БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК - Л. ВОРОНКОВА

– Вычеркивай, – еле слышно сказала Настя и, встав из-за стола, ни на кого не глядя, вышла из пионерской комнаты.

Она шла по улице, тихонько размахивая сумкой с книгами. Мысли текли как-то рассеянно, и на душе было печально. Скоро весна… Наступишь покрепче на снег, а уж под калошей вода. Ну что ж, а разве пионерам только и работы, что на телятнике? Вот скоро будут сад сажать. Потом, Ваня говорил, соберут кружок по изучению родного края, будут в экскурсии ходить, исследовать почву, собирать травы… За эту работу тоже в кандидаты на выставку выдвигают!

Медленно летели редкие снежинки, касались лица и тут же таяли. Это было приятно, потому что щеки еще и сейчас горели.

– «Не люблю»! «Надоели»! – повторила Настя, передразнивая сама себя. – А они сразу и поверили! Ни о чем не разузнали, не расспросили. Вычеркнуть, и всё! Бархатный, дорогой мой красавчик! Неужели бы я тебя не выходила?.. Ну, да раз всё выгоняют и выгоняют… раз бабушке мешаю, какое же это шефство!

Насте не хотелось идти домой, и она свернула к своей подруге, к Дуне Волнухиной, которая ушла из школы сразу после уроков и давно уже была дома.

Дуня, только что разложив по всему столу книги и тетради, уселась за уроки. Увидев Настю, она удивленно раскрыла свои круглые коричневые глаза:

– Настя, ты заниматься пришла? Вот хорошо!

– Нет, – сказала Настя, – я так… Поговорить.

– Давай говори, – с удовольствием согласилась Дуня и, положив ручку, поудобнее уселась на лавке.

Настя села рядом с ней и молчала, не зная, как начать. Может, сказать так: «Вот ты в кружке по садоводству, и я хочу тоже в кружок по садоводству…»

Но не успела она начать свою речь, как в избу вошла Катерина Дозорова.

– Девчонки, Анка дома? Нет?

Густой румянец горел на слегка скуластых щеках Катерины, серые глаза ее радостно блестели, а крупные красные губы никак не могли сдержать улыбку.

– А где же твоя сестра, Дуня?

– Она овес сортировать пошла, – ответила Дуня. – Может, сбегать?

– Ах, жалко! – досадливо сказала Катерина. – Хотела с подружкой радостью поделиться! Ну ладно, потерплю до вечера.

– А какая радость, Катерина? – Дуня соскочила с лавки и стала теребить ее за рукав стеганки: – А нам-то скажи! Ну, ты нам скажи!

Настя издали молча глядела на Катерину. Бабушка за что-то не любит ее… А за что?

– Вам сказать? – Катерина лукаво скосилась на Дуню п приподняла одну бровь. – Неужели вам сказать?!

– Ну, скажи! Скажи! – закричала Дуня, сильнее дергая ее за рукав.

– Ах, девчонки, вот какая у меня радость!.. Да разве вы поймете! У меня сегодня Золотая отелилась! А теленочек, телочка – красавица, вся в мать!

Дуня выпустила Катеринин рукав и слегка сморщила свой вздернутый нос:

– У! А я думала – что такое!..

Тут Настя не выдержала и застенчиво подошла к Катерине:

– А какая она, желтенькая?

– Золотая, как мать! Прямо Золотая Рыбка!

Настя сразу забыла, что она уже не телячий шеф, и что бабушка Катерину не любит, и чго в телятник ходить не велено.

– Катерина! – попросила она. – Покажи Золотую Рыбку! Возьми с собой, покажи!

Катерина с лёгким удивлением поглядела на Настю:

– А ты одна не можешь? Да ведь там же, на телятнике, твоя бабушка хозяйка, она тебе и покажет.

– Она шефов не любит… – смутившись, ответила Настя.

– Вот правильно! – засмеялась Катерина. – Твоя бабушка никаких шефов не любит! Ну, знаешь что? Пойдем вместе. Я буду просить, а ты голосить… Ладно?

– Ладно! – засмеялась Настя и, забыв книги у Дуни, побежала за Катериной.

В телятнике никого не было. Золотая Рыбка лежала на свежей соломе и поглядывала ясными черными глазками из-за низкой перегородки.

– Упрошу бабушку! Сейчас пойду упрошу бабушку – пускай позволит мне за ней ухаживать! – сказала Настя, не сводя глаз с телочки. – Сроду такой красоты не видала!

– Красота – что! – возразила Катерина. – Красота, конечно, большое дело, но для жизни это не все. А вот заметь, Настя, эта корова будет очень хороших кровей. Молочная. Вырасти мне ее. Сбереги. Первая в стаде корова будет! Ну, даешь слово? – Катерина протянула руку.

Однако Настя руки не взяла.

– Не знаю, – сказала она, – как бабушка… Бабушка мне в телятник больше ходить не велит…

Настя сказала это и тут же густо покраснела: вот так, вот и нажаловалась на свою бабушку!..

– Как так – не велит? – удивилась Катерина. – Да ведь к тебе же какие-нибудь телята прикреплены?

– Нет. Никакие не прикреплены, это я только так ребятам говорила, потому что мне хотелось… А бабушке я только мешаю…

– А ты бабушку просила?

– Да еще сколько раз-то!

