Литературное наследие - Арсений Несмелов

Январь-апрель 1941 года, Харбин

Печатается по автографу, присланному автором Л. Хаиндровой вместе с письмом весной 1940 года. Печаталось ли при жизни автора — неизвестно; впервые было опубликовано в 1973 году в «Новом Журнале» (Нью-Йорк), № 110 В. Перелешиным по копии автографа, полученного от Е. Витковского (который, в свою очередь, получил его от Л. Хаиндровой).

Евгений Витковский (Москва) Ли Мэн (Чикаго)

ГЕОРГИЙ СЕМЕНA

Поэма

I

Суд. Трибунал. На местах для публикиТак называемый цвет республики,Опортупеенный, в орденах:Судят соратника СеменА.

Чу, комсоставец в мундире ЧОН'а,Явно соседкою увлеченный,Шепчет, рукою руки ища:«Ладного выловили леща!..

Им ли шутить с Гепею и Чоном,Белогвардейщине и шпионам!..»— Это который же? — «Вон, беляв,Строго насупился, зубы сжав».

Дама, со взором на кавалере:— Стало быть? — «В тютельку: к высшей мере».

II

Зал затихает — дыханье слышно…Солнце январское блещет пышноВ окнах, затянутых крепким льдом;Ало заигрывает со штыкомКрасноармейца… И тонким дымомПыль золотится над подсудимым.

— Имя? — «Георгий». (За датой — дата:Образование… там, тогда-то.)Тянется, вьется допроса нить,Вьется и крепнет, чтоб саван сшить,Впрочем без савана: есть река, —В прорубь, нагого, с грузовика.

Парень спокоен. В ответах точен.Только задумчив, как будто, очень,Будто душою уже не здесь;Что-то святое в улыбке есть,Что-то такое, что этот взглядСам председатель встречать не рад.

Правозаступник… Но он не мешкал.Выпущен более для насмешки —Отлопотал, поклонился, сел…И настораживаются все,От председателя до служителя:«Слово товарища обвинителя!»

Вот он: в красивой военной форме,Самодоволен, ленив, откормлен,Вот он, питомец былой ЧЕКА, —В воздухе плавающая рука,Пафос газетной передовицыИ — ограниченность без границы!

Начал с фашизма и бойко крутитО «буржуазной бандитской сутиЭтого фактора (стиль какой!)Контрреволюции мировой».И, отрываясь от общих мест(В сторону юноши гневный жест),Скачет уже по другой тропе:Он атакует ВФП.

III

Тысячу слов ворошит в минуту:Вспомнил опричников и Малюту,Вычислил тысячи тех рублей,Что нам бросают из-за морей,Что нам дают и уже давали,Чтобы мы Родину продавали.

Вот и картина фашистских оргий:Пьянство, разгул… Семена ГеоргийСловно проснулся — глаза дерзки,Сами сжимаются кулаки,Шепчет, всю душу в порыв влагая:«Слышишь ли, Партия дорогая?..Ты негодяем оскорблена».Муки не вытерпит Семена!

И, словно веянье мощной силы,Шепот в ответ: «Я с тобою, милый!Светлый мой мученик, я с тобой,Я над тобою, мой голубой!..Сердце скрепи: как бичом суровым,Ты это стадо ударишь — словом!»

В трепете, вновь в боевом восторге,Слышал ли ты, Семена Георгий,Как обвинитель, со лба платкомПот вытирая, — поганым ртомТребовал смерти тебе, и залРуки в плесканиях развязал?

IV

Встал. На него со скамеек — взгляды:Так из дорожного праха гадыСмотрят — и яростию ярясь,И устремленной пяты страшась.

Этот с насмешкой, а тот со злобой, —Взгляды, как алчущая утробаВолчья… И в этот звериный смрад —Молния: русский, открытый взгляд!

Голову поднял. И на мгновеньеСердцем — в себя: удержать кипенье —В каждое слово запал вложитьИ, как гремящей гранатой, бить!

