Ардагаст и его враги - Дмитрий Дудко (Баринов)

  -- Плачьте, люди! Не оплачете светлых богов - не вернутся они с теплом, с обильем. Не оплачете заложных[19] - вернутся навьями да упырями.

   Слова лесной ведьмы звучали зловеще. Быстро темнело, и чаща вокруг наполнялась непонятными криками, стонами, хохотом. Кто кричал? Звери, птицы, лихие люди? Или навьи, злые духи-птицы? Или упыри, жаждущие крови, чтобы поддержать в себе подобие жизни? Жуткий, темный, смертоносный мир обступил людей. Кто погибал среди него - сам становился его частью. Недалеко, к северу, лежал страшный Чертов лес, где Ардагаст добыл в гробнице Семи Упырей Колаксаеву чашу, а Вышата одолел духовного владыку леса - колдуна Лихослава. Там же, на берегу Случи, Зореславич убил своего дядю - жестокого царя росов Сауаспа-Черноконного. Не рядом ли их черные души? А где души сотен тех, кто в славных походах Ардагаста не нашел даже могилы, чьи неупокоенные кости разбросаны от Карпат до уральской Золотой Горы, от жаркой Мидии до Ледяного моря?

   Суровы были лица, стройны и печальны голоса воинов и девушек. Выступил вперед молодой гусляр Пересвет, муж Меланиппы. Запел о том, как Чернобог хоронил Ярилу живьем, закрывал досками железными, щитами дубовыми, засыпал песками рудо-желтыми. Голосу певца вторили причитания Ардагунды, изображавшей Лелю, жену и сестру Ярилы. В изорванной рубахе, заломив руки и скрыв лицо распущенными золотистыми волосами, стояла царица амазонок над мертвым богом, словно Изида над Озирисом. Только ее брата-царя Ардагаста почему-то не было видно. Вдруг умолкли струны и заговорил Вышата:

  -- Люди! Не навсегда уходят светлые боги и не зря. Ушел Ярила в Мать Сыру Землю и отдал ей свою солнечную, живую силу. Вернется он к нам ярой пшеницей, густой рожью. А весной вернется и сам с зеленой травой, с теплом, дождями - святым белым всадником. Вернется и Жива-Весна: без нее ничего не родится. Она нам по весне кукушкой года считает, годам же ее жизни и счету нет. Всех богов она старше, а не старится. Воскресни, Ярила! Воскресни, Жива!

   Пересвет снова запел: о том, как восстал из могилы Ярила, сел на белого коня, освободил из чащобы Чернобожьей сестер - Лелю, Морану и Додолу, вернул им облик божеский. Гусли звучали поначалу торжественно, потом все быстрее и веселее, и под звуки их менялся сам певец. Печальный, худой, слабый с виду, хоть и при оружии - куда такому против всей Тьмы. И вот уже он - рубаха-парень, веселый и отчаянный.

   Неожиданно поднялся из гроба соломенный Ярила, бесстыдно-нагой и святой в своей наготе, а следом за ним, в простой белой одежде, с пучком колосьев в одной руке и Колаксаевой Чашей в другой - царь Ардагаст, златоволосый, смеющийся. Радостные крики огласили лес. Леля-Ардагунда сбросила рваную рубаху и осталась в белой вышитой сорочке, возложила венок на свои роскошные волосы и первой пошла в пляс вместе с братом. Выбежали к костру двенадцать русальцев с мечами и жезлами в руках, в плащах с косыми крестами - знаками Огня и Солнца. Еще громче и быстрее зазвучала музыка, и русальцы понеслись по кругу, высоко подскакивая и вертясь волчком. Скрещивались мечи, мелькали жезлы, скрывавшие в навершиях чародейные травы, страшные для нечисти. Были среди русальцев Вышата и Вишвамитра, Хилиарх и Сигвульф и другие лучшие воины росов: сармат Сагсар с сыном Нежданом Сарматичем, Всеслав, княжич дреговичей, и его друг кушан Хоршед.

   А вокруг русальского круга-кола уже шло другое - из амазонок, и вела его Ларишка. А коло поляниц окружило самое большое коло, в котором плясами все остальные, не исключая великого царя Инисмея с его аланами. Закружило, понесло оно и царевича-эллина. В Коммагене он видел, как оплакивали Таммуза, Аттиса, Адониса - беззащитного юношу, возлюбленного могучей и порой жестокой богини. Но здесь, у суровых скифов, и Адонис был воином, способным защитить мир от Тьмы. С копьем и щитом плясал Ярила-Ардагаст, а рядом с ним взлетала белой лебедью, взмахивая широкими рукавами, Леля-Ардагунда.

   Но вот разомкнулись все три кола, девушки подняли гробы бога и богини и бросили их в реку. Посыпались крепкие мужские шутки насчет того, за что именно любят бабы веселого бога. По шаткому на вид наплавному мосту веселая толпа повалила на другой берег - к зеленому еще ржаному полю. Впереди шла-плыла березка - Меланиппа. Звонкие девичьи голоса выводили:

   Где девки шли   Да поневами[20] трясли -   Тут рожь густа,   Умолотиста, уколосиста.

   Навстречу из села шла другая, столь же веселая, празднично разодетая толпа. А из густых камышей, из зеленых хлебов выбегали и проворно скрывались в толпе какие-то бойкие девушки в одних сорочках, с распущенными волосами, почему-то казавшимися в лунном свете зелеными. Вот упала в рожь березка, а Меланиппа, чью наготу скрывала лишь листва, прыгнула следом и заплясала среди зеленых волн, из которых то и дело выныривали рядом с ней, беззаботно смеясь, зеленоволосые девушки. Да это же русалки - венедские нимфы! А среди хлебов вдруг разлилось белое сияние, и все увидели светловолосого всадника на белом коне, во всем белом, с копьем и золотым щитом. Он рассмеялся легко и весело, приветственно взмахнул копьем и поехал на запад, вверх по реке. "Белый Всадник! Ярила!" - восхищенно закричали люди.

  -- И-эх! Свят наш путь! Не сбились! - с чувством воскликнул Шишок.

   Мужские голоса разухабисто затянули:

   Шел Ярила ледом,   Нес корчагу с медом.

   Заходили по рукам куски еще горячей яичницы, горшки и амфоры с хмельным медом, пивом и даже с привозным вином. Рядом с Каллиником появился Хилиарх с яичницей в одной руке и полной душистого меда глиняной кружкой - в другой.

  -- "Все живое - из яйца", - здесь это знают и без наших философов. Яйцо - это жизнь и воскресение. Помяни же тех, кто отдал жизнь за тебя, царевич!

   Взяв кружку, Каллиник плеснул медом в хлеба и вполголоса призвал души своих воинов, павших семь лет назад. Они не просто пали - разбили легионеров во славу Матери-Коммагены. Если бы отец тогда не отчаялся и не сдался римлянам... Но даже горькая память о поражении не могла сдержать волну радости, захлестнувшую душу царевича. Здесь все было, как на любимых им сельских Дионисиях: святое веселье простых честных поселян. Никто здесь не обманет, не донесет, не подсыплет яда в вино...

  -- Люди! Ярила ждет любви! Это - лучшая ему жертва. Без нее не воскреснет он, не одолеет силы Смерти! - разнесся над толпой голос Вышаты.

   Каллиник огляделся, ожидая бесстыднейшей оргии. На последнем таком развлечении у Нерона никто не счел молодого коммагенца слабым или стеснительным. Только наутро было противно, словно побывал в шкуре не то осла, не то племенного быка... Но оргии не было. Просто парочки одна за другой исчезали во ржи или в зарослях, как видно, сговорившись заранее.