Сапфир для моей невесты - Никола Марш

Ему знакомо это чувство. Он снял галстук, сунул его в карман пиджака, висевшего на спинке стула. Расстегнул манжеты и закатал рукава. Может, снять брюки? Нет. Ей еще рано любоваться его спортивными трусами. И, довольно ухмыляясь, представив ее реакцию, стал бродить по комнате, разглядывая обстановку. Она, казалось, не соответствовала стилю Сафи. Слишком яркие подушки на диване, безделушки, вазы. Полный беспорядок у DVD-плеера.

Конечно, он видел, что она смущена и волнуется. И не стоит сейчас на нее давить. Он может подождать. Отвлекать сейчас ее от работы не в его интересах. Или все-таки сбиться с правильного пути? Тогда поможет бутылка хорошего вина? О, кажется, он не только хочет ее затащить в постель, но и прежде напоить.

Нет, прочь эти мысли. Дни кутежей остались далеко позади. Наконец его утомили бесконечные скандалы, папарацци, назойливое внимание к его персоне в Париже. Хотя надо признать, что такой образ жизни постоянно вызывал интерес к нему, и это способствовало рекламе компании, он достигал цели своими экстравагантными выходками гораздо успешнее, чем если бы просто хорошо работал. Но дело зашло слишком далеко, он уже не мог разъезжать по Европе без того, чтобы какой-нибудь дотошный репортер не обнародовал его снимки с женщиной во время тайного любовного свидания.

И он изменил свое поведение, но внешне поддерживал имидж плейбоя и мота, околачивался около Сержа, несмотря на то что оба уже не были близки, как раньше. Образ легкомысленного гуляки был предпочтительнее, чем вид неудачника, разочарованного первым провалом, который пытается исправить положение.

Родители давно списали его со счетов, как никчемного сына, и ясно было: что бы он ни натворил или какого бы успеха ни добился, уже не имело значения в их глазах. Они не протестовали против его светских выходок, пока он выполнял негласные правила, главное, чтобы не страдали интересы компании, на остальное они махнули рукой.

Он поставил цель, к которой шел постепенно, чтобы стать полноценным членом семьи Фоурдов, но для этого требовалось время. И он не спешил, вначале надо было избавиться от образа богатого плейбоя и бездельника.

После знаменитого авангардного, на грани дозволенного, шоу, которое он устроил в начале своего пути и которое дорого обошлось компании, он понимал, что главное – не спешить. Мир моды должен быть готов принять его как своего. Сейчас наступил решительный момент.

Он видел, как в Европе поднимается и нарастает волна революционных перемен в моде. Авангард еще не заполнил подиумы, но уже был в пути. Патрик собирался не только влиться в волну нового направления, но быть на ее гребне, удивив мир, как никто. И открытие филиала в Мельбурне послужит ему трамплином – удобнее случая не представится. Осталось сделать последнее усилие и добиться желаемого.

Он взял со столика фото Сапфир и Руби, обнявшихся перед гигантской смеющейся пастью входа в луна-парк. Стер легкий налет пыли со стекла. Наверное, снимок сделан спустя несколько лет после его отъезда. Руби выглядела подростком, а Сапфир выглядела старше, это была женщина, которая несла ответственность за свою сестру.

Он должен был понять раньше. Его брат и сестра после окончания средней школы тоже имели такое выражение, потому что сразу начали работать в семейном бизнесе. Они учились на вечерних курсах, приобретая теоретические знания о модельном бизнесе, а днем работали рядом с родителями. Потом все уехали в Париж, оставив его одного.

Он тогда не особенно переживал по этому поводу, хорошо, что никому нет дела, когда он возвращается из школы и кого приводит. Во всяком случае, он себя убедил в этом, хотя внутри оставалось чувство горечи покинутого ребенка.

Его семья всегда была для него виртуальной, даже когда они жили все вместе, он их почти не видел. В его двенадцатый день рождения Джером усадил Патрика напротив и сообщил суровую правду. Имея двоих детей уже в подростковом возрасте, они не ждали третьего. Более того, он был нежелателен. Ошибка природы. Им было не до него. И совет Джерома был прост. Пусть он не ждет от них того, чего они не могут дать, и его тоже оставят в покое и позволят многое.

Разумеется, они позаботились о его образовании, он учился в самой престижной школе и при желании имел возможность продолжить образование, чтобы потом войти в семейный бизнес.

Это был скорее приказ, который нельзя было игнорировать, но он получил на выпускных экзаменах низкие баллы и понял, что ему скорее нравятся творческие профессии.

