Донал Грант - Джордж Макдональд

«Что ж, — сказал его учёный друг, выслушав всю эту печальную историю, — если хочешь, дам тебе совет. Пошли — ка ты людей, выкопай голову своего дворецкого и принеси её в дом. Пусть она остаётся там, где провела столько лет. Думаю, что если ты это сделаешь, всем вашим бедам придёт конец».

Старик послушался, потому что больше не знал, что ему делать. А совет — то оказался дельным, потому что с того времени и шум, и стоны исчезли, словно их и не бывало. Голову положили в особый сундучок и спрятали в погреб. Там она и лежала себе спокойно, дожидаясь того Суда, что отменит и исправит все неправедные приговоры. Хотя что за удовольствие лежать в тёмном погребе вместо мягкой земли, я ума не приложу!

Так всё и оставалось ещё лет сорок, а то и пятьдесят. Но со временем в доме появились новые хозяева, которые то ли не поверили в эту историю, то ли решили над ней посмеяться. Нет, видно, правду говорят, что только глупец пойдёт против прародительской мудрости. Как вы думаете, что они сделали? Взяли и опять похоронили голову! А в доме снова поднялась та же самая катавасия — звоны, скрипы, стоны, вопли, точь — в–точь как раньше. Но как только эти умники устыдились своей глупости — или, может, испугались как следует — и вернули призраку его законное имущество, всё тут же стихло и больше никогда не повторялось. Вот такая история!»

Когда обед закончился, мистер Харпер снова начал думать, что ему вот — вот велят спуститься с черепом в погреб, и ему опять сделалось не по себе от того, что придётся прикасаться к этакой мерзости да ещё нести её туда, где раньше расхаживал повешенный дворецкий. Но тут мистер Хейвуд поднялся и говорит ему: «Будьте любезны, принесите мне из прихожей жестяную коробку. Я её там оставил». Харпер принёс то, о чём его просили, а мистер Хейвуд отпер коробку, повернулся, взял с каминной полки череп — без особой любви, но и без особого страха (да и откуда было взяться что страху, что любви?), положил его в коробку — тоже не то, чтобы особенно бережно, но и без небрежности — и хорошенько запер крышку на ключ, словно желая убедиться, что больше никто не сможет положить эту упрямую голову туда, куда она ни за что не хотела ложиться. Потом он подхватил жестянку под мышку, поклонился, взял шляпу — и был таков. Взял и коробку, и лежавший в ней череп с собой путешествовать и объездил с ними, почитай, весь мир. Тогда он как раз отправлялся в Испанию. Больше никто из нас не видел ни его, ни тот беспокойный череп, но с той поры ночные буйства совершенно прекратились, как будто их и вовсе никогда не было. Вот вам вся правда, а уж поверите вы мне или нет, миледи и мистер Грант, это дело ваше!

Миссис Брукс замолчала, и какое — то время ни один из её слушателей не произносил ни слова. Наконец Донал заговорил:

— Какая странная история, — сказал он. — А самое странное в ней то, что некоторые обитатели иного мира даже за сто пятьдесят лет никак ума набраться не могут!

— Ну, тут я ничего вам не скажу, мистер Грант, — откликнулась экономка. — Что вы себе надумаете после моей истории, это дело ваше, я тут ни при чём. Вы человек учёный, знаете куда больше моего. Но если вокруг столько людей живут себе поживают до глубокой старости да только ума — то так и не наживают — хоть бы раз что разумное сказали или сделали! — то я не удивляюсь, что и в ином мире они ничуть не лучше! Народ — то каждый день умирает; вот и получается, в ином мире мёртвых гораздо больше, чем здесь живых. Остаётся только удивляться, что не все они беспокоятся, а по большей части лежат себе смирненько в земле и не шныряют по ночам, как крысы. Не знаю, скажете вы, что им это не разрешается, или согласитесь, что такое бывает, а только мне до них нет никакого дела. Главное, чтобы не мешали и под ногами не путались, как вот этот, что за стенкой стучится. Только я думаю, что и призраки иногда смеются над теми, кто над ними насмехается да полагает, что их и вовсе на свете нет. Я — то лично их не боюсь, но и встречаться с ними не желаю. Глядишь, настанет день, я и сама стану одной из них — только надеюсь, что меня пошлют к тем, что поприличнее и повоспитаннее, а не к тем, кто по ночам шастает и людей донимает!

