Примириться с ветром - Анатолий Козлов

— Не устала от болтовни? Давай выпьем по коктейлю или по стакану све­жевыжатого сока. Знатоки утверждают, что он очень полезен во время отдыха на солнце. Лучше всего пить морковный, в крайнем случае — апельсиновый.

— Ыгы, ничего не скажешь. Представления о здоровом и полезном у тебя имеются. Видишь под смоковницей островерхое здание? Левее смотри, за лы­сой дамой, видишь?

— Вижу.

— Вот там я вчера неплохой коктейль попробовала. С привкусом авока­до. Безопасный для жизни, — Печальница кокетливо подмигнула, растянув пухлые губки в улыбке. — Или тебя манят напитки с большим градусом, позволяющие рассудительность загнать в самый дальний угол подсознания? Я не против бокала хорошего вина. Хотя мой предыдущий кавалер любил смаковать мартини. Пытался и меня приучить. Не вышло. Не мой напиток, не мой. Кстати, то же могу сказать и о пиве.

— Сравнение — супер: мартини и пиво.

В эту минуту Печальница напоминала мне Наташу Ростову накануне пер­вого бала. Столько в ней было искренней непосредственности, внутренней растерянности и сдержанной несдержанности, что я не удержался и, легонько повернув девушку за плечи к себе, жадно припал к ее пересохшим губам. На мгновение почувствовал, как она напряженно встрепенулась — и обмякла. Наши дыхания смешались, словно ветры с востока и запада или два подвод­ных океанских течения. В моей голове мелькнуло молнией: из этого должно что-то родиться. Именно «что-то», а не «кто-то». Прошу не путать.

— Ты словно многоугольник, весь состоишь из угловатых неожиданно­стей, — поправляя волосы, сказала Печальница. Она избегала смотреть мне в глаза. И куда подевалась ее недавняя уверенность? Безразличное «что за проблема, целуй». Сейчас девушка напоминала перепуганную птичку, попав­шую в силок. Даже гибкие изящные руки были похожи на обессилевшие крылья со слегка помятыми перышками.

— Знаешь, когда тебя увидел, сразу дал тебе прозвище Одиночница- Печальница. Не обижаешься? — Мое признание давало девушке возмож­ность прийти в себя, избавиться от непонятной мне растерянности.

— Довольно точно схватил суть характера. Да, я одинокая и печальная. Хотя часто внешность бывает обманчивой. Я это знаю.

Взяв в баре по коктейлю, мы вышли на небольшую террасу монолитного каменного козырька-выступа. Надежного, прочного, нерушимого. Десяток пластмассовых столиков со стульями (во всех странах на всех континентах они одинаковы) были заняты расслабленной, устало-безразличной публикой. Ночь была наполнена разноязычным говором. Словно после падения Вавилонской башни. Мы подошли к голубым перилам, увитым виноградной лозой, которая росла в довольно большой кадке-бочке и была закреплена с обратной стороны террасы. Медленно потягивая коктейль, я всматривался в открытое всему миру лицо Печальницы. Щеки у нее порозовели, а на переносице залегла маленькая складочка. Моя девочка сосредоточенно о чем-то или о ком-то думала, словно на госэкзамене в университете.

— Не умею я борщи варить, и супы тоже не умею. Зато могу сыграть на пианино «Детские сцены» Шумана. Вот так! — объявила неожиданно.

— Ага. К жизни относишься адекватно. Не все еще потеряно. Сразу при­знаюсь: люблю борщи и супы, восторгаюсь Шуманом. Придется, моя малень­кая, учиться готовить, овладевать секретами приготовления первых блюд. Ничего, найдем курсы поварского искусства. Не переживай.

— Я и не переживаю. Это тебе стоит поразмыслить: на ту ли запал?

— Понял, к чему клонишь, не дурак.

Мы допили коктейли, преодолели пять ступенек от бара до тротуарной до­рожки и, лавируя между группками туристов и парочками, свернули в менее люд­ный переулок. Здесь многоцветие витрин не было таким буйным, казалось приглу­шенным. Меньше кафешек и баров, на глаза попались пару бистро и пиццерий.

— А ты знаешь, что все европейцы, в том числе и мы с тобой, потомки семи женщин. Всего семи.

— Откуда такая осведомленность? — меня удивила причудливость, непо­следовательность мыслей Одиночницы-Печальницы.

— Интересуюсь не только юриспруденцией. Так вот, это открытие стало возможным благодаря новейшим достижениям генетики. Слышал о такой науке? Слышал, — ответила на свой же вопрос девушка. — Исследования определенной, не помню, какой конкретно, молекулы ДНК у разных людей позволили определить, кем были наши древние прародительницы и в какое время они жили. А жили они в доисторическом Средиземноморье. Возможно, где-то поблизости. Видишь, сколько неслучайных случайностей переплелось на этой земле. Огромная, доисторическая паутина сплетена под этим небом невидимыми и неведомыми силами. Впрочем, двигаемся дальше. Один английский генетик дал этим женщинам условные имена. Я их запомнила. Возможно, когда-нибудь, выйдя замуж, — прижмурившись, словно кошка, Печальница ухмыльнулась, — назову своих детей этими именами.

— Мечтаешь родить семь дочерей? — я едва не споткнулся на ровном месте.

— Почему бы и нет? Послушай, какие красивые имена: Урсула, Ксения, Елена, Велда, Тара, Катрин и Жасмина. Правда, красиво?

— Ничего необычного. Распространенные имена. Неужели Елена — редкое имя? У нас в Минске половина женщин и девушек бегают с таким редким именем.

— Ну и язва же ты, Максим. Лушче произнеси вслух: Ур-су-ла, Кат-рин, Жас-ми-на. Звуки переливаются, словно родниковая вода из глиняного кув­шинчика в фарфоровую чашечку. Так вот, из трех рас, напоминаю специально для тебя — негроидной, европеоидной и монголоидной, — европейцы оказа­лись самыми жизнестойкими и разнесли свой генофонд по всему миру. Все другие праматери — дочери Евы — в генетическом смысле изничтожились в Европе, не оставив и следа в нас теперешних.

— И чья же ты дочь, солнышко мое?

— А ты знаешь, чьим сыном являешься?

— Своей матери, — ответил без промедления.

— Хутор. Провожу ликбез. Существует два вида ДНК. Одна из них — ДНК отцовской линии, которая передается от отца к сыну и так далее всем потомкам мужского пола. Другой вид — материнская ДНК. Только женщины переда­ют ее потомкам. Мужчины и женщины получают эту ДНК от своих матерей, а те — от своих женских предков, и эта очередь потомков растягивается на сотни тысяч лет. В нашем с тобой случае речь идет о европейцах, если верить данным того английского генетика. Не то Спайкса, не то Сайкса, забыла. Быва­ет с нами, женщинами. Поэтому, вероятнее всего, мы произошли от.

— От Урсулы, — шучу, пытаясь помочь Одиночнице-Печальнице.

— Мимо. Старшая из семи праматерей Урсула жила, если не ошибаюсь, 45 тысяч лет назад в нынешней Греции! Да-да, Урсула — родоначальница греков. Она отличалась стойкостью и грациозностью. А Ксения разводила костры и нянчила детей на южных берегах Черного моря, недалеко от лесов, в которых обитали волки и медведи. И было это 25 тысяч лет назад.

— Завидую твоей памяти, — поддел я землячку.

— Учись, пока время есть, — парировала девушка, гордо выставив под­бородок. — Могем, помним еще кое-что. Скажи, тебе неинтересно? — в ее взгляде мелькнуло разочарование.

— Очень интересно. Прости мне мою несдержанность. Просто ты ста­новишься очень серьезной, когда рассказываешь о чем-нибудь древнем и мне не известном. Хотел тебя немного развеселить. Прости, девочка моя. Тебя я готов слушать бесконечно. Хоть об Арктике, хоть об Антарктике. А хочешь, Библию пересказывай. Только не молчи. Простишь наглеца?

Я шел неуверенным шагом, пятясь, лицом к ней, не сводя глаз с каприз­ного личика моей спутницы.

— Не грузись, — наконец прыснула смехом Печальница. — Посмотрел бы ты на себя сейчас. Не иначе школьник-проказник перед строгой матема­тичкой. Легко мне с тобой, школьник-проказник. Уютно и надежно, я уже говорила об этом. Чувствую себя, словно у Бога за пазухой, в крайнем слу­чае — в резиденции патриарха русской православной церкви.

— Почему же русской, а не греческой? Она в данный момент ближе.

— Ты все шутишь. Не буду больше признаваться в сокровенном.

— И я не скажу, о чем мечтаю.

— Ну, здесь не надо быть Вангой, чтобы раскрыть, пан Максим, ваши мечты-желания, — Печальница склонила голову к плечу. — Отель, номер, постель и мы, голенькие и вспотевшие.

— Ого, снайпер. В десятку, — смущенно бормочу себе под нос. Не ожи­дал хода конем от Печальницы. Никак не удается ее просчитать.

— Не спеши. Никуда оно от нас не денется. Расслабься. А то застыл столбом.

Только в этот момент замечаю, что стою на месте как вкопанный. Ошело­мила меня красавица своей открытостью.

— Идем, не мешай людям гулять, — Печальница взяла меня под руку. — Дальше рассказывать о прародительницах? Или желание слушать пропало?

— Нет-нет, — поспешил я уверить историка-любителя. — С удовольстви­ем послушаю. Возможно, когда-нибудь щегольну своей осведомленностью. Продолжай, мое солнышко.

— Запоминай. За Ксенией следует Тара, которая жила 17 тысяч лет назад. Она олицетворяла собой твердость и нерушимость. Родина Тары в нынешней Тоскане, главный город которой — Флоренция. Ты не был во Флоренции?.. Я тоже не была. Значит, у нас есть к чему стремиться. Но речь не