И когда он присоединился к ним в Париже, был полон желания доказать, что нужен им. Ему дали свободу, чтобы продемонстрировать свои способности там, где он хочет, но это кончилось плачевно – большими убытками для компании.

И он потерял уважение родителей. Хотя Патрик потом старался добросовестно выполнять все возложенные на него обязанности, они не замечали его усилий. Конечно, ему выделяли, как и всем сотрудникам, годовой бонус, но оставались к нему равнодушны, и его надежда, что они заметят, какой вклад он вносит в общее дело, потерпела крах.

И вдруг он понял, что ничего не докажет, пока не будет иметь своего филиала и не станет лично им руководить. Его родители не искали новых линий и перемен, им было достаточно уже заработанного имени и марки компании, они лишь слегка изменяли привычный стиль, получали прибыль и были довольны. Он жаждал перемен, новизны, они хотели одного – получать прибыль от уже наработанного.

А он хотел выделиться, хотел стать известным.

Сначала он уговорил их открыть филиал в Мельбурне и ради этого постарался, сделал лучшее шоу на весеннем показе в Париже. Так он заработал право вести самостоятельную жизнь. Но сомнения грызли его, правильно ли сработала интуиция, если нет, его ждет очередной провал, из которого ему уже никогда не выбраться. Но кто не рискует…

Родители не уговаривали остаться, они и глазом не моргнули, когда он заявил о своем желании уйти. Сначала было сказано: «Обсудим это позже». Потом, хорошенько подумав и взвесив ситуацию, родители разрешили ему открыть филиал в Мельбурне и руководить им.

Если они считали, что его удовлетворит роль генерального и утихомирит амбиции, они ошиблись. Он хотел полной свободы и готов был нести ответственность, он хотел проявить себя, наконец. Он хотел пойти своим путем.

И тогда у него появился план действий.

– Не знаю, как ты, а я зверски хочу есть. – Сапфир бесшумно вошла в комнату, босиком, с распущенными волосами, в старых джинсах и свободном топе. Он поспешно поставил на место фотографию, чтобы скрыть дрожь в руках, так хотелось схватить ее в объятия.

Она нахмурилась, увидев, что он рассматривает старую фотографию. Но ничего не сказала.

– Я хочу заказать ужин, приглашаю присоединиться.

Надо уходить. Удирать, всю ночь работать, чтобы выгнать из головы ее соблазнительный образ. Он должен помнить, как важно предстоящее шоу, не время заводить романтические отношения, это все может испортить.

– Звучит неплохо, – услышал он свой голос, ругая себя за слабость, которую испытывал к этой необыкновенной женщине.

– Хочешь что-то особенное? – Она взяла со стола меню нескольких ресторанов, и подняла на него взгляд, когда он промолчал.

В одной руке она держала меню индийской кухни, в другой – тайской. Но он испытывал совсем другой голод. Его взгляд постепенно поднимался от кончиков ее пальцев вверх. Задерживаясь на вводивших в искушение изгибах, дошел до небольшой упругой груди и, наконец, встретился с ее глазами.

Он ждал в них приговора и осуждения, никак не ответного огня, который не оставлял сомнений в том, что она испытывает те же чувства. Он хотел услышать от нее самой, что она тоже хочет его, потому что это она должна принять решение. Он хотел бурного секса, но этого ли она ждет?

Сафи была сосредоточенна и серьезна, и это смущало Патрика.

Он никогда не смешивал бизнес с удовольствием, отклонив немало возможностей заняться сексом с моделями, женщинами-менеджерами, был случай, когда отказался ответить на призыв потрясающей женщины, генерального директора конкурирующей с ними фирмы. Не хотел усложнять жизнь. Но с Сапфир все было иначе. Он сжал пальцы в кулаки, сдерживаясь, понимая, что, если сейчас приблизится к ней, остановиться уже не сможет.

А если ему только кажется, что в ее глазах он видит такой же откровенный, неприкрытый призыв к действию? Он ждал, затаив дыхание, и, когда она прервала затянувшуюся паузу, облегчено выдохнул.

– Я люблю тайскую кухню.

Не такие слова он надеялся услышать. «Я хочу тебя» – вот что она должна была сказать и дать ему зеленый свет. Но Сафи уже изучала меню. Повиноваться импульсу и начать штурм? Так бы он и поступил раньше, в те веселые деньки, когда закатывал скандальные вечеринки, и все его обожали именно за решительность и импровизацию.

Он должен взять себя в руки, не дать разрастись чувству, которое захватывает его все сильнее. Последующие тридцать дней мысль о том, как затащить ее в постель, будет мешать ему работать.