Завещаю вам жизнь. - Владимир Прибытков

Вплоть до роковой ночи 22 июня «Альфа» продолжала приводить новые факты подготовки гитлеровцев, раскрывала планы ОКБ*.

Перепроверка и сама жизнь подтверждали правильность ее информации.

Если «Альфа» писала, что немецкое командование требует у Гитлера отменить с целью маскировки передислокации военных частей совещание советско-германской комиссии по границам, — такое совещание действительно отменялось.

Если сообщала, что Гитлер, боясь нарушить тайну подготовки к войне с СССР, намереваясь впоследствии разгромить и Британскую империю, резко высказывается против немедленного нападения Японии на восточные границы Советского Союза, намерен потребовать от Японии активизации в районе Атлантического океана и нападения на Сингапур, — то выяснялось, что в Токио вскоре посылался государственный советник Вольтат для ведения соответствующих переговоров...

Донесения «Альфы» день ото дня принимали все более взволнованный характер.

25 апреля, известив, что германская армия в данный момент насчитывает со вновь призванными 8 миллионов человек и что из этих 8 миллионов 4,7 миллиона находятся в сухопутных войсках, а 1,7 миллиона в авиации, приведя высказывание Кальтенбруннера о том, почему сейчас Германии необходимо напасть именно на СССР, а не вторгаться на Британские острова, «Альфа» написала:

«Во всем наблюдается подготовка к большому конфликту.

* ОКВ сокращенное наименование — высшее командование вермахта.

У вас не должно быть никаких сомнений. Гитлер иногда пересматривает свои политические планы, но он никогда не проваливал и не пересматривал планов военных! Держите глаза открытыми! Не обманывайте себя!..»

Брюссель, Париж и Цюрих тоже нервничали.

Майор Васильев глубокомысленно замечал:

— Похоже, на нас пытаются воздействовать громкими фразами. Это настораживает.

Алферов пытался возражать:

— На нас пытаются воздействовать прежде всего фактами!

Васильев наклонял лобастую голову, водил карандашом по блокноту:

— Да, фактами... Которые, однако, подкрепляют громкими фразами.

Отрывал разрисованный листочек, комкал, бросал в корзину, устало смотрел Алферову в глаза:

— Слишком велика ответственность, возлагаемая на нас, Сергей Владимирович! Нельзя тут с кондачка... А если это англо-французская провокация?

В ту весну Васильев осунулся, научился курить.

Узнав в субботу, 21 июня, о звонке «Гнома» и его просьбе немедленно встретиться, приказал идти на явку.

Алферов и «Гном» сошлись без пятнадцати шесть возле памятника Пушкину.

«Гном» выглядел больным: в глазах лихорадочный блеск, ко лбу прилипла русая прядь.

— Завтра, — сказал он и только после этого протянул руку. — В два часа ночи.

— Прогуляемся, — сказал Алферов.

Они спускались по боковой аллее к скверу! Скамеечки были заняты разморенными жарой пожилыми людьми. Возле Камерного театра прохаживались молодые люди, ожидавшие приятельниц, только что оставшиеся без билета. Ветер перебирал листву старинных лип. По песку аллеи, по скамьям, по прохожим проходила зыбь солнечных пятнышек. Возле большого серого дома нагружали домашним скарбом грузовик: кто-то выезжал на дачу.

— Доклад вложен в газету, — сказал «Гном», передавая номер «Комсомольской правды». — В посольстве жгут документы, готовятся к интернированию. Посол навестил сегодня Молотова. Вернулся очень обеспокоенный. Но это конец. Приказ не отменят.

— Я сейчас же доложу начальству, — сказал Алферов.

Мне остается верить, что эти годы не прошли даром. Что наша группа сделала все возможное... Разбейте наци! Разбейте сразу! Это позволит избежать лишних жертв!

Я очень благодарен вам за самоотверженность

— Надо покончить с Гитлером, и Германия возродится свободной! — не слушая, сказал «Гном».

— Да.

«Гном» отер лоб платком.

— Каков будет приказ? — спросил он. — Я должен возвратиться в Берлин или?..

Я найду способ связаться с вами, — ответил Алферов, у которого еще не было приказа.

Они постояли у газетной витрины, делая вид, что читают, попрощались, и «Гном» ушел первым, свернул вправо, к трамвайной остановке, затерялся в толпе, Алферов пересек бульвар и на углу, возле продмага, взял служебную машину.

Васильев, прочитав доклад «Гнома», немедленно направился к генералу.

Алферов вновь увидел его, встревоженного и мрачного, лишь в первом часу ночи.

А в два, как и доносил «Гном», началось... Внезапный перерыв в связи с группами «Альфы» и «Гела», случившийся почти одновременно, ничего хорошего не сулил.

Дни шли, связь не восстанавливалась. Алферов каждое утро переставлял на карте фронтов алые и черные флажки.

Алые приходилось отодвигать на восток. И если на севере и на юге это передвижение выглядело почти незаметным, то в середине карты они отодвинулись далеко. Черные флажки обступали Ленинград, перебирались через Волхов, вонзались в Великие Луки, Смоленск, Рославль и Новозыбков, в Днепропетровск и Кривой Рог, в Херсон и Николаев, нависали с северо-востока над Одессой.

Иногда Алферову казалось, что дуга алых флажков похожа на тетиву гигантского, выбирающего цель лука. Тетива все натягивалась, и должен был наступить когда-то момент, подходящий для того, чтобы невидимая рука, держащая эту тетиву, отпустила ее...

Этого момента ждали, на него надеялись. В двадцатых числах июля Алферов ехал в переполненном трамвае от Зубовской к Арбату.

— Эти гитлеровские успехи ничего не значат, — доказывал своему соседу пожилой мужчина, потрясая в воздухе свернутой газетой. — Это стратегический ход нашего командования, если хотите знать! Противника заманивают, отступая на заранее подготовленный рубеж. А как Дойдут до старой границы — тут и точка. Так вдарят, что Гитлер аж до Берлина покатится без остановки! Правильно, товарищ военный?

Пожилой мужчина смотрел на Алферова, доверчиво улыбаясь и ожидая немедленного подтверждения своим словам.

— Разобьем, разобьем! — с улыбкой же ответил Алферов, уклоняясь от прямого ответа, и стал проталкиваться к выходу.

Не мог он сказать наивному пассажиру, что укрепления на старой границе демонтированы, что надеяться на мифический «рубеж Сталина», о котором толковали в Москве и в армии, не приходится, что положение гораздо серьезней и опасней, чем представляется многим.

— Восстановили связь с «Гелой» и «Альфой»? — спрашивал генерал.

Приходилось отвечать односложным — нет. Генерал молчал, но это молчание было тягостным. А черные флажки не стояли на месте. Они надвигались, они подступали к самой Москве, и радиоперехваты доставляли изложения речей Гитлера и Геббельса, назначавших сроки падения советской столицы.