Записки следователя. Привидение - Рудольф Ложнов

– Ты, сынок, по делу или просто так, проведать меня? – услышал Николай голос матери, доносивший из кухни. Вопрос матери застал его врасплох. От неожиданности он растерялся и не сразу сообразил, что ответить. У него на лице появилось выражение удивления и странный взгляд. «Почему мать спрашивает, почему приехал? Что, она не знает, что приехал за Юлей? Юля должна была сказать ей, что отец приедет за ней, как только вернётся из командировки…»

– Ты что, сынок, заснул? – прозвучал голос матери повторно. Николай, собираясь ответить матери, направил свой взор в сторону кухни. В этот момент в дверях кухни показалась Ефросинья Егоровна.

– А я думала, ты заснул, раз не отзываешься. Ты, оказывается, не спишь. Почему ты тогда молчишь, сынок? Тебе что, нездоровится?

– Мама, где Юля? Она что, гулять ушла, дома нет? – спросил Николай, пристально уставившись глазами на мать. – Я, собственно, приехал за ней. Мне дали двухнедельный отпуск. Вера уже несколько дней как уехала в санаторий, в Сочи. Я обещал ей приехать к ней с Юлей, как только вернусь из командировки. Вот и я приехал за ней, чтобы забрать её.

Закончив говорить, Николай стал ждать ответа. Теперь молчала мать. Снова Николай удивился. «Почему молчит мать?» – мелькнула мысль у Николая.

– Почему молчишь, мама? Куда она ушла, скажи, я сейчас же поеду за ней. Она у Игоря? Я мигом к ним.

Ефросинья Егоровна, услышав вопрос сына о дочери, опешила, оцепенела, странно вытаращив глаза, тупо уставилась на Николая. Она онемела, её как будто парализовало, не могла произнести ни одного слова. Одеревенел язык. Она стала терять сознание.

Николай внимательно посмотрел на мать, и его поразило её лицо, своей мертвенной, без кровинки бледностью. Ему показалось, что она стала ниже ростом.

– Мама, что с тобой? Тебе плохо? – успел произнести Николай и тут только заметил, что она медленно падает. Он мгновенно подскочил к матери, быстро схватил её на руки и отнёс на диван. Бережно опустил на диван и кинулся к шкафу, где обычно мать хранила лекарства. Нашёл нужное лекарство и бегом в кухню за водой. Налил быстро в стакан воды и бегом же к матери. Насильно сунул таблетку ей в рот и заставил глотнуть воды.

«Ничего не понимаю, – мысленно стал рассуждать Николай. – Почему вдруг стало плохо матери, когда спросил про Юлю? Что с дочерью? Что с ней случилось?». Вопросы огнём сверили его мозг. Мысли путались. Он плохо стал соображать. «Так я скоро сам с ума сойду. Надо держать себя в руках. Очнись!». Немного успокоившись, Николай пристально посмотрел в неподвижное бледное лицо матери, и ему вдруг показалось, что вместо лица матери, он видит перед собой образ свой дочери. В тот же миг, как в поезде, у него больно заныло сердце. «Что это со мной? Неужели с ума схожу?» – задал себе вопрос, Николай. Резко тряхнул головой и снова посмотрел на мать.

Заметив, что мать пришла в себя, Николай, нежно глядя на неё, как можно более ласковым, любящим голосом спросил:

– Мама, как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

– Спасибо, сынок. Мне уже лучше. Ты за меня не переживай. Я уже старая. Пожила на свете…

– Мама, мама, перестань! Зачем ты так! Рано ещё туда. Внука нашего ты должна ещё нянчить. Выброси все дурное из головы. Ты не одна. Мы у тебя есть. – Николай, заметив, что матери стало лучше, сказал: – Мама, ты не волнуйся, разговаривай спокойно. Скажи, почему ты так расстроилась, когда спросил про Юлю? Почему её нет дома? Что-то случилось с ней? Ты, мама, говори как есть. Поссорились, что ли?

Ефросинья Егоровна удивлённо, но в то же время нежно посмотрела на Николая и слабым голосом проговорила:

– Она разве не дома?

– Я, мама, три дня тому назад вернулся из командировки. Её дома не было. Мама, почему она должна быть дома? Она должна была ждать меня тут, у тебя. Я с ней так договорился, когда она отправлялась к тебе. Юля разве не говорила тебе? Странно! Мама, почему ты снова молчишь? Можешь, в конце концов, объяснить мне, что у вас произошло?

– Ка-ак не-ет д-дома? – неожиданно страшно заикаясь, встревоженным голосом проговорила мать. – О-она в ч-четверг у-уехала д-домой. С-сегодня ч-четвертый д-день, к-как у-ушла от м-меня…

Услышав такую новость от матери, Николай резко изменился в лице. Он весь задрожал. Кровь ударила ему в голову и застучала в висках. Он резко вскочил со стула. Побледневшее лицо дрогнуло, обезумевшие глаза забегали по комнате и на какое-то мгновенье остановились на лице матери, и, не сдержав себя, он выкрикнул:

– Мама, почему Юля уехала?! Почему она уехала, не дождавшись меня?!

