БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК - Л. ВОРОНКОВА

– А практикой что же?

– А потом и практикой. И мы все бабушке доказали бы… Только вот, Катерина, как же теперь будет? – Настя заглянула в глаза Катерине: – Ведь бабушка-то ушла!

Катерина чуть-чуть нахмурилась. В словах Насти ей почудился упрек, словно это она выжила из колхоза старую телятницу.

– Ну что ж теперь делать? – возразила она. – Ушла так ушла. Напрасно ушла. Но ведь телята-то остались. К тетке Надежде приходите – теперь тетка Надежда вместо бабушки.

Телятница Надежда, услышав свое имя, обернулась. Худощавое лицо ее было озабоченным и как будто заплаканным.

– Ну что ж, приходите, – сказала она, – дела найдутся. А помощь, конечно, нужна. Трудно будет, ох, боюсь – трудно мне будет без Марфы Тихоновны. Твердая у нее рука была… А я – что там! Не знаю, и справлюсь ли!

– Ну, что ты, Надежда! – стараясь подбодрить ее, сказала Катерина. – Да разве ты одна? У тебя вон Паша – опытная работница.

– Вот еще затужила! – живо ввернула незаметно подошедшая Паша. – Подумаешь, нашла о ком плакать, тоже хороша была старуха – нашими руками работница. Да ты и при ней больше ее делала, душу отдавала!

Паша глядела Надежде в глаза, как еще вчера глядела в глаза старухе Рублевой, и каждая рябинка на ее лице светилась лестью. И неизвестно, чего еще наговорила бы лукавая Паша, если бы Катерина не прервала ее.

– А что, Надежда, как ты думаешь, не случится так, что Марфа Тихоновна к нам обратно вернется? Может, посмотрит, что у нас дела хорошо идут, может увидит, что неправа была, поверит нам, да и вернется!

У Насти заблестели глаза. Она взяла Катерину под руку и прижалась к ней.

– Вернется? – Надежда покачала головой. – Ну, нет! Марфу Тихоновну знать надо. Хоть и увидит, что неправа была, так и то не вернется: характер не позволит.

– А мне кажется, что вернется, – задумчиво сказала Катерина. – Уж очень она горячо свое дело любила. Неужели она может так вот все бросить и успокоиться? Не поверю не поверю. Она теперь вгорячах умчалась. А пройдет день-два, и начнет думать и начнет беспокоиться: а как-то там Белянка, а как там Атлас, а как там Звездочка? А ну как их во-время не накормят да не напоят?.. Ну что ты, Надежда, по себе посуди – разве сможешь ты от своего деля так вот взять да и отрешиться и все забыть?

– Я-то не смогу, – ответила Надежда, – а другие могут.

– Только равнодушные люди могут, – возразила Катерина, – а такие, как наша Марфа Тихоновна, нет. Такие не могут!

Настя, крепче прижав к себе Катеринину руку, снова заглянула ей в глаза:

– Катерина, ты правда думаешь, что бабушка вернется?

– Правда думаю, – твердо ответила Катерина, – да. Правда думаю.

Все замолчали, задумались…

– Ну так что ж, приходите, – обратилась Надежда к Насте, – приучайтесь, готовьте нам смену.

– Только не подумайте ко мне забраться! – Катерина, смеясь, погрозила пальцем. – Туда я даже и вас не допущу.

– А на что нам твои? – возразила Надежда. – У нас и своих хватит. Нужны нам твои молочники…

– Что ж мы тут стоим? – спохватилась Катерина. – Пойдемте же двор смотреть. Вон и дед Антон бежит, торопится.

Все собрались вокруг техника и председателя. Подошел и дед Антон. Подошел и стал: задохнулся, не отдышится. Василий Степаныч внимательно посмотрел на него:

– Что, старик, никак задыхаться стал?

– Еще чего! – ответил, бодрясь, дед Антон. – Давай наперегонки – кто кого? Пожалуй, километров на пять от меня отстанешь!

– Ну что ж, принимайте работу, Антон Савельич! – сказал техник. – Только вас и ждали!

Широкие ворота открылись, и все вошли в новый двор.

Длинное светлое здание, хорошо застекленные окна, кормушки, автопоилки, каналы для стока, подвесная механическая подача кормов… Тамбуры, кухня, котлы для кипятка и варки скоту овощных супов, сверкающая белизной приемная молока…

– Ну что, бабы, а?! – торжествующе закричал дед Антон дояркам, когда, пройдя двор, все вышли в другие ворота. – Ну, каково? Только работай! Только живи!.. Эх, эх, только живи!.. – прибавил дед, неожиданно понизив голос и покачал головой. – А жизни-то уж вроде и конец приходит. Обидно!..

– Ничего, ничего, старик! – сказал Василий Степаныч. – Ты на свою судьбу не обижайся. Мы еще с тобой поживем!

– Да, конечно, поживем! – встрепенулся дед Антон, но тут же голос его снова упал. – Но только, понимаешь, – обидно. Смолоду силы много было, а жизни не было, одна нужда? В лаптях, всем на смех, ходил… Трудно в люди выбивался, страсть как трудно! А теперь? Когда все у меня в руках, и дела идут у меня, и про нужду забыл, и, эва, радости сколько – на-ко тебе! – а тут и умирать подходит пора… Эх, жизнь! – вздохнул дед Антон, сдвинув шапку на брови. – И почему это так мало дано пожить человеку?

– Ну, что это ты! – непривычно мягким голосом сказал председатель. – Нам с тобой еще о смерти и подумать-то некогда. Еще поживем, еще поработаем! Ну, а настанет пора – что ж, мы на покой, а на наше место молодежь придет. Посмотри, молодежь-то у нас какая, разве они выдадут? Ну, что скажешь, Катерина?

Катерина ласково и светло посмотрела на деда Антона.

– А мы еще, дедушка Антон, умирать-то тебе и не позволим, – сказала она, – это ты и не думай и не собирайся. А что касается работы, то уж тут будь спокоен, не выдадим!

Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения, РСФСГ Москва 1953 Ленинград

[1] Пошевни – маленькие выездные сани.