Избранное - Татьяна Вольтская

«Фасад в зеленой паутине…»

Фасад в зеленой паутине:Сияют окна, вытек мозг.И день святого Валентина,Безумный, выкатил на мост.

Пойдем куда-нибудь сквозь стужу —Не сразу же в подземный ад!Повсюду с грацией верблюжьейДвугорбые сугробы спят.

И на углах замерзли девки,А на лотках – хурма, айва,И город выставлен на древкеНевы, как вражья голова.

Сильней дыхание от ветраРаскачивается внутри —И сердце на незримой веткеБагровым яблоком горит.

И солнце – ноющая ранка,И церковь – облака двойник,И мертвый снег, как падший ангел,К забору крыльями приник.

«Все то, что можно выпить и потрогать…»

Все то, что можно выпить и потрогать,Поцеловать и укусить, как локоть,Как розу Ходасевича, – ступеньки,Кричащие во сне, тарелки, деньги,Вода из крана, сигаретный дым —Все служит обладателям своимБесстрашным. Но тому, кто их боится,Предметы мстят – ведро спешит пролиться,Утюг дырявит скатерть, молоток —Не будем уточнять, угрюмый токБежит из проводов…           О, египтянин вещийБыл трижды прав, обожествляя вещи,И не молитвой – мясом и травойКормил он бога с птичьей головой. —Любую вещь умасли и задобри,Чтоб швабра не раскачивалась коброй,Нож не вцеплялся в палец, а сервиз,Разбив стекло, нас ночью не загрыз:Ведь мы – вечны, темны, высокомерны,Они – нежны, обидчивы и смертны,И мысль, у наших губ цветя огнем,Их жжет в ночи и унижает днем.

«Когда-нибудь я подсмотрю твой сон…»

Когда-нибудь я подсмотрю твой сон,Когда-нибудь и я в него войду,Как в этот лес, что снегом занесен,Где яркий свет и озеро во льду.

Когда-нибудь дыханья легкий парРасступится. Невидимый людьми,В густых ветвях блеснет прозрачный шар,Твой, на губах рождающийся мир.

Я буду белка в нем, я буду – мышь,Я буду – скрип вороньего пера;Ты не спугнешь меня, покуда спишь,И он мне будет раем – до утра.

«Ты, отворивший мне речь, как отворяют кровь…»

Ты, отворивший мне речь, как отворяют кровь,Делящий наспех со мною постель, но не кров,Ты, во мне оставляющий маленький млечный путь —Частицу тела, вечно куда-нибудьСпешащий – закончить фразу, не опоздать к жене,На почту, в аптеку, – знаешь, истина не в вине,А в том, что когда тебе плохо, ты идешь не ко мне.Ты, изредка мне подающий                    испеченный в золеОжидания вечер, – знаешь, я сижу на игле,Это же мой наркотик – голос, и форма рук,И вкус твоих губ холодных – все это просто глюк,А остальное – звезды, хруст по косточкам молотка,Ломка – до новой дозы: взгляда, кивка, звонка.Ты, отворивший мне речь, – зная: помочь нельзя, —Хоть постой в изголовье, пока вытечет вся.

«Мне холодно, мой друг. Весна глядит зимой…»

Мне холодно, мой друг. Весна глядит зимой.Хвостатая звезда стоит над головой,И носится кругами ветер бесноватый,Кусая плащ ночной, где вытерт колкий ворс,И белыми стежками, вкривь и вкось,Приляпано окно пылающей заплатой.

Мне холодно. Сосна на глиняной ногеКачается, зажав ворону в кулаке.По скользкому крыльцу мужик скребет лопатой.На стеблях фонарей – погашены цветы,И судорогой сведены мосты,И волны, как рукав тюремный, полосаты.

Мне холодно. Висит комета надо мной,Склонясь, как райский плод на ветке ледяной,Не нужная земле, еще летящей рядом,Неся свои сады. Влача соленый шлейф,И я вот так уйду во тьму; не пожалев,Наверное, и ты меня проводишь взглядом.

«Медленно льются из горл закопченных дымы…»

Медленно льются из горл закопченных дымы.В трещинах – чернофигурная ваза зимы.Слизанный ветками окон разбавленный морс.Воздух дремучий. Собора мохнатого торс.Запах конюшни: бензин или одеколон.Стоптана площадь. Тупые копыта колонн.Мойкой петляя, мелькая, стираясь в глуши,Рваным узором по краю – прохожий спешит.Лица погашены, неразличимы в снегу.День, как треножник разбитый, лежит на боку.Как темнота на пороге пустого жилья,Слово замерзло во рту – и звенит о края.Ночь козлоногая тычет в глаза бородой…Спи, мое солнце, чтоб завтра взойти надо мной.

«Вздрогнет ли сотней рук куст или белый донник…»

Вздрогнет ли сотней рук куст или белый донник —Спит, разметавшись, луг, спит и себя не помнит.Вспыхнут ли облака, скрипнут ли коростели —Вытянулась река в узкой своей постели —Мелко дрожат ерши, кончики остролиста,Но не слыхать души, дышащей слишком близко.Вскрикнет ли из-под ног выскочивший булыжник —Тих одинокий Бог в облаке неподвижном.Всхлипнет ли мышь – лесной воздух колюч и сомкнут.Спит и любимый мой – спит и меня не помнит.

