Женщина, которая в Теме - Эрик Романидис

Петрос: Хм-м… Простите, а вы уверены, что она не…

Джордж: Что? А-а-а… Нет, конечно, нет. Фотини не лесбиянка. Уж что-что, а это я в бабах сразу вижу. Она не такая. Ты дальше слушай, она мне там целую лекцию прочитала. Остановилась посреди улицы и начала. Я, говорит, гордая гречанка, наследница великой культуры. Не забывай, что в моих жилах течет кровь непобедимых воинов, великих поэтов, героев и древних богинь. А вы, говорит, варвары, способны только разрушать и уничтожать. Грабить, насиловать, а потом пировать на золотом троне среди награбленного – вот предел ваших мечтаний. Но только попробуйте протянуть свои жадные лапы ко мне, и вы их вмиг лишитесь. Так и сказала. А потом распахнула куртку, а у нее на поясе кинжал висит. Видно, что очень старый, ценная штука, семейная реликвия, наверное. Звучит смешно, но поверь, я там был, смотрел ей в глаза, слышал, как она все это говорит, и мне смешно совсем не было.

Петрос: Она так серьезно относится к своей культуре?

Джордж: Да, и я решил на этом сыграть. Думаю, варвар, говоришь? Ну я сейчас тебе покажу варвара. Я ведь не просто гора мускулов. Я вообще-то в Лондоне Королевскую академию драматического искусства окончил! И в Москве еще факультет физкультуры и спорта! Так что кое-что умею! Вот, решил ей показать, что я греческую культуру тоже знаю и уважаю. Не хуже некоторых!

Петрос: И каким образом вы это сделали?

Джордж: Я решил станцевать для нее. Как раз там на улице рядом пара стариканов сидела, с бузуки и гитарой. Уличные музыканты местные. Я им в коробку кинул бумажку в сто евро и говорю – давайте, отцы, играйте сиртаки, и повеселее. У них аж глаза на лоб полезли. Но заиграли отлично. Я вышел на середину улицы и начал танцевать. Ну, в общем, не хочу рисоваться, но станцевал я здорово, широко, с подачей. Уже как раз стемнело, по-местному быстро, словно свет выключили, фонари везде зажглись, запахло пряным и жареным из забегаловок, а я отплясываю в мелком портовом городишке, посреди улицы. Народ собрался, все смеются, хлопают.

Я смотрю краем глаза на Фотини – а она стоит со скучающим видом, ногти разглядывает. Ах вот как, думаю, ладно, скучно тебе? Сейчас привлеку внимание. Там рядом дорога была перекрыта бетонными блоками, здоровыми, килограмм по двести. Короче, я взял один из этих блоков и поднял на толчок. В толпе все ахнули. Рубашку, правда, всю изгадил, но, думаю, ничего. Вытащил этот блок на середину и грохнул прямо на мостовую. Залез на него и махнул музыкантам, чтобы в два раза быстрее вдарили, а сам пошел плясать джигу. Зрители аж завопили от восторга. Я разошелся, вспомнил свою службу на Кавказе и перешел на лезгинку. Чеченский волчий ход, меня научил один приятель – так никто не умеет! Никогда так круто не танцевал, даже взмок весь.

Смотрю – ну как? А Фотини нет. Ушла. Взяла и ушла! Представляешь? Меня будто в холодную воду окунули. Слез я со своей сцены, кинул музыкантам еще сотку и поплелся сам не знаю куда. Меня все по плечу хлопают, восторгаются, выпить зовут, а я иду, ни на что не реагирую. Побрел куда-то вверх по улице, мимо огней и криков зазывал. Какой-то парень на скутере чуть не сбил. Я даже не поднял головы – побрел куда глаза глядят.

Петрос: В итоге вы снова нашли ее?

Джордж: Скорее она меня. Не знаю, сколько я так бродил. Просто ходил по улицам взад-вперед, а в голове все вертелось: «Как так? Почему? Как такое вообще может быть?» Я был совершенно потерян. И вдруг слышу знакомый смех. Сперва решил, что это у меня в голове, но смех повторился, а после понял – это она зовет меня по имени, по-гречески – Йоргос. Я замер, как столб, и принялся смотреть по сторонам, и вот, клянусь, сердце у меня стало биться в два раза чаще – разглядел, наконец, что Фотини со своими подружками сидит в кабаке, внизу таверны и машет мне рукой. Захожу, смотрю на нее с опаской, все какого-то подвоха жду. Стою молчу.

Фотини улыбается мне, берет за руку и сажает рядом с собой. Я сел, не верю своему счастью, даже голова закружилась. А она мне говорит: «Сиртаки ты танцевать, конечно, не умеешь, но утешительный приз заслужил. Посиди, выпей с нами, успокойся немного. А то посмотри, на кого ты похож, рубашка грязная, весь потный, глаза, как у бешеного осла». А ее подружки сидят напротив, хихикают. Вдруг Фотини берет мою руку, гладит нежно и улыбается хитро как-то. Я думаю, да неужели! Дала трещину! Правильно, Егор Ротор всегда своего добивается!

