Флейта Нимма - Марина Кимман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Всего-то?", успел обрадоваться я, но Винф продолжил:
— Не думай, что мне достаточно будет твоего слова.
Ойгур встал, и, сложив руки за спиной, стал прохаживаться по пещере. Голос его как будто стал громче; эхо усиливало впечатление.
— Клятва полуострова Ойгир, или ойгурская клятва. Магия совершенно особого рода — тот, с кого взяли такую клятву, за ее нарушение заплатит жизнями — не только своей, но и тех, кто с ним связан родством, неважно, кровным или духовным, — он посмотрел на меня. — Только если ты согласишься на нее, я позволю тебе следовать за мной.
Я никак не мог определить, серьезен он или нет, и это меня немного злило. Впрочем, что-то подсказывало мне, что молчание почти наверняка гарантирует хороший исход.
Я согласился.
Винф пробормотал что-то подозрительно похожее на слово "болван" и, опустившись на колени возле постели, положил ладонь на мой правый висок. Я почувствовал, как что-то горячее проникло мне в голову, дернулся, но ойгур сказал сидеть спокойно.
— Слушай меня, Лемт Рене, — каждое слово пульсировало в моей голове, как что-то живое. — На полуострове Ойгир много хищников, Лемт. Есть волки, есть уккот — птица-смерть, как ее называют в легендах. Но страшнее всего, — он помолчал немного, словно вглядываясь во что-то в своей памяти, — страшнее всего снежные бабочки. Они появляются к концу первого месяца зимы, когда темнеет. Если в это время выйти на крыльцо, можно их увидеть, но лучше бы, чтобы этого не случилось. Они уводят людей за собой… не всех, но того, кого выбрали, удержать невозможно. И ведь их не убьешь — прикоснешься и станешь ледяной статуей.
Потом этого человека найдут, может, в тот же день, может, через несколько лет, и тогда перенесут в Обитель сна — каменный дом на берегу океана.
Меня всегда удивляло, Лемт, что их не пытались лечить. Они не говорили, их кожа была холодна, но сердце, хоть и редко, билось. Четверть века они проводили в этом подобии сна, и только потом действительно умирали.
Моего деда и прадеда увели, когда мне было семь лет. Тогда я только-только стал учеником нашего шамана, Укшани. Других, отца и двоюродного брата — в тринадцать лет. Мать и сестру — в девятнадцать. Ты догадываешься, почему я ушел, Лемт? В поселке стали говорить, что мы прокляты.
Ванавель, еще один ученик Укшани, стал вместо меня шаманом, а я отправился на поиски лекарства для своих родных… и для себя, если вдруг и мне случится лежать в Обители сна. Однако странствия научили меня, что нельзя никому доверять, особенно если ищешь средство от сонной смерти, — Винф положил ладонь мне на второй висок. — Теперь, Лемт, говори: "Я отдаю свою жизнь за то, что я узнал, если я уйду по своей воле; если другой узнает об этом по моей вине, я умру".
Что-то словно треснуло в голове. Я подумал, что вовсе не хочу отдавать жизнь за такую сомнительную цену, однако губы уже произносили эту формулу.
Затем ойгур начертил на моем затылке треугольник, контуры которого невыносимо горели, и все — вообще все — кончилось. На некоторое время.
Очнулся я уже в лодке.
Первые несколько дней меня почти беспрерывно тошнило. И дело было не только в морской болезни. Ее я как-нибудь пережил бы, но, помимо этого, страшно болела голова. Все из-за того треугольника, который выжег ойгур на моем затылке.
Кроме того, Винф постоянно меня подкалывал. Он очевидным образом наслаждался нежно-зеленым цветом моего лица. Не будь я столь занят рассматриванием океанских глубин, непременно бы ему врезал.
Лошадь ойгур зарезал, и часть туши повялил, пока я болел. Мое возмущение оставило Винфа невозмутимым.
— Это след, — сказал он. — А взять с собой мы ее не можем, по вполне очевидным причинам. Нам не нужны три трупа в лодке вместо одного, — отрезал он, — или три трупа вообще без лодки.
Теперь эта невозмутимая сволочь завтракала, обедала и ужинала мясом, заедая сухарями и запивая чем-то весьма крепким, судя по запаху. В то время как я и кусочка не мог в себя запихнуть.
Земли не появлялась на горизонте несколько дней, и это меня ужасно нервировало. Стыдно признаться, но я, хоть и прожил большую часть жизни на берегу океана, почти никогда не купался. Океан меня пугал.
Как назло, моя семья очень любила морские прогулки. Каждый раз я цеплялся за лодку, боясь, что она перевернется, и старался не двигаться и даже не дышать.
Так что нынешняя морская болезнь была, в какой-то мере, благословением. Я, по крайней мере, отвлекся от своего страха.
Однажды, в очередной раз перегнувшись через бортик, я увидел под водой что-то блестящее. День был удивительно ясный для первых дней зимы, и сначала мне показалось, что это просто блик от солнца.
Однако уже через мгновение пятно стало намного больше.
Я отшатнулся, увидев морду, которая, казалось, состояла из одних клыков.
— Вииинф!
Мы успели только вжаться в дно лодки.
Из воды выскочила рыбка, описала над нами дугу — я успел заметить полупрозрачные крылья — а вслед за ней вылетел гигантский змей с серебристой чешуей и рядами острых, как иглы, наростов на животе. Он был настолько длинным, что, казалось, над нами повисла радуга одного-единственного цвета — цвета ртути.
Задев борт лодки шипастым хвостом и выломав из нее кусок дерева, змей скрылся. Я ждал, что мы перевернемся или на худой конец, нас зальет водой, но этого не произошло.
Винф осторожно выглянул наружу.
— Что там? — спросил я.
— Погляди сам.
Я поднялся. Там, где нырнул змей, медленно расходились круги. Никаких волн и плеска.
— Никогда их раньше не видел, — сказал Винф, — и, судя по всему, нам сегодня повезло дважды.
— Это в чем же?
Он снова принялся штопать свою куртку. Как ни в чем ни бывало.
— Видишь ли, судя по тому, что я знаю, мы сегодня видели детеныша.
Я присвистнул и с опаской оглядел горизонт. Если это детеныш, то представляю себе взрослую особь…
— А в чем еще повезло?
— Рыбка. Змеи считают их чем-то вроде деликатеса. Нам и вправду очень повезло, — сказал он и перекусил нитку зубами.
Я задумался.
— Трижды.
— Что трижды?
— Трижды повезло. Я забыл о тошноте.
Винф ехидно улыбнулся и предложил мне кусочек мяса. Вот жеж зараза какая!
В общем, я предпочел снова рассматривать морские глубины, правда, через борт старался особо не высовывался.
— Ну-ну, — усмехнувшись, подколол он и с превеличайшим аппетитом съел тот кусочек. — Приедем в Лфе, пойдем грабить императорскую сокровищницу. Я думаю, к тому моменту ты сможешь пролезть в щель двери.
В тот самый момент, когда я был готов потерять счет дням и начать сходить с ума, Винф сказал, что наше плавание заканчивается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});