Святая земля - Пер Лагерквист

Вот так началась моя порочная жизнь, которая потом продолжалась так долго, слишком долго. Таким я был всю свою жизнь, всю мою разбойничью жизнь...

- Теперь ты слишком худо говоришь о себе самом. Ты сказал ведь, что был также пилигримом. Ты ведь был пилигримом.

- Пилигримом... Да, пилигримом... Да. Конечно... Но разве я изменился от этого, разве стал другим? Легко быть пилигримом, если ничего не стоит быть им, если можно оставаться тем же, кем ты был прежде. Пилигрим... В страну, которой нет... которой нет... которой никогда не достигнешь.

О которой можно только мечтать...

- Да. Только мечтать... Ты прав. Но только мечтать - этого мало.

- Да. Но я только мечтаю. Только мечтаю.

- Тогда Мне тебе не помочь. Тогда, Я думаю, Мне тебе не помочь...

Он шел погруженный в свои мысли, в свои собственные мысли и в те, которые Она внушила ему. У него был важный повод подумать о них...

Он как раз намеревался поведать Ей об этом, поведать чуть подробней, когда увидел вдруг, что Ее больше нет рядом. Что рядом идет другая - в голубом платье. В голубом платье, сшитом ею самой, сотканном и сшитом ею самой, в платье из льна, который она сама посеяла и собрала...

- Я ждала тебя, - сказала она тихо. - Теперь ты пришел - наконец-то.

- Да, теперь я старик. Недавно я видел свое отражение в темной речной воде, и я понял это. А ты так молода. Это просто удивительно. Не потому ли, что ты - мертва?

- Молода? Об этом мне ничего не известно. Молода? Может, это и так.

- Должно быть, тебе нелегко встретиться со мной вновь?

- Да, но я всегда мечтала об этом.

- Я тоже. Я боялся и мечтал об этом всю свою жизнь. Но как можешь ты дать мир моей душе? Как можешь ты желать, чтоб я когда-нибудь обрел его?

- Я желаю, чтобы все обрели мир. А прежде всего - ты, кому он так необходим. Ты устал? Мне кажется, ты устал.

- Да, я долго странствовал.

- Тогда, мне кажется, тебе надо ненадолго прилечь. Я посижу рядом, пока ты отдыхаешь.

- Да, я охотно это сделаю. Ведь уже не рано. Разве не начинает смеркаться?

- Не могу сказать. Я ничего об этом не знаю.

- Нет, я понимаю...

- Что это у тебя на груди? Медальон... Не ответив, он чуть приподнял голову.

- В нем ничего нет. Кажется, внутри что-то было, но там ничего нет.

- Да, в нём ничего нет.

Она снова закрыла медальон. И осторожно, осторожно сняла с Товия медальон, приподняв стертую временем цепочку на его шее, и надела его на свою. Пустой медальон лег ей на грудь.

В тот же миг он засверкал, как драгоценнейшее украшение.

Но пока он смотрел на это, его старая голова откинулась назад, на землю, где он лежал. Он был мертв.

С бесконечной нежностью погладила она его лоб.

- Спи спокойно, - прошептала она. И лицо его, казалось, преисполнилось величайшим миром и покоем.