебро там шло в среднем по курсу пять к одному. Оба металла занимали мало места и приносили большую прибыль. Доходнее были разве что торговля пурпуром и благовониями. Я тоже решил навариться, поэтому еще в Кабиллоне обменял на серебро все золото, что у меня было. В тех краях курс был даже выгоднее, чем в Риме, порой доходил до пятнадцати к одному. Сундук с серебром, ставший почти неподъемным, стоял в моей арбе, и кто-нибудь из членов семьи или Гленн, или Бойд, не считая двух собак, привезенных из Галлии, постоянно присматривал за ним.

В Афинах проторчали десять дней. Там нас все-таки догнал легат Гай Помптин. После чего мы пересекли Эгейское море, задержавшись на острове Делос на два дня, чтобы переждать сильный северный ветер, и двадцать второго июля прибыли в Эфес. С тех пор, как я был здесь вместе с армией Александра Македонского, город сместился вглубь материка, подальше от заболоченных участков, образовавшихся из-за заиливания реки. Мы высадились и под охраной когорты вспомогательных войск отправились дальше по суше. Марк Туллий Цицерон укачивался и, как большинство римлян, боялся моря, поэтому, несмотря на потерю времени, при первой же возможности менял судно на свою кибитку.

За время пересечения Эгейского моря я отдохнул душой. Свежий морской воздух продул меня снаружи и внутри, освободил от накопившегося на суше мусора. Плеск волн казался мне самой красивой музыкой. Да и места были знакомые. В каких только ролях не бывал я здесь! Теперь вот непонятно кем в свите бездарного поэта и полководца, который в свою очередь в свите бездарного наместника. Жизненный опыт подсказывал мне, что администратор из Марка Туллия Цицерона такой же, как философ. У него будут правы все, кто бы что ни делал, и сам тоже будет прав.

По мере углубления в провинцию Киликия Марку Туллию Цицерону начали поступать со всех сторон жалобы на предшественника. Аппий Клавдий провел здесь время с пользой для своего кармана, то есть, сундука. С очень большой пользой. Его добрые руки залезли во все сундуки жителей провинции. Новый проконсул отменял налоги, введенные Аппием Клавдием и списывал долги, накрученные на города и села без всякого повода и меры. Пятнадцатого августа мы добрались до городка Филомелия, расположенного на берегу пресноводного озера. Здесь был каструм пяти когорт из двух легионов, расположенных в провинции Киликия. Эти легионеры взбунтовались и бросили службу из-за проблем с питанием и задержек жалованья. Марк Туллий Цицерон пообещал погасить задолженность и наладить снабжение, после чего назначил им легата Марка Аннея и отправил в Иконий, где находились оба легиона, а сам занялся набором пополнения.

Точнее, занимались этим Гай Помптин и Квинт Туллий Цицерон. Я помогал последнему в наборе конницы. Первым делом они призвали на службу ветеранов, дав им блатные места до центуриона включительно. Затем начали заманивать аборигенов на службу во вспомогательных войсках. Желающих нашлось много. Места здесь не самые плодородные, сухие степи и горы. В степях живет полукочевой народ писидийцы, который на лето отгонял скот в горы. В городах население смешанное, занятое в основном добычей соли из соленых озер. Оба занятия тяжелые и малодоходные. Писидийцы нанимались в конницу, пролетариат — в пехоту. Лошади у кочевников были не ахти, малорослые, неказистые, хотя живут рядом с Каппадокией, которая испокон веку была главным поставщиком отличных жеребцов. Может быть, предпочитали таких, как и другие обитатели степей монголы, за неприхотливость и выносливость. Вооружены писидийцы составными луками средней длины, двухметровыми копьями и загнутыми мечами типа хопеша, но более короткими и легкими. Нанимались целыми отрядами со своими командирами и упорно не хотели делиться на турмы, служить не со своими сородичами, хотя относились к одному племени. В среднем их отряды состояли из пятидесяти человек, поэтому я с согласия Квинта Туллия Цицерона нанял десять таких. В итоге стал командиром алы из пятисот с небольшим человек. Бойда и Гленна назначил своими заместителями.

Писидийский язык похож на лувийский, который я освоил, живя в Милете, с добавлением хеттских и греческих слов, которые тоже были мне знакомы, так что быстро научился понимать своих новых подчиненных, а они — меня. Я отработал с ними тактику легкой конницы, состоявшей их лучников: налетели, обстреляли с дистанции, отступили, если враг контратаковал, вновь собрались и повторили нападение. Именно так, как мне рассказали, парфяне два года назад измотали римские легионы под командованием Крассов, отца и сына, погибших в том сражении, а потом тяжелая конница добила деморализованных легионеров. Спаслась всего четверть сорокатысячной армии. Писидийцам такая тактика была не в диковинку, поэтому быстро научились выполнять мои приказы. На скаку прицельно стрелять они не умели, что, скорее всего, не потребуется. Хватит того, что с остановившейся лошади попадали в мишень размером с человека с дистанции метров сто. Когда я показал, что можно попасть и на скаку, очень удивились и зауважали. Кстати, только благодаря этой способности поверили, что я не римлянин. Писидийцы считают легионеров хорошими пехотинцами, но относятся к ним с легким презрением, потому что отличным воином может быть только всадник. Это презрение распространялось и на остальных римлян, как на нацию пехотинцев. Поскольку я умел делать на коне то, на что писисдийцы не способны, значит, не пехотинец и не римлянин и наоборот. За это мне прощали даже седло со стременами. Ни того, ни другого у кочевников пока не было. Вместо седла использовали кожаную подушку, набитую овечьей шерстью.