Шепот, движение… Тишина.Слово соратника Семена.

V

«Слава России! (На жест салюта —Скрежет, шипение злобы лютой.)Слово мое — не мольба к врагу,Жизнь молодую не берегу,Но и в смертельной моей судьбеМиг, как фашист, отдаю борьбе!

Оргии? Пьянство? Подачки миссий?Путь пресмыкательства, подлый, лисий?Я возражаю вам, прокурор, —Ваши слова — клевета и вздор:Духом сильны мы, а не валютой!..Слава России!» — и жест салюта.

«Годы отбора, десятилетье…Горбится старость, но крепнут дети:Тщательно жатву обмолотив,Партией создан стальной актив,И что б ни сделали вы со мной —Кадры стоят за моей спиной!

Девушки наши и парни наши —Не обезволенный день вчерашний,Не обессиленных душ разброд:Честный они, боевой народ!Слышите гул их гремящих ног?..Слава России!» — салют. Звонок.

«К делу!» — Шатнулся чекист дежурный.Ропот по залу, как ветер бурный,Гулко пронесся… и — тишина.Слово соратника Семена:

«К делу?.. Но дело мое — Россия:Подвиг и гибель. А вы кто такие?Много ли Русских я вижу лиц?Если и есть — опускают ницВзоры свои, тяжело дыша:Русская с Русским всегда душа!

Знаю: я буду застрелен вами,Труп мой сгниет, неотпетый, в яме,Но да взрывается динамит:Лозунг «В Россию!» уже гремит,И по кровавой моей стезеСмена к победной спешит грозе.

Тайной великой, святой, огромнойСвязана Партия с подъярёмнойНищей страною… Страна жива,Шепчет молитвенные словаИ проклинает в тиши ночейВас, негодяев и палачей!..»

Зала как будто разъята взрывом:Женщины с криком бегут пугливымК запертой двери… Со всех сторон:«Вывести, вывести… выбросить вон!»И — медным колоколом — толпе:«СЛАВА РОССИИ И В.Ф.П.!»

VI

Ночь. Бездыханность. Кирпичный ящик.Плесень в углах. В тишине щемящейНеторопливый, далекий звукПереговаривающихся рук.Пыльная лампочка под потолком,Койка с матрацем и дверь с глазком.

Спал и проснулся… О, слишком рано, —Сердце тоскует, оно как рана.Снилось соратнику Семена:Входит заплаканная жена,Вводит за ручку с собой малютку…«Господи, тягостно!.. Господи, жутко!..»

Сел. Упирается мертвым взглядомВ дверь, за которой стучит прикладомСтражник тюремный… отходит прочь.«Как коротка ты, последняя ночь,Как бесконечна: не встретить дня!Но не осилишь и ты меня!»

И за пределы последней ночиТвердо взглянули сухие очи:«Родина, Партия, ты, жена, —Нет уж соратника Семена…Жизнь, уж земным ты меня не томи, —Господи, душу мою прими!Смерть, подойди с покрывалом чистым,Был я фашист и умру фашистом…Что это?..»

В пыль — весь тюрьмы утес,В солнечном свете идет Христос,В кротком сияньи нетленной силы:«Мученик бедный мой, мученик милый!»

По коридору гремят шаги,Лязгает ржавый замок… Враги.

В этом разделе печатаются образцы творчества вымышленного Митропольским-Несмеловым для нужд фашистской партии поэта Николая Дозорова. Поскольку поэт этот был придуман не как «псевдоним», но как определенная маска, составители не сочли необходимым включать в книгу все сохранившиеся произведения «Дозорова», ограничившись лишь двумя большими поэмами. Печатается по тексту отдельного издания 1936 года — автором на книге обозначен «Николай Дозоров», на обложке помещена свастика. Местом издания обозначен Берн; современное литературоведение рассматривает этот как мистификацию, книга явно отпечатана в Харбине и там же распродана.