— Всё это так, миссис Брукс, — сказал Донал. — Одного я не пойму: почему этому повешенному бедолаге так не хотелось, чтобы его череп оказался в земле? Что за странная привязанность к собственным костям? Неужели он так с ними сроднился, что не мог обходиться без свежего воздуха, к которому они привыкли, болтаясь на виселице? И почему он преспокойно позволил похоронить все остальные кости, а голову нет? Странно, очень странно! Неужто кто — то до сих пор верит, что в последний день воскреснут наши прежние, старые тела? Ведь апостол Павел ясно дал нам понять, что ничего такого не будет! Зачем мертвецам так упорно охранять свои бренные останки? Не думают же они, что однажды снова в них облекутся?

— Вы уж меня простите, сэр, — ответила миссис Брукс, — но откуда вам знать, чего они там себе думают? Вы — то всё это знаете, а они, может, и нет. Может, они и впрямь думают, что эти кости им ещё пригодятся? До поры до времени даже самые учёные мудрецы так считали. По крайней мере, когда вешали того несчастного дворецкого, никто в этом не сомневался, а в погребе череп гораздо лучше сохранится, чем в земле!

— Но почему именно голова, а не всё остальное?

— Знаете, сэр, хоть он и призрак, а всё равно сразу в двух местах быть не может. Неужто он стал бы людей донимать, пока они все его косточки вместе не соберут и в погреб не сложат? Безнадёжное это дело, я вам скажу! Так вот он, должно быть, поразмыслил и смекнул, что как голова из всех костей главная, то лучше ему за ней и приглядеть. Что ни говори, не всякому призраку такое выпадет: смотреть на собственные косточки да приговаривать: «Видите, что там на виселице качается? Это всё моё!» А некоторые вообще, как кошки: привяжутся к одному месту и всё тут, а до костей им и дела нет. Бывало, старая экономка мне чего только не рассказывала, а уж ей — то было что порассказать. Мы бы тут с вами до утра просидели, коли всё по порядку вспоминать. И то засиделись мы с вами, спать пора идти.

— Теперь наша очередь кое — что вам рассказать, — промолвила леди Арктура. — Только прошу вас пока никому об этом не говорить. Мистер Грант отыскал потерянную комнату.

Миссис Брукс ничего не ответила, но на её лице не отразилось ни страха, ни недоверия. Она спокойно и сосредоточенно посмотрела на Арктуру и Донала, словно ожидая продолжения.

— Так я и знала, что она тут есть, — сказала она. — Сколько раз думала, что надо бы её поискать. Что ж, удивляться тут нечему, если во всём замке то музыка не пойми откуда играет, то в стенки стучат.

— Верно, — откликнулась Арктура. — Подождите, пока мы расскажем вам всё по порядку. Я потому и попросила вас пригласить нас на ужин, что боялась идти спать.

— Эх, мистер Грант, незачем было рассказывать леди Арктуре такие страхи!

— Нет, миссис Брукс. Я видела всё своими глазами.

— Неужели вы и сами там побывали? Что же… Что там такое?

— Это часовня, старая часовня. По — моему, о ней даже упоминается в истории замка, но, наверное, никто не предполагал, что это и есть потерянная комната. А в самой часовне… — Арктура помедлила и заговорила снова, с трудом произнося слова, словно они сжимали ей горло, — в самой часовне была кровать, и на ней почти истлевшие останки какой — то женщины. А на алтаре прах умершего малыша. От него почти ничего не осталось.

— Господи, сохрани! — побледнев, воскликнула экономка, теряя своё всегдашнее самообладание. — И вы видели всё это своими глазами, миледи? Мистер Грант, как вы могли позволить её светлости смотреть на такие вещи?

— Я только исполнял её волю, миссис Брукс.

— Так — то оно так, только не надо бы вам на такое смотреть, ласточка моя!

— Я же должна знать, что происходит у меня в доме, — чуть содрогнувшись, ответила Арктура. — Но мне намного легче от того, что теперь вы тоже об этом знаете. Мистер Грант хотел с вами посоветоваться о том, что лучше… Вы же спуститесь и посмотрите на всё это сами, да?

— Когда вам будет угодно, миледи. Вы хотите, чтобы я пошла сейчас?

— Нет, нет, не сейчас… Ой, что это? Опять стук? Наверное, здешние привидения хотят, чтобы их тела всё — таки похоронили, не то, что ваш дворецкий!

— И то! — задумчиво откликнулась миссис Брукс.

— Где их лучше похоронить? — спросил Донал.

— Да где угодно, — сказала экономка. — Раньше много всего говорили, чтобы хоронить только в освящённом месте, да только по мне не епископ землю освящает, а тела человеческие, которые Сам Господь сотворил. Где угодно Богу человека в землю положить, то место и святое, хоть души в теле и нету. Взять хоть Моисея! Наверное, то место, где он однажды куст горящий увидел, для него навсегда святым осталось, хоть потом огонь и погас. Как вы полагаете, мистер Грант?