Приют Одиннадцати - Вячеслав Ракитянский

Дверь была незаперта, и Фред вошёл внутрь. Ничего не изменилось. Ему показалось, что даже мелкие предметы остались стоять на своих местах, как и три года назад. Он услышал, как в глубине дома приглушённо звякнула посуда. Фред опустил на пол небольшой дорожный чемодан и прошёл на кухню.

Хелен стояла к двери спиной и собирала на стол. Услышала, как скрипнула дверь, и обернулась. Тут же опустила глаза. Несколько коротких шагов навстречу друг другу. Она ткнулась раскрасневшимся лицом в китель мужа.

— Фредди… Фредди, я…

Она любила называть его этим уменьшительным именем. Ей казалось, что это так по-американски. Хотя сейчас всё американское стало не таким популярным, как несколько лет назад. Все понимали: открытие второго фронта — вопрос времени.

Почему сейчас это так его раздражает? Уж точно не из-за политики Рузвельта. К чертям собачьим и Рузвельта, и всех остальных! Он устал от политики, и ему дела нет до войны! Он приехал домой всего на несколько дней.

Фред попытался немного отклониться назад, чтобы рассмотреть лицо супруги, но она ещё сильнее прижалась к нему.

— Ты получила моё письмо?

— Да. Два дня назад.

— Я ждал тебя на вокзале, Хелен.

— Я… Нам нужно поговорить, Фредди.

Он вдруг понял, почему это уменьшительное «Фредди» так его раздражает. Произносит его Хелен не так, как обычно. Не с любовью, а скорее с состраданием, обращаясь к нему, как к ребёнку, больному и беззащитному. Наверное, она так и продолжала бы стоять, прижавшись к Фреду, но на плите спасительно задребезжала крышкой кастрюля.

— Кипит, пусти…

Хелен разомкнула объятия и отстранилась. Развернулась к плите, но в последний момент муж перехватил её руку.

— Что с тобой?

— Со мной? Со мной ничего. Садись.

Фред отпустил руку жены и сел за стол. Стоя спиной к мужу, Хелен почувствовала себя более раскованно. Не глядя в глаза, сообщать о неприятных новостях намного проще.

— Тебя не было почти три года, Фредди…

— Я был немного занят, ты же знаешь.

Хелен испугалась, что сейчас она раскиснет, опустится до жалости к мужу, и разговор, к которому она готовилась, размякнет, развалится, как эта проклятая каша.

Она отключила газ. Молчать было невыносимо, стоять у плиты спиной к Фреду глупо.

— Фредди, я ухожу… У меня другой… Другой мужчина.

Она ждала ответа и одновременно боялась его услышать. Боялась, что он будет кричать, обвинять… Ударит, в конце концов. А больше всего — что он будет умолять остаться. Но Фред молчал. Ей тоже нечего больше сказать. Всё, что касалось их обоих, она уже высказала, остальное касается только её и… Неважно… Только её.

Одна минута, другая. Никто не проронил ни слова. Теперь повисшая в воздухе тишина просто оглушала. Муха, заблудившаяся между оконными рамами, билась в стекло, создавая такой шум, что казалось, он вот-вот наполнит собой дом, выдавит окна и разлетится окрест, подобно взрывной волне.

— Кто он?

— Какая разница, Фредди… Ты его не знаешь.

— Не называй меня так.

Хелен повернулась. Теперь она не боялась смотреть в глаза Фреду. Её губы стали тонкими и почти прозрачными. Ей вдруг захотелось улыбнуться, спровоцировать мужа. «Встань и ударь, — подумала она, — и я уйду. Просто уйду и всё».

Но Фред продолжал сидеть. Рассматривал скатерть и не решался поднять глаза, как будто во всём случившемся только его вина.

— Кто он, Хелен?

— Просто другой мужчина.

— Мужчины на фронте, — отрезал Фред.

— Он снабженец. У него, как и у тебя, Железный крест…

— Да ну?!

— Фред, ничего личного…

— Ничего более личного и представить нельзя.

— Фредди, тебя не было так долго…

— Убирайся!

— Я…

— Уйди, Хелен.

— Фредди, прости.

Последнее было лишним. Хелен, не оборачиваясь, выскочила из кухни. Фред продолжал сидеть за столом. Выждал время, встал и подошёл к окну. Ему хотелось последний раз увидеть её. Убегавшую. Предавшую его ради тыловой крысы с Железным крестом.

Оставаться дома не было никакого желания. Для чего? Изводить себя вопросами? Зачем она приходила? В последний раз накормить мужа? Рассказать об устройстве собственной личной жизни? Зачем? Уж лучше бы просто ушла, без объяснений.

Остаток дня и весь вечер до глубокой ночи Фред провёл в небольшой пивной на Фридрихштрассе, в компании лейтенанта медицинской службы. Подвыпивший медик на чём свет стоит ругал снабженцев, задерживающих поставку медикаментов на линию фронта.

Обоюдная ненависть к поставщикам объединила Фреда и лейтенанта-медика.

— Вы из Инсбрука? — спросил медик.

— Да.

— В отпуске?

Фред кивнул и сделал большой глоток из кружки.

— Вы ведь фронтовик? Я сразу чувствую, когда человек с передовой… Где служили?

— Польша, Франция, Балканы. Сейчас на Восточный…

Лейтенант задумался.

— Восточный… Знаете, я был там… Это совершенно другая война. Россия — что бочка без дна. Им всегда есть куда отступать. Сибирь… Мы потеряем там много зубов, а возможно, и все.

Медик понизил голос и наклонился через стол, задышал Фреду в лицо.

— Дороги ужасны. Неделями ждём медикаменты. Люди умирают на столах, так и не дождавшись… Настроение в войсках… Чёрт!

Медик замолчал, откинулся на спинку стула и безнадёжно махнул рукой, зацепив рукавом кружку, которая упала, расплескав по полу хлопья пены. К этому моменту оба уже изрядно набрались.

— Свиньи… — неизвестно к кому обращаясь, сказал медик.

Фред кивнул, представляя любовника Хелен в виде огромного борова с Железным крестом на лоснящемся боку.

— Разве можно так напиваться, лейтенант? — спросил он.

— Можно. И нужно, дорогой мой, — ответил медик. — Это своего рода Рубикон, между там и здесь. Там нужно быть с холодной и, по возможности, пустой головой. Ну, вам ли не знать…

Он проснулся около пяти утра. До полудня сидел на террасе дома, думая о том, насколько бездарно можно потратить драгоценное время отпуска. О том, что осталось всего несколько часов. Совсем скоро — назад в Гармиш, где его ждут последние сборы и подготовка, а затем трое суток поездом. Туда — за край Европы. А что ждёт его там, один чёрт знает. Как и знал наверняка о том, что ждало его здесь. На то он и чёрт, чтобы всё знать, — работа такая. Это Фреда он может держать в полном неведении. Впрочем, кое-что известно совершенно точно: безнадёжные дороги, загнанные в угол русские, смерть, которая плюёт кровью в лицо, враждебные горы, которые заберут не одну жизнь, а теперь ещё и отвратительная работа снабженцев, черт бы их побрал! Вот что ждёт его на передовой.