Завещаю вам жизнь. - Владимир Прибытков

— А про телеграмму от восемнадцатого октября ты забыл?

— Нет, не забыл. Но она одна из многих. Пока еще до нее доберутся!

Боюсь, что до нее доберутся довольно скоро.

Пессимист. Раньше мы войдем в Берлин. Теперь после удара под Москвой, немецкая армия не оправится А летом мы сами начнем...

Алферов отмалчивался.

Все корреспонденты сообщали о переброске на фронт новых частей гитлеровской армии, о разработке в Генеральном штабе вермахта планов нового мощного наступления.

Телеграммы Центра, посылаемые «Альфе», содержали требования возможно быстрее и точнее установить, на какое время, какими силами и на каком направлении намечают в оберкоммандовермахт осуществление новых операций.

И к маю сорок второго года план весенне-летней кампании фашистской армии, созданный в тайная тайных Генерального штаба Гитлера, в основных чертах стал абсолютно ясен.

В телеграммах «Альфы» перечислялись не только пехотные, танковые и авиационные дивизии, сосредоточенные для броска к Волге и захвата Кавказа, но и фамилии немецких военачальников, которым поручалось проведение операций, и предполагаемые места размещения гитлеровской ставки и других важнейших штабов немецкой армии.

Теперь крайне важно было узнавать о каждом изменении в плане, которое могло возникнуть в ходе боев.

И как раз в это время связь с «Альфой», с «Р-35» прервалась снова.

...Миновали тяжкие бои под Харьковом. С задержкой, но немецкое командование начало наступление на Сталинград и на Северный Кавказ.

— Как же быть с «Альфой»? — спрашивал Васильев.

Он понимал рискованность посылки еще одной телеграммы, но предлагал Алферову подумать о засылке в Германию радиста для «Альфы».

— В свое время предлагалось сообщить ей адрес резервного радиста и пароль к нему, — ответил Алферов. Тогда эту мысль почему-то отклонили. Это была первая ошибка. Второй ошибкой я по-прежнему считаю телеграмму в Брюссель. Связывать различные группы, давать в телеграмме адрес — значит минимум утроить опасность для разведчика. Согласен - положение было исключительное.

— Но не стоит делать третьей ошибки. Если посылать радиста, то ему придется снова назвать подлинное имя «Альфы» и ее адрес. А если радист будет схвачен гестапо?

— Все это ясно, — с досадой отвечал Васильев. — Но разве есть другой выход?

— Я считаю, что надо выждать, — твердо отвечал Алферов. — Может быть, группа наладит связь без нашей помощи. Надо выждать. Тем более что меня тревожат последние телеграммы «Гелы»..

— Связь нужна как воздух, — возражал Васильев. — Без конца выжидать мы не имеем права. И давай без паники.

Алферов и не думал паниковать. Но в последние дни случилось такое, что он не находил себе места. На сердце легли камнем тяжелые подозрения. Они не давали покоя.

«Встречная колонна грузовиков наконец протащилась мимо. Шофер пошел на обгон попутных. Бьющий в кабину воздух стал упругим и холодным. Белые столбика шоссейного ограждения, высвеченные синим, призрачным светом подфарников, замельтешили вдоль обочины из ничего возникая и в ничто уносясь

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Хабекер за восемь часов допроса так и не открыл их карт. Ходил вокруг да около.

Расспрашивал о работе в «Берлинер-тагеблатт», ни за границей, о знакомых по Варшаве и Праге.

— фрейлейн Штраух, — сказал он в самом начале, — я хочу, чтобы вы рассматривали арест как желание государства оградить вас от очень больших неприятностей. Лично я не сомневаюсь в вашей лояльности, больше того, — в вашей преданности нации. Вы же чистокровная немка! И отзывы, которые я собрал, говорят в вашу пользу. Значит, вы можете и должны помочь мне.

— В чем, господин следователь? — спросила она.

— В установлении истины, — сказал Хабекер. — Я хочу понять, как и почему один из предателей узнал ваше имя и почему он называет вас своей помощницей.

— Я могу узнать, кто это?

— Конечно, — сказал Хабекер. — Это некий лейтенант ВВС Генрих Лаубе. Между прочим, внук адмирала фон Шенка... Вы его знаете?

— Адмирала фон Шенка?

— Нет, его внука.

— Слышу его фамилию впервые. У меня нет столь аристократических знакомых.

— А этого человека вы никогда не видели?

Следователь достал из стола фотографию мужчины

лет тридцати пяти. Фотографию явно любительскую, размером девять на двенадцать. Лицо мужчины, закуривающего сигарету, снято крупно, в трехчетвертном повороте. Высокий, чистый лоб, зачесанные назад вьющиеся волосы, крепкие зубы, запавшие при втягивании дыма щеки. Лицо интеллигентного человека. И руки, прикрывающие огонек спички, — узкие, с длинными пальцами.

— Это и есть Генрих Лаубе? — спросила она, открыто поглядев на следователя.

— Вы никогда не видели этого человека? — повторил свой вопрос Хабекер.

— Никогда, — решительно сказала она.

Хабекер неторопливо спрятал фотографию в стал.

— Странно. — протянул он. — Очень странно!

— Господин следователь, — сказала она. — Если какой-то предатель, как вы выразились, назвал меня сообщницей, он должен был привести факты, подтверждающие чудовищное обвинение! Приведите эти факты мне. Я их без труда опровергну.

Хабекер провел рукой по серым волосам.

— Видите ли, фрейлейн Штраух, — задумчиво сказал он, — мы тоже не сомневаемся, что Лаубе лжет... Но мы хотели бы узнать, откуда ему стало известно ваше имя и главное, ваш адрес.

— Мой адрес?

— В том-то и дело. На допросе он назвал ваш адрес. Согласитесь, что адрес совершенно незнакомого человек никто не назовет.

Уверяю вас, господин следователь, что я совершенно не знаю этого Лаубе! — сказала она, стараясь понять, к чему клонит Хабекер. Они смотрели в глаза друг другу. Хабекер — почти сочувственно, вроде бы озадаченны! искренностью и спокойствием арестованной, она — с деланой озабоченностью, внутренне успокаиваясь, ибо казалось, что следователь находится на ложном пути: она действительно не знала внука адмирала фон Шенка, ни когда не видела его. Да и Генриху Лаубе вряд ли известен ее адрес. Только в одном случае Лаубе мог узнать то - если через него пытались установить связь. Но почему в таком случае Лаубе не встретился с нею? невероятно, чтобы он узнал имя и адрес в день ареста когда уже не оставалось ни часа времени. Полностью исключено! Следователь лжет.

— Видите ли, фрейлейн Штраух, — медленно, по-дружески сказал Хабекер, — остается предположить только одно...

— Что именно, господин следователь?

— Именно то, что Лаубе кто-то назвал ваше имя и ваш адрес.

— У нас нет общих знакомых!