– Ладно. Тогда я сама к ней пойду.

– Катерина, не ходи! – испугалась Настя. – Бабушка не любит, когда чужие вмешиваются. И она у нас сейчас расстроенная… Горюет очень по телочке. Отругает тебя еще… Не ходи лучше!

– Ну, знаешь что? – подумав, решила Катерина. – Я твою бабушку гневить не буду, но напущу я на нее деда Антона, он-то ее вразумит. Как-никак, а наш дед Антон всей фермы хозяин. Вот увидишь: завтра придешь из школы в двенадцать, как раз к уборке, бабушка тут же тебя и позовет.

– Сама позовет?

– Сама!

– Ты, наверно, колдунья, Катерина! – засмеялась Настя.

– А как же? Я тебе сколдую, а ты мне Золотую Рыбку сбереги. Согласна?

– Согласна!

«Согласна, согласна! – повторяла Настя, бегом возвращаясь к Дуне за книгами. – Моя дорогая, моя Золотая Рыбка! Моя маленькая золотая коровка! Вот если бы и правда Катерина все так и сколдовала!»

В этот вечер у Насти уроки не ладились. Она сидела за столом у самого окна и часто ловила себя на том, что смотрит не в учебник, а куда-то в вечернюю синеву улицы.

В сумерках пришла с работы мать – тихая темноглазая женщина. Не раздеваясь, заглянула в кадушку, в которой хранилась чистая вода, и взялась за ведро. Настя вскочила:

– Мама, ты куда? Я сама схожу!

– Да ведь у тебя уроки…

– Ничего! Успею! Мама, ты послушай, что я тебе скажу…

Настя понизила голос. Мать улыбнулась, как только одна она умела – уголками глаз, ямочками около губ, ямочками на щеках…

– Ну, уж и событие, как видно, у тебя произошло! – сказала она. – Да еще и секретное!

– Мама, послушай, пока бабушки нет!

Ямочки на лице матери пропали, и улыбка погасла в глазах. Но Настя не заметила этого.

– Мы с Катериной сговорились! Я слово дала Золотую Рыбку вырастить… Чтобы дедушка Антон велел меня в телятник пускать!.. Мама, а может, мне самой бабушке сказать?

– Не надо, – сказала мать, – Катерина правильно решила: пускай бабушка сама тебя позовет.

– А если не позовет?

– А не позовет – значит, кончено. Нашу бабушку не переспоришь.

Настя задумчиво посмотрела на мать:

– Мама, а ты когда-нибудь с бабушкой спорила?

Мать, раздевшись, подошла к настенному зеркалу и, поправляя свои черные блестящие волосы, неохотно ответила:

– Спорила бывало… Когда молодая была. Как же, спорила! Да еще как хорохорилась! Только ни разу, ни разу по-моему не было. – И, повернувшись к Насте, твердо сказала: – Так и спорить перестала. И ты не спорь. Наша бабушка умная, умнее ее нету, так на том и конец.

В словах матери Настя уловила затаенную горечь. Так бывает: кажется, и ничего плохого не скажет человек о человеке, а на сердце эти слова лягут тяжело.

Настя оделась, взяла ведра и пошла к колодцу. Тихий вечер стоял на улице. Бледной позолотой светилось на закате небо, желтые отсветы и синие тени лежали на снегу. Голоса женщин, встретившихся у колодца, далеко разносились в прозрачной тишине.

«А ведь и отец тоже с бабушкой никогда не спорит, – думала Настя, не спеша шагая к колодцу. – Вот отец хотел строиться, хотел дом поближе к реке поставить. И матери хотелось того же. А бабушка сказала: «И тут хорошо», — и больше никто не стал говорить о стройке. А из-за коровы тоже один раз начали спорить. Старую корову продали… Мать хотела купить коровку в Стрелкове, очень ей понравилась. Но бабушке не понравилась, потому что черная. Она сказала, что черные коровы им не ко двору. Мать чуть не плакала тогда. А может, даже и плакала. Но корову нашла бабушка другую, Рыжонку. Рыжонка тоже хорошая коровка, но мать говорит, что та была лучше. И купили все-таки Рыжонку…

Никто с бабушкой не спорит… Никто? А вот и неправда. Дядя Сергей поспорил, да и поставил на своем: бабушка не хотела, чтобы он в комбайнеры шел, а он взял да ушел. И живет в МТС и комбайнером работает. Веселый, хороший дядя Сергей! Хоть бы праздник какой поскорее, он бы обязательно пришел домой на праздник!..»

У колодца было весело. Две соседки – сухопарая Дарья в клетчатом полушалке да низенькая толстая Наталья, – опершись на коромысла, оживленно толковали о первомайском празднике, который не за горами, и о том, кто будет варить пиво и как это пиво надо варить… Анка Волнухина, любимая подружка Катерины, воевала с Ваней Бычковым. Анка замахивалась на Ваню коромыслом, а Ваня Бычков все хотел повалить и пролить ее полные ведра, стоящие на снегу. Оба они раскраснелись от мороза и от смеха. Тут же стояли девчонки с ведрами и с коромыслами и хохотали, глядя на них. Звонко поскрипывал колодезный вал под рукой бабушки Анны Шерабуровой, жены деда Антона. Серебряно звякало ведро, ударяясь о сруб колодца…