Завещаю вам жизнь. - Владимир Прибытков

Редер уставился на взволнованного следователя.

— В ваших рассуждениях что-то есть, — сказал Редер. — Определенно что-то есть, Хабекер. Может быть, и так... Но где гарантия, что у Штраух все же нет контактов с группой Лаубе? Где гарантия, что она тотчас же не сообщит в Москву о провале подполья?

— Такой гарантии, конечно, нет, — согласился Хабекер. — Но...

— Поэтому мы все же арестуем фрейлейн Штраух, твердо перебил Редер. — А над ее квартирой установим наблюдение? Если на квартире удастся задержать связного или радиста — это сразу даст вам в руки все козыри.

— Понимаю. Но у Штраух может оказаться совсем не та агентура, что у Лаубе.

— Не беспокойтесь. Все лица, так или иначе связанные со Штраух, уже взяты под наблюдение. Выезда из Германии никто из них до окончания процесса не получит. А тех, кто проявит нервозность, я пришлю к вам, Хабекер. Вас это устроит?

— Вполне, господин советник. Но у меня есть еще один план.

— Какой же именно?

Хабекер подергал себя за сустав указательного пальца левой руки:

— Все же телеграмма — страшная улика, господин советник. Она может потрясти фрейлейн Штраух. И если мы не ошибаемся, если она резервный резидент и до сих пор не принесла рейху никакого вреда, то может быть..

Редер поднял голову:

— То есть, вы думаете..

Я думаю, можно попытать счастья, господин советник. Если фрейлейн Штраух согласится, служба безопасности получит ценного двойника. А согласиться есть резон. Ведь можно сказать, что текста телеграммы вполне достаточно для вынесения смертного приговора...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Тихий, теплый сентябрьский день обещал закончиться непогодой.

К вечеру над редким кучинским леском начали вспухать черные, с пепельными краями тучи. На поселковые улочки несколько раз налетал вихрь. Он сотрясал забор, деревья и домики, срывал с дощатых сарайчиков толевые крыши, взметал их до вершин поселковых сосен, но вдруг утихал, ронял клочья толя на землю. Тучи стояли уже в полнеба.

А потом повеяло холодом, и, пока темнело, пока тучи как-то неприметно слились с ночным небом, их разнесло и вверху замерцали звезды.

***

В 22.30 на кучинском радиоцентре произошла смена. Места у аппаратуры заняли «ночники».

Капитан Алферов приехал за пять минут до сеанса с «Р-35».

Радист уже проверил питание, положил перед собой журнал записи телеграмм. Алферов сел рядом. Оставалось полторы минуты.

Радист щелкнул тумблером. Шкала диапазонов засветилась нежно-лимонным светом. Частотный режим?.. Настройка? В порядке. Тридцать секунд. Двадцать. Девять...

Радист не шевелился.

Алферов слышал: в эбонитовых наушниках мерно шумит, иногда в них врываются свист, щелканье, йотом снова шум, шорох, словно сыплют зерно из кузова машины. Алферов ждал.

Незримая гора зерна росла и росла, а он ждал. Ничего.

Только шорох зерна.

Алферову сделалось душно, будто он и впрямь дышал густой хлебной пылью, забивающей нос и рот, закупоривающей легкие.

Ничего.

На часах двадцать три ровно. Ничего.

В наушниках шум, писк чужой морзянки. Последние минуты иссякали, как вода, вылитая на сухой песок.Последняя капля. Темный след сырости. Точка. Все.

Ровно в 23.00 радист выключил приемник, виновато покосился на Алферова и стал записывать в журнал, что «Р-35» 12 сентября на связь не вышла.

Подобных записей с мая накопилось слишком много. Наверное, даже радист понимал: с «Р-35» неблагополучно.

Алферов вышел в коридор, долго курил, бросая окурки в зеленую уличную урну, поставленную в углу коридор ра. потом вернулся в зал: в 22.30 начинался сеанс с «76». На этот раз связь была точно в установленное время. Повеселевший радист торопливо записывал длинные колонки цифр, передаваемых неизвестным корреспондентом.

Алферов напряженно глядел на быстрый карандаш не возникнут ли на бумаге в самом конце передачи три страшные семерки — сигнал опасности и провала. Но семерки не появились.

Вместо них, как всегда, возникла привычная комбинация цифр, означавшая для Алферова псевдоним корреспондента: «Гела».

Алферов оглядел зал. Еще несколько радистов вели прием, а другие либо продолжали передачи, либо готовились к ним.

Результаты их работы станут известны только утром. А до утра придется терпеть. Ничего не поделаешь, придется терпеть.

Алферов поднялся со стула.

— Спасибо, сержант, — сказал он радисту.

Выбравшись на горьковское шоссе, шофер попытался обогнать колонну грузовиков, но навстречу, мигая синими подфарниками, шла другая колонна, и «эмке» пришлось притереться к обочине, ехать в общем потоке.

Опустив боковое стекло, выставив наружу локоть, Алферов рассеянно наблюдал за рубиновыми вспышками стоп-сигнала передней машины.

Алферов не спешил, лишние полчаса ничего не меняли, но медленный ход машины вызвал досаду. Автомобиль и медлительность — это было алогично, а Алферова возмущало все алогичное, все противоречащее здравому смыслу, не отвечающее своему назначению.

— Трудно тебе, брат, на свете жить! — говаривал майор Васильев. — Не умеешь ты принимать вещи, какими они есть. Трудно!..

Шофер поерзал на сиденье, выглянул из машины.

— Чистая пробка! — сказал он. — Хорошо, не сорок первый, а то немец сейчас дал бы прикурить!

— Да, да, — рассеянно ответил Алферов. — Ничего...

Он испытывал такое же чувство тревоги, досады и недоумения, какое пережил, когда «Р-35» впервые не вышла на связь с Центром.

Это случилось на исходе первого месяца войны.

Точнее — 27 июля.

Да, это случилось 27 июля.

Не многие в те дни знали о положении на фронтах столько, сколько знали Алферов и его товарищи по службе. И очень немногие, подобно им, знали, что еще с декабря сорокового сначала «Альфа», а позднее Рихард Зорге — все сообщали о лихорадочной подготовке Гитлера к нападению на СССР.

6 февраля «Альфа» телеграфировала, что в Польше сосредоточено 120 фашистских дивизий, а запасные аэродромы в Восточной Пруссии и в других восточных областях Германии занимаются бомбардировочными эскадрильями. По сведениям, добытым «Зеро», нападение на СССР намечалось на промежуток между 15 мая в 15 июня.

Вплоть до роковой ночи 22 июня «Альфа» продолжала приводить новые факты подготовки гитлеровцев, раскрывала планы ОКБ*.

Перепроверка и сама жизнь подтверждали правильность ее информации.

Если «Альфа» писала, что немецкое командование требует у Гитлера отменить с целью маскировки передислокации военных частей совещание советско-германской комиссии по границам, — такое совещание действительно отменялось.