И тут она говорит: «Но сначала ты должен пройти испытание…» «Это какое еще испытание?» – спрашиваю я. «Ты должен доказать, что ты настоящий мужчина, что ты не боишься боли». И смотрит на меня лукаво. Я даже засмеялся от неожиданности. Уж что такое боль, я знаю. Я выигрывал бои с тяжелым рассечением, после нескольких нокдаунов, скрипя зубами. Всякое бывало. Да и в спецназе в этом плане служба была не сахарная. Чем она может меня удивить? Но смеялся я недолго.

Петрос: Что-то произошло?

Джордж: Да. Произошло. Она взяла со стола свечку и неожиданно вылила воск из подсвечника прямо мне на руку, на тыльную сторону кисти, вот сюда.

Петрос: И что?

Джордж: И я словно нырнул куда-то далеко далеко… В свою собственную глубину… Черной воды и красного огня…

Огонь… вода… дрожащие языки пламени и тихий плеск волн… боль и сладость…

Воспоминания накатили, как водопад, закрутили, словно в огненном вихре.

Он тощ и жилист. Кое-кто, не видя его голый торс под майкой, усмехаясь, называет «доходягой», но он и его тренер знают – еще пара сезонов, и на месте веревочек мышц вздуются мощные мускулы, а удар будет сокрушающим. На первом курсе факультета физической культуры и спорта все такие – пока еще гадкие утята, неловкие, неповоротливые, косолапые, кто-то резко вытянувшийся и не знающий, что делать с такими длинными руками и ногами, кто-то, наоборот, еще по-детски пухлый и мягкий. К концу обучения все они превратятся в ладных и стройных спортсменов, кто-то станет чемпионом, кто-то довольствуется долей тренера…

Он резко трясет головой и выпрямляется. Нет! Он не будет простым тренером. Его судьба – ревущий зал, огни и канаты ринга. Он будет чемпионом, он станет победителем Олимпийских игр! Нет, он мыслит трезво, и не рассчитывает на лавры Мохаммеда Али, и готов, что его имя не будет вписано золотыми буквами в историю бокса, – ему достаточно толпы поклонников и кучи денег!

Но пока…

Он вздыхает и, поморщившись, потирает поясницу, окидывая взглядом грядки лука. Уже сутки он торчит в этой деревне, вместе со всем институтом посланный на помощь в учебное хозяйство – на уборку лука. Длинные, бесконечные грядки, уходящие, кажется, до горизонта. Похоже, местные фермеры так и не притрагивались к своим посадкам, ожидая студентов, – грядки сплошь заросли густыми, разлапистыми сорняками, через которые еле-еле жалостливо проклюнулись тоненькие, слабые стрелки лука.

Четыре часа назад он совершил тактическую ошибку, непростительную для будущей звезды бокса. Сколько раз тренер говорил ему: «Не торопись, береги силы, экономь, вымотай противника, прощупай его, не кидайся в бой, если не знаешь, с кем имеешь дело!» Конечно, вымотать или прощупать сорняки он не мог, но не нужно было так спешить и с таким остервенением пропалывать грядки! Ну да, да, хотелось утереть нос местным парням и произвести впечатление на девчонок: мол, это не городская неженка приехала, а крутой парень, который всех переплюнет, всем докажет…

Поясницу резко простреливает острой болью, и он едва слышно стонет. Ни одна тренировка, даже после долгого перерыва, не заканчивалась для него настолько натруженными мышцами, трясущимися руками, подгибающимися ногами и ноющей спиной. Четыре часа простоял в позе буквы кси, остервенело дергая сорняки и делая скучающее лицо – и вот теперь ощущает себя старой больной развалиной.

– Эй, городской! – окликают его сзади.

Немного помедлив, словно ему лень, он осторожно оборачивается. Но коварная спина снова отдается болью, и ему стоит огромных усилий не взвыть или хотя бы не поморщиться.

Перед ним стоит местная девушка – кажется, он видел ее утром, когда они всей группой выгружались из автобуса. Девчонки сидели рядком на лавочке и громко смеялись каждый раз, когда новый студент спрыгивал со ступеньки на землю. Самое странное, что при этом они не отпускали никаких колких замечаний или едких прозвищ – просто задорно и весело смеялись. Ему стоило тогда немалых усилий не покраснеть и не начать судорожно искать что-то порванное или запачканное у себя на одежде.

Вот и сейчас он пытается сделать каменное лицо и принять вальяжную позу.

– Да? – равнодушно отзывается он.

– Городско-о-о-ой, – нараспев тянет девушка, наклонив голову к плечу и прищурившись. – А приходи к нам вечером на костер.

– На костер? – глупо переспрашивает он, пытаясь найти в этом предложении подвох.