Тревога за дочь заполнила все тело Николая, и он, как дикий обезумевший зверь, забегал по комнате. Вдруг он резко остановился возле матери. Бледное лицо матери, её закрытые глаза вмиг отрезвили его. «Опомнись! Что ты делаешь, безумец, успокойся! – резануло у него в голове. – Ты своим поведением ещё больше боли страдания причинишь матери. Сердце матери может не выдержать! Остановись!». Николай через силу сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и, почувствовав успокоение, обращаясь к матери, сказал:

– Ты прости меня, мама, что я так глупо, необдуманно повёл себя. Нервы сдали, прости! Давай поговорим спокойно. Хорошо?

– Хорошо, сынок, – уже спокойно, без заикания отозвалась слабым голосом мать. – Давай поговорим. – Любящие глаза матери уставились на сына. Мать положила свою покрытую морщинками руку на руку сына и, нежно гладя, произнесла: – Ты тоже, сынок, прости меня, старую, выжившую из ума. Как-то глупо, без злого умысла все вышло. В тот день, это было в четверг, когда Юля ушла от меня, мы малость повздорили. Ты не думай, сынок, мы не ругались, нет. Может, мне не стоило вмешиваться. Я думала, так будет лучше.

Душа-то болит. Я ведь переживаю за неё, беспокоюсь. Юля ушла вечером гулять, после шести часов…

– Мама, извини, что перебиваю тебя, скажи, с кем Юля ушла гулять? Она тебе говорила?

– Конечно, говорила. С кем же, с Игорем. Игорь приходил к нам. Они вместе уходили гулять. Так вот, в последний вечер Юля поздно пришла с прогулки.

– В котором часу она пришла?

– Во втором часу ночи. На следующий день, то есть в четверг. Когда она выспалась, она обычно вставала часов в одиннадцать дня. Мы сидели за столом, разговаривали. Дёрнуло же меня сказать, что нехорошо молодой девчонке в таком юном возрасте гулять долго в ночное время. Моё замечание почему-то не понравилось ей. Она резко поднялась из-за стола, психанула, кинула на меня гневный, рассерженный взгляд и недовольным, раздражённым тоном заявила, что она сейчас же уедет домой!

Я никогда не ожидала от неё такой выходки, такой агрессивной реакции. Ну, думаю, психанула, рассердилась и в порыве возбуждённости, не подумав, сказала, что уедет. Успокоится, и все пройдёт. Но Юля решила по-своему. Я, конечно, очень пожалела, что сделала замечание. Я извинилась, просила, уговаривала, умоляла, но все было напрасно. Она не реагировала на мои просьбы. Как будто бес в неё вселился. Откуда у неё такая жестокость появилась? Ранее такой черты я у неё не замечала. Не стала со мной разговаривать. На все мои просьбы, мольбы, уговоры отвечала гневным, ненавидящим взглядом. В первом часу дня она взяла лёгкую сумочку и, не прощаясь со мной, ушла. Юля ведь мне не говорила, что ты приедешь за ней. Если бы я знала, что ты должен приехать за ней, может, как-то уговорила её. Я все же надеялась, что она одумается и вернётся, но она не вернулась. Вечером, часов в девять, убедившись, что Юля не вернулась, я решила позвонить вам. С междугородной станции мне ответили, что не могут дозвониться. Я подумала: наверное, дома никого нет. Ушли куда-нибудь. Решила позвонить утром. Утром стала звонить, но мой телефон почему-то молчал. Гудков в трубке не было. Я несколько раз пыталась, но телефон молчал. Он и сейчас молчит. Что случилось с ним, я не знаю.

Когда Юля ушла, у меня душа разболелась. Не находила себе места. Не могла никак успокоиться. Сердце ноет. Ругаю себя, виню. Все думки только о ней: доехала, как доехала, не случилось чего? Стараюсь успокоить себя, ничего не получается. Вся извелась. Тут ещё телефон молчит. Решила: раз не могу дозвониться, поеду сама к вам. Решила поехать на электричке, идущей в пять часов вечера.

Уже собралась, оставалось открыть дверь. Подхожу к двери – вдруг как кольнёт в пояснице. Ни дышать, ни шевельнуться. Кое-как добралась до кровати: где ползком, где на четвереньках. Благо, было что кушать. Только сегодня поднялась на ноги. Утром сходила кое-как на рынок. Купила продукты, овощи. Сварила борщ и легла отдохнуть. Вдруг твой звонок…

Ефросинья Егоровна, устав, перестала говорить. Вдруг она обратила внимание на лицо сына. Её удивило его лицо, которое было белее белой стены комнаты, а глаза выражали невыносимую боль, горе, растерянность и безысходность. Её охватил страх за сына.