Какаду - Патрик Уайт

Не будет он думать. Он начал что-то мурлыкать себе под нос - и умолк. Вдруг услышит кто-нибудь "нежелательный".

Озеро - днем всегда такая спокойная, скучная, даже коричневая вода сейчас все мерцает под луной, кажется, будто оно покрыто инеем. Тим сунул руки в карманы, с радостью нащупал нож. Луну на время окутало облако, и воды стали свинцовые. Т-труп? Да, и к тому же голый, плывет лицом вниз, его скрывает, но лишь отчасти, ширма из тростников. Тим тихонько поскулил и дважды повернулся на месте вокруг своей оси. Большое раздувшееся тело, наверно женщина, это еще хуже.

Только раз он видел голую женщину, да и то это была Кыш Ле Корню, шла у себя в саду по дорожке в чем мать родила, а он в тот вечер залез на Фиггисову магнолию, глядел на попугаев. Всякий, кто ходит нагишом по саду всего в двух шагах от улицы, подставляет себя под пулю. Или уж совсем надо с катушек долой. Кивер Ле Корню!

Конечно, никому он не скажет, что он сейчас увидел. Никто не узнает, что ему попался труп. Но самому-то надо хоть глянуть. Он взял палку и ткнул в одно вздувшееся место. Ни на что это не похоже, но ясно - мертвечина. Облако уплыло, и в лунном свете тело оказалось совсем зеленое, видно, порядком побыло в воде.

Он опять ткнул палкой, и штука соскочила. Скользнула и скрылась в тростниках: старая резиновая камера от мяча - должно быть, кто-то ее выбросил или не потрудился выудить из воды.

Сразу так полегчало, он даже не удержался, пикнул каплю-другую. И приятно стало оттого, что в штанах тепло.

Если он испугался, так ведь ночь, а ночью все кажется таким преувеличенным. Не испугался же он в тот вечер, когда Фиггис убил Дейворена и попугаев, хотя тогда все было на самом деле. А сегодня такое все таинственное, оттого-то он чуть не взвыл. Думал, привиделось, а это всамделишное.

Он пошел дальше. В тени кустов сидел какой-то дядька.

- Эй, сынок, как тебя кличут?

- Том.

- Поди-ка сюда, Том, - сказал человек. - Есть для тебя подарочек.

- Чего?

Не желает он никаких подарочков; он пошел дальше, а дядька еще долго ругался.

Шел он, шел и набрел на нескольких теток, они удобно устроились на ночь, завернулись в газеты. Тут же стояли их сумки на колесиках и отбрасывали на траву пухлые тени.

- Иди к нам, Дик, - позвала одна тетка. - Найдется местечко для славной подушечки. Прижмемся все друг к дружке, будет спать уютней.

Другая тетка засмеялась. Лица у них такие загорелые, при свете луны прямо черные.

- Не. Мне еще далеко.

Даже на расстоянии он слышал, какой от них исходит дух: пахло немытым телом и спиртным.

- Ну и фиг с тобой. Иди на фиг, - напутствовала первая.

Он прошел мимо, но слышно было, как они обминают или перекладывают газеты и ворчат.

Он бродил по парку. Чтобы чем-то заняться, начал прыгать на камне вверх, вниз, - а его тень, похожая на козла, прыгала рядом на залитой лунным светом траве.

Он чувствовал себя дурак дураком, потом заскучал. Видно, стал одолевать сон, не из-за чего бодрствовать - ни тебе убийства, ни изнасилования. Он плюхнулся подле бумажного клена, подумал, как бы не схватить ревматизм, от которого чуть не умер дядя Кев. В Норавиле.

Расхворался он ему велят лежать спокойно и пускай снег который ему положили на голову делает свое дело не то он еще помрет но я не хочу сестра не могу я живой разве нет это преступников ждет расплата а я не преступник я только выстукивал на трубе и даже не знал что это условный стук а они все равно получили сообщение но я невиновен все равно как мистер Дейворен его убили а он невиновен даже сам мистер Дейворен не может вам сказать спросите его если у вас хватит дурости час посещений и он пришел поглядеть во что превратился пациент-преступник я не мистер Дейвор а может я мистер Дейвор а может хуже чем Дейворен не может слова сказать он весь перевязанный он весь сплошь белый бинт только светлые глаза видны но может они не видят ты живое существо разве что ты тоже я вижу разве нет значит я еще не Дейворен может издавать только эти скрипучие звуки сквозь бинты не может передать сообщение возможно он не понимает условного стука он уже уходит от койки преступника топает вбок назад мимо коек тумбочек чтоб не затоптать попугаев их полно в траве.

Что-то блестит.

Наверно, выпала обильная роса. Утренний шорох влаги и птах. Горихвостки, он видел их в книге, которую родители подарили на рождество. Зяблики клюют что-то не видное под кленовыми листьями. Они не обращали на него внимания, пока он не вскочил, хотя руки и ноги у него онемели и одеревенели. Птицы вспорхнули и разлетелись во все стороны.