«Неужели я встречу тот город, чье имя – судьба…»

Неужели я встречу тот город, чье имя – судьба,С чуть замедленной речью и раскрашенной, как скорлупаНа пасхальном яйце, предзакатной водою – разбивЕе клювами, церкви настороженно смотрят в залив.Неужели я встречусь с этим городом: кровь его – грусть,Прикасанье калечит – я разбить ненароком боюсь —Словно мыслью о лодках – вещество отраженья в глазах.Отзвук, тающий в легких. Потому что любовь – это страх.Я стакана касаюсь, расплескав ледяное питье,И петляет, как заяц, между ребрами сердце мое:Невозможно прижаться, эти мокрые крылья согреть,Ни малейшего шанса целовать их и не умереть,Утолить эту жажду, подворотен замшелую тень,Влажный камешек каждый я, не видя, ревную ко всем —Эти стены нагие – от любви ли, от сырости дрожь,Этих башен ростки – и шпиль, разрезавший воду, как нож.Этот город – сирена, и мне песня отсюда слышна,В его имени – пена, и венец, и вино, и вина.Суждено их испить нам вопреки предсказанию: страсть —Это власть над событьем и над жизнью, идущей не в масть.Что ей смерть, что ей старость – гибкий мостик, лавровый листок,Нам обоим осталось слишком мало – лишь моря глоток.Ну так пусть он продлится – не сдержать ни ладьи, ни коня, —Потому, как Улисса, не привязывай к мачте меня.

«Это Бог, податель наготы…»

Это Бог, податель наготыСмертной, наравне с водой и хлебом,Вожделенной жгучей пустоты,Сжатой одеянием нелепым,

Мне тебя оставил до утра,Как подарок из страны далекой,Что по краю росчерком пераОбведен, подернут дымкой легкой;

Вдруг попав из холода в тепло(Изнутри пока что холоднее),Ты – как запотевшее стекло:Не пригубив, я уже пьянею.

Из цикла «Песочные часы»

Древние брезговали рифмой:Варварская забава.Вот и мне стихи с незаплетенной гривой,Волнующиеся, как травы,Нравятся – без седла себе скачешь,Строчки выхватывая длинней, короче, —Только целься точно, не наудачу,Перемахивай кочки.Как в любви, рискуешь заехать глубже,Чем хотел, отпуская поводья,Наугад, а главное, в ту жеСторону, – вылетаешь, свободен,В поле; дым залихватски воткнутВ чью-то крышу – перышком; даль же —На ладони.           Екает сердце: вот он,Долгожданный предел – а дальше?

Слабое, мягкое живет, – говорят китайцы, —Жесткое обречено смерти.А у нас говорят – где тонко, там и рвется.Скажи, время твердое или нет на ощупь?Гнется оно, когда ты меня не помнишь,Или когда выбираем зелень на рынке,Или когда засыпаем, не в силах укрыться?Что до песочных часов, то неважно,Где сколько осталосьИ когда стеклянные небеса перевернутся:Слышишь, в тонком их осином перехвате,Между мной и тобой, туда и обратноТечет узкая золотая цепочка,Сковывающая наши запястья.Это и есть время.

Рифма – женщина, примеряющая наряды,В волосы втыкающая розу.Она плещется в крови, как наяда,И выныривает, когда не просят.Рифма – колокол, отгоняющий злых духовОт души виновной, безлюдной,Когда ветер в зарослях чертополохаПлачет ночью холодной.Рифма – серебряный колокольчик,Поднимающий меня из гроба,Когда ты приходишь, мой мальчик,И, блеснув очками, целуешь в губы.Рифма – тропинка с земляникой по краю,То мелькнет, то исчезнет – так бьется сердце,Я иду по ней – а куда, и сама не знаю,Заговариваю зубы смерти.

Лес качается, не соблюдая такта,Ветер ворошит опушку соболью,Глядя в одну точку, шевеля подорожник, —                               так вот,Говоря со мной, ты говоришь с собою.Всяк заслушается прихотливым ладом —Это свирель, полуденный отдых фавна,Ну а смерть моя, идущая рядом,Заслушается и подавно.– Сядь, – скажу ей, – сложи атрибуты,Не спеши сужать вкруг меня петли,Никуда не уйду, – но ради этой минуты,Палец к губам прижав, я скажу: – Помедли!Не коси мои волосы – они будут твоими,И рубец возле кисти, и с летним отливом кожа, —Все получишь, косточкой выплюнув – имя,Но… – не мешай разговору… – потом… попозже…

Слово, слово!Ты мелькнуло во сне и скрылосьВ толпе масок на мосту Вздохов,Не открыв лица, не ступив на бумагу.Так мой милый уходит —Подушка еще тепла, не потушена сигарета.Постой, милый,Сядем за стол – ах, как бьется посуда! —Пополам —Словно жизнь,           словно голосДо и после встречи с тобою.Не смотри на слезы —Слово, слово опять скрылось,Но походку его, но профильЯ узнаю из тысяч. —Значит, странствие продолжается,Я иду – земля горит под ногами,Шуршит песчаная струйка,Не порвалась цепочка,Не замолчал кузнечик,Не рассыпался каперс…

Ива