БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК - Л. ВОРОНКОВА
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, если нельзя, я уйду, – немножко растерявшись, сказала Катерина и пошла к двери.
Настя вслед за ней выскочила на улицу.
– Что делать, а? – снова спросила Настя. – Бабушка не хочет, чтобы другие знали, что опять теленок заболел. Но ведь нельзя же… чтобы все как тогда было!..
Катерина, слегка сузив свои светлосерые глаза, глядела на Настю и прикидывала в уме, что делать: «Поговорить с дедом Антоном? Но он скажет то же, что и всегда: Марфа Тихоновна лучше знает, что делать».
– Позвонить Петру Васильичу?
– Все равно не вылечит, – сказала Настя, – тех тоже не мог.
– Ну как же не мог? – вспомнила Катерина. – А бычка-то Бархатного вылечил же!
– Катерина! – вдруг сказала Настя, понизив голос. – А я бабушкины книжки прочитала!
– Какие книжки?
– Ну, костромские книжечки, про телят. Которые Петр Васильич привез.
– Про телят книжечки? А где они?
– У нас дома. Дедушка Антон дал бабушке прочитать, а она засунула их на полку, они всё там и лежали… А потом мне дедушка Антон велел их найти. Я и нашла…
– Ну, и про что там?
– Ну, про все! Как надо телят кормить, как за ними ухаживать. И про коров тоже…
– Настя! – Катерина схватила девочку за плечи. – Беги сейчас же! Сейчас же беги! Принеси мне эти книжки! Чтобы как стрела! Я тебя на дороге подожду.
– Ладно! – живо ответила Настя и, придерживая у шеи концы голубого теплого полушалка, побежала по хрусткой дорожке.
Так бывало в детстве. Идет Катерина из школы, а в сумке у нее толстая книга сказок, взятая в библиотеке. И на сердце так тепло, так сладко, и жить на свете так весело! Катерина идет, смеется с подружками, даже и пошалят по дороге, посадят друг друга в снег, иногда и с мальчишками подерутся, пока дойдут до дому… А где-то внутри теплится предчувствие того счастья, когда Катерина придет домой, сделает уроки и раскроет наконец эту волшебную книгу с волшебными картинками и отправится в путещёствие по волшебной стране.
Вот то же самое чувство живой радости было у Катерины и сейчас, когда она, приняв из рук Насти несколько тоненьких книг костромского издания, бережно несла их домой. Катерина знала эти книжки, она прочитала их еще в первые дни своей работы на ферме. Вот они, эти книжечки, такие скромные и такие нужные.
«Пути создания высокопродуктивного стада Костромской породы», заведующая фермой Малинина. «Рекорды Караваевского стада», Штейман. «Молочно-товарная ферма колхоза «Пятилетка», брошюра Евдокимовой… Да, Катерина все это читала и очень много оттуда выписала для себя. Но и читала и выписывала она только то, что касалось коров. А телята- зачем они ей? Это не ее дело!
Не ее дело?.. А вот сейчас Катерина вдруг почувствовала, что телята тоже ее дело! Как это так? От ее коров телята гибнут – и не ее это дело?
Светлая солнечная тишина стояла в избе. Мать ушла в овощехранилище – сегодня бригадир наряжал разбирать картошку, готовить для посадки семена. Бабушка неслышно ходила по избе, мягко ступая старыми валенками по белому, как воск, полу, – там прибрала брошенную Катериной стёганку, тут повесила на место материн платок. Налила коту молока, потрогала землю в залитых солнцем цветах, пошла за водой в кухню…
– Бабушка, ты цветы не поливай, я сама! – сказала Катерина, не отрываясь от книжки.
Но бабушка принесла воды и полила все «огоньки» и «девичью любовь», а Катерина этого и не заметила.
Стрелка приближалась к шести. Бабушка, звякая спицами, то и дело поглядывала то на часы, то на Катерину.
– Катерина, – сказала она, не утерпев, – скоро тебе в коровник, а ты сидишь и забыла про все на свете. Даже косу сегодня не расчесала… И что там, в таких-то маленьких книжицах, уж очень хорошего нашла?
– Все, что надо, нашла, – ответила Катерина, подняв на бабушку потемневшие, посерьезневшие глаза, – все, что надо.
– Ты хоть косу-то расчеши!
– А как сейчас возьму ножницы, да как отрежу я эту косу! Надоела она мне до смерти! Где расческа?..
Катерина подошла к комоду, на котором стояло квадратное, обрамленное искусно сделанной гранью зеркало, и распустила косу. Блестящие светлорусые волосы тяжело упали на спину. Катерина расчесывала длинные пряди, иногда рвала их немножко, если запутывались, а мысли ее шли своим беспокойным путем…
«Ох, Марфа Тихоновна! Придется нам с тобой, Марфа Тихоновна, поспорить! Трудно это, очень мне это будет трудно… но что же делать? Поспорить все-таки придется!»
Подоив коров, Катерина сразу пошла искать деда Антона. Дед Антон вышел из телятника с тусклым и хмурым лицом; меж бровей у него лежала глубокая морщина.
– Дедушка Антон, ты что? – спросила Катерина с затаенным страхом. – Неужели Золотая Рыбка…
– Пока ничего особенного, – ответил дед Антон и, почесав затылок, сдвинул шапку на брови, как делал всегда в минуты затруднений.
– Золотая Рыбка не поправляется?
– Да вроде получше, там старуха над ней трясется – уж не знаю как. Больше, чем над ребенком. Может случиться, и выходит. Если бы не старуха, не знаю… Хоть и дело бросай.
У Катерины немного отлегло от сердца: Золотая Рыбка жива, а может, ещё все-таки и поправится.
– Дедушка Антон. – серьезно сказала Катерина, – Послушай-ка, что я тебе скажу.
Дед Антон, подняв брови, взглянул на нее:
– Ну-ка?
– Ты костромские книжки читал?
– Читал. Ну а как же!
Катерина вспыхнула:
– Ну, и что, же ты, дедушка Антон: прочитал да и на полку положил? А в телятнйке-то вон что делается! Почему же ты из этих книжек для себя ничего не взял?
– «Не взял»! Эко ты, голова! – миролюбиво возразил дед Антон. – Ну, а как же не взял-то? Кое-чего и у нас сделано. Рацион кормов, ну и насчет чистоты. Вот теперь весна придет – будем пастбище налаживать…
– Ну, а про телят? А про телят ты запомнил что-нибудь или нет? Ведь у нас же все не так делается, все не так!
Дед Антон вздохнул:
– Закрутили вы мне совсем голову с этими телятами!.. Ну что ж мне теперь, старуху Рублеву со двора гнать, что ли!
Катерина посмотрела на расстроенное лицо деда Антона и участливо улыбнулась:
– Приходи к нам вечером, дедушка Антон. Подумаем вместе, как быть, с нашими посоветуемся, а? Приходи, дедушка Антон. Ты у нас так редко на Выселках бываешь!
– Может, приду, – ответил Антон Савельевич. – Кстати, мне там у вас телочку надо посмотреть. Может, на племя возьмем. Давно собираюсь.
– Ну, вот и приходи!
Вечером, когда дед Антон прибрел на Выселки и вошел в избу к Дозоровым, то в удивлении остановился у порога:
– Что такое – собранье здесь, что ли? Или изба-читальня?
Катерина сидя у самой лампы, читала толстую книгу.
Около нее, тоже поближе к лампе, сидела мать и что-то шила. Около печки уселась соседка, старая вдова, тетка Матрена Брускова. На печке, свесив ноги, сидела Катеринина бабушка. Почти у самого порога, присев на корточки, с «козьей ножкой» в зубах, устроился дядя Аким. Он часто сидел так, на корточках, – у старого пильщика болела поясница от работы продольной пилой. И тут же, в полутемном уголке, приютилась забежавшая на минуту, да и забывшая, зачем пришла, подруга Катерины, кареглазая Анка Волнухина…
Катерина подняла лицо от книги:
– А! Дедушка Антон пришел! Вот и хорошо!
– Садись, Антон Савельич! – приветливо сказала мать. Она встала и подставила деду Антону табуретку: – Погутарь с нами.
– Да ведь я вроде по делу, – начал было дед Антон.
Но со всех сторон сразу отозвалось несколько голосов:
– Все тебе дела да дела! Отдохнуть пора уж, тоже не молоденький!
– Раз в год к нам, в Выселки, притащился, да уж и бежать скорей!
– К бабушке Анне торопится!
– Ты вот, Антон Савельич, сядь-ка да послушай! – сказала тетка Матрена. – Ты сядь-ка да послушай, какую историю Катерина читает!
– Ну, вот еще! – возразила Катеринина мать. – Антону Савельичу это слушать скучно.
– Это ему-то скучно? – засмеялась Катерина. – Да его хлебом не корми, а дай хорошую книгу послушать. Садись, садись, дедушка Антон!
– Ну давай, Катерина! – подал голос от порога дядя Аким. – Что дальше-то?
– Ой, бабы! – негромко сказала бабушка. – Да неужели он ее убьет?
– Ну и страсти же творятся! – вздохнула в уголке Анка.
Дед Антон уселся на табуретке и снял шапку, приготовившись слушать.
И опять в полной тишине зазвучал голос Катерины, и опять ожили и заговорили люди со странными именами, люди, жившие в неизвестной, чужой стране и в давно прошедшие времена… Но заговорили таким понятным языком, такими искренними словами, что сердце не могло не отозваться на них.
…Береги платок заботливее, чем зеницу ока.Достанься он другим иль пропади,Ничто с такой бедою не сравнится.
Дездемона: Неужто это правда?