Тим отряхнул остатки ночного кошмара и со всех ног кинулся навстречу свету. Свет струится вокруг. Над головой всем вихрям вихрь. Под ногами громыхает земля, но не разверзается. Вот бы кого-нибудь обнять, кого попало - хоть бы и одну из тех костлявых теток, повстречавшихся ночью, или дядьку, который хотел показать свой крант. И он побежал прочь, чтоб не нарваться на неприятности. Сегодня он летел со скоростью света. Фьють! Он бы запел, да не знал что.

В конце концов он только и пропел, что свое имя, и оно разлетелось вдребезги, и еще ярче засверкало утро.

Ему девять лет, он вспомнил про это как раз перед тем, как увидел ЕГО среди примятых трав и кленового молодняка, подле озера. Тим с разбегу остановился, земля отозвалась глухим стуком.

Это был попугай. Который сперва хрипло крикнул, потом скрипуче поклекотал, наверно от старости, и потащился по мокрой траве. Его бросила стая? Или другие не рискнули остаться и поддержать то ли старую, то ли хворую птицу, побоялись нового людского предательства? Так или иначе одинокий какаду пережил невзгоды, хоть стая и улетела.

Тим Неплох забормотал, как, бывало, бормотала мать, обращаясь к больным старикам, "ах ты, мой бедный старый попугайчик", - бормотал он, и вдруг в нем вспыхнуло совсем другое чувство. Он подпрыгнул повыше, изловчился, ухватил и притянул книзу небольшую ветку. Поднатужился и отодрал ее.

А попугай все время не спускал глаз с Тима, клюв полуоткрыт, одно крыло волочится.

Незачем притворяться: похоже, птица сама себя предлагает.

Прежде, чем размахнуться и ударить, Тим огляделся по сторонам. Попугай клекотнул, казалось, скорее не от страха, не от боли, а чтобы не обмануть ожидания, и опрокинулся на траву.

Мальчишка бил, бил. Скоро все было кончено. Когда он поднял попугая, голова свисала, глаза скрылись под серыми веками.

Мальчишка опять оглянулся по сторонам, потом достал нож, чтобы снять с попугая скальп, как в книгах индейцы снимают скальп с белых. Из-под сухой кожи вытекло совсем мало крови, и вот уже лежит у него на ладони желтый хохолок.

Он пошел прочь, но вспомнил - вернулся, поднял мертвого попугая и кинул в воды озера, которое уже ослепительно сверкало и исходило испариной.

Он бежал вприпрыжку. Шел быстрым шагом. Бежал вприпрыжку. Желтый хохолок у него на ладони развевался, того гляди слетит. Пришлось сжать руку.

Он бы с радостью выкинул хохолок, но, раз уж взял его, тот вроде прилепился к нему. Едва рискнешь глянуть, приоткроешь клетку-ладонь, перышки раздуваются и сердце заколотится чаще, перехватит дыхание.

Его талисман!

Пробежал еще самую малость и очутился за воротами парка. Не войди он туда, пожалуй, никогда бы не узнал, что таится в нем самом, готовое вырваться наружу.

Мисс Ле Корню стояла, опершись на калитку. Будь она больше похожа на тех, кто ведет упорядоченную жизнь, она, наверно, взяла бы метлу и подмела тротуар перед калиткой. Но сейчас, подставясь солнцу, она склонна была поздравить себя, что она из тех, кого любители порядка считают непостоянными. Привычки и привязанности не по ее части, хотя порой ох как хочется обзавестись какой-нибудь.

Из одного глаза мисс Ле Корню пролилась слеза. Она утерла щеку, увидав, что из парка вышел мальчонка Неплох, а с другой стороны приближается Она.

С тех пор как в их жизни произошло то событие, мисс Ле Корню присматривалась к миссис Дейворен и подчас готова была заговорить с ней. Но, вспомнив, как соприкоснулись их руки в краткий миг разделенного горя, не заговаривала. Притом, похоже, миссис Дейворен наслаждается вдовством. В ту зиму она купила малолитражку и училась ее водить. Купила котиковое манто. Можно подумать, покойный муж оставил ей в наследство деньги, но ведь всем известно: деньги-то были не у него, а у нее.

Так или иначе, вот она, вдова, в котиковом манто, а малолитражку она сегодня утром оставила в гараже.

Мисс Ле Корню сжала довольно грязные руки в кулаки. Она слишком хорошо знала, что джинсы у нее драные (да еще в паху).

- Чудный денек, миссис Дейворен, - сказала мисс Ле Корню; в конце концов, почему не порадоваться, что они соседки?

Миссис Дейворен согласилась, да, верно, чудный денек.

Ее не раз тревожила мысль, что она встретит мисс Ле Корню собственной персоной и та не пожелает поддержать беседу. Миссис Дейворен часто думала, что если и вправду столкнется с Ней лицом к лицу, то заговорит о музыке, и сейчас тоже ей пришло это в голову, да, к счастью, она вовремя спохватилась.