Записки следователя. Привидение - Рудольф Ложнов

– Я понял. Не переживай, все сделаем как надо.

– Вот и славно! Теперь со спокойной совестью могу идти отдыхать. Ирина, раз ты ещё тут, у меня к тебе будет большая просьба не как к врачу, а как к другу: постарайся чаще, конечно, по мере возможности, быть у нашей больной. Поухаживай за ней, хорошо? Разговаривай с ней. Обещание давать не надо, и так вижу по глазам. Сообщи мне о любых изменениях её состояния. До встречи!

Из приёмного отделения больницы я позвонил домой. В нескольких словах сообщил о состоянии девчонки и обещал скоро быть дома. Я вышел из больницы и направился к воротам. Почти дошёл было до ворот, как вдруг вспомнил, что сюда приехал на машине.

Вот шляпа-голова! – выругался вслух. – Доработался! – и медленно побрёлся назад к приёмному отделению.

Первым вопросом, как только переступил порог двери квартиры, был:

– Жива девчушка? Прости, пожалуйста, что задала этот вопрос, хотя ты уже сообщил мне по телефону. Из головы она не выходит. Все думаю и думаю о ней. Ничего с собой поделать не могу. Бедняжка! Что с ней теперь будет? Станет ли она нормальной? Каково будет родителям? Это только представить надо! Такое горе навалилось вдруг!

– Евгений Иванович сказал, что жить будет, и надеется, что с ней все будет нормально, – чтобы успокоить жену, сказал я. – Что сейчас больше всего беспокоит – когда она придёт в себя. Вопрос этот пока остаётся открытым. Ещё не сделали рентген. Врачи сказали, что виной всему черепная рана головы.

– Ты завтракать будешь?

– Конечно, буду. А ты завтракала?

– Так, слегка.

– Тогда готовь завтрак, будем вместе завтракать. Ты знаешь, сегодня в больнице меня за алкаша и бомжа приняли. Что, действительно у меня вид похож?

– Это кто же такой умник нашёлся?

– Нашлись. Ладно, я сначала приму ванну. Надо же принять облик нормального человека.

Я почистил зубы и начал бриться и тут вспомнил, что не позвонил дежурному по отделу о случившемся. Закончив бриться, я вышел из ванной и набрал номер дежурного:

– Борис Алексеевич? Добрый день!

– Рудольф Васильевич, ты?

– Да. Как дежурство?

– Нормально.

– Вот и ладненько! Борис Алексеевич, посмотри-ка в журнале о происшествиях, нет ли за последние три-четыре дня сообщения о пропаже девушки возраста примерно пятнадцать-шестнадцать лет?

– Хорошо! Подожди, Рудольф Васильевич.

– Жду!

Через некоторое время дежурный ответил, что такого сообщения нет.

– Тогда записывай. Подробности, Борис Алексеевич, я сам не знаю. Что знаю, расскажу завтра. Завтра мой первый рабочий день после отпуска. Где начальство?

– Его сейчас нет в городе. Будет только вечером.

– Не забудь, доложи начальству! До завтра, Борис Алексеевич!

После ванны я лёг на диван и не заметил, как заснул. Проснувшись, я услышал разговор в кухне. Я посмотрел на часы. Часы показывали пять вечера. Проспал весь день. Я поднялся и пошёл в кухню. За столом сидели моя жена и её брат Виктор. Увидев меня, Виктор спросил:

– Ну как, выспался? Мы с сестрой сидим в кухне и ждём, когда же ты проснёшься. Будить не стали. Ты так крепко спал. Давай сполосни своё заспавшееся лицо и быстро в мою машину! Поедем к нам. Шура небось заждалась. Чего доброго, скоро она сама заявится сюда. Уже не вас искать, а меня. Она ужин готовит. Вчерашний шулюн нас ждёт. Мы его не стали выливать, когда уезжали с места отдыха. Уж очень он вкусным стал. Ты готов?

– Ужин – это хорошо! У меня с утра во рту не было ни маковой росинки. Да здравствует ужин! Да будет на ужин шулюн, который так стал вкусным! – радостно воскликнул я, садясь вместе с женой в машину Виктора. – Жаль, конечно, что ужин будет не на природе. Виктор, Шура стол накроет в доме, да?

– Нет, конечно. Все, как положено, в саду. Будет не хуже, только речки не будет, – восхвалял свой сад Виктор.

За день я так проголодался, что не заметил, как съел две порции шулюна. Шулюн действительно оказался вкусным, сделался наваристым. Когда мы хорошо подкрепились, Шура, ожидавшая нашего рассказа, не выдержала:

– Я сгораю от нетерпения, когда же вы начнёте рассказывать? Не томите! У меня еда в горло не лезет. Вы так аппетитно кушаете, просто завидую. А у меня уже нет ни сил и ни терпения. Скажите, наконец, что с вами произошло? Весь день я не нахожу себе места. Голова кругом идёт. Весь мозг кипит от всяких дум и переживаний. Что? Как? Почему? Что случилось с вами? Хожу по дому, по двору, а в голове одни и те же вопросы. Не выдержала, послала Виктора к вам. Уехал и тоже пропал. Час жду, два, а его все нет и нет. Теперь стала переживать и за Виктора, и за вас. Ещё немного, сама пошла бы к вам. Слава богу, что хоть к вечеру появились. Тяжкий груз упал с моей души, когда вас всех увидела. Вы даже не представляете, какой ужас испытали мы! Представить не можете! Просыпаемся утром, пусть даже не совсем утром, где-то часов десять. Такой хороший день! Воздух свежий. Солнце. Птицы поют. Река шумит. Глянули: ни вас, ни вашей машины нет. Вначале мы подумали, что вы, может, ещё не вернулись. Мало ли какая задержка случилась. Ждём. Не стали даже завтракать, хотя все уже к завтраку приготовили. Ждём, а вас все нет и нет. Страх и ужас начал охватывать нас. В голову полезли разные мысли. Одни страшнее других. Стало страшно. Сидим, обезумевшие, потерянные, охваченные страхом. Виктор смотрит на меня, а я на него. Молчим. Боимся разговаривать. Страх и тревога сковали нас.

Первым пришёл в себя Виктор. Он обошёл поляну, подошёл к реке. Осмотрел. Никаких следов, никаких признаков. Вернулся ко мне. Постояв несколько минут возле меня, не произнося ни одного слова, направился к нашей машине. Открыл дверцу и вдруг как закричит: записка! Прочитав записку, мы немного успокоились, но настроение в нормальное состояние не вернулось. В записке вы ничего не сообщили, почему уехали. Это нас поставило в тупик. Тревога и беспокойство снова усилились. Продолжать отдых не было настроения, расхотелось. Какой же отдых, когда в воздухе висела неизвестность. Мы позавтракали без всякого интереса и удовольствия. Искупались, а потом стали собираться домой. По приезде домой я Виктора попросила съездить к вам. Ну а теперь рассказывайте!

После сытного, вкусного ужина с употреблением бальзамного напитка я расслабился. Почувствовал вялость, и как-то пропало желание рассказывать. Я попросил жену удовлетворить любопытство Шуры.

По вялому виду Виктора я понял, что он тоже не очень настроен слушать. По-видимому, пока я спал, жена успела рассказать о наших приключениях. Мы сидели, курили и вели разговор на другие темы. Виктор больше расспрашивал, как мы отдыхали в Риге. Какое там море, какой там климат. Я изредка встревал в рассказ жены, когда она просила уточнять некоторые моменты. Незаметно наступила ночь.

Шура, воспитанная в духе коммунистической морали, и тем более, учительствовала в школе, и в рассказе жены не поверила о привидении. Чтобы удостовериться, не придумывает ли моя жена, нет-нет, да обращалась ко мне, надеясь, я так предполагал, что мой авторитет больше внушал ей доверия.

– Васильевич, подтверди, что твоя жена для прикраски придумала сказку о привидении. Она правда шутит? Скажи мне только честно, ты как коммунист должен правду сказать, действительно так было, как рассказала твоя жена, тут нет никакой шутки, выдумки? Я что-то не верю. Это все ваши выдумки и вы сочинили, чтобы одурачить людей. Не бывают разные там ведьмы, привидения. Не верю!

– Шура, я сейчас перед тобой не как коммунист, а как истинный раб божий говорю: вот тебе истинный крест! – и, воздав к небу свой взор, трижды перекрестился. – Бог свидетель, что я говорю правду и жена тоже.

Или моё обращение к богу, или все же мы с женой говорим одно и то же, явно подействовали на Шуру. В тоне её разговора послышались совсем другие нотки.

– Какая же эта женщина: красивая, похожа на земных женщин?

Сделав вполне серьёзный, внушающий, решительный взгляд, я вдохновенно-радужным тоном воскликнул:

– Эта женщина, уважаемая Шура, – это воистину настоящая земная, неописуемой красоты! Что тело, что ноги, хотя я их не видел, что груди, что лицо – чисто ангельские!

– А волосы?

– Они черные как смола!

– А длина?

– Длинные, ниже пояса, почти все тело закрывали!

– Это правда, что она была совершенно голая? – уже заинтересованно спросила Шура.

– Как мать родила. Совершенно голая. Клянусь!

– И эта женщина указала вам путь к пострадавшей девчонке?

– Поверь, Шура, если бы не она, как мы узнали бы об этой девчонке? Именно она привела нас к ней.

– Куда же она потом делась?

– Мы сами в недоумении. Туман рассеялся, и она исчезла.

Шура замолчала. Она глубоко задумалась. Пауза затянулась. Какое-то время мы все молча сидели. Меня уже стало тянуть ко сну. Я хотел предложить всем идти спать. Внезапно Шура встрепенулась, повернулась ко мне лицом и, устремив на меня свой сосредоточенный, испытующий взгляд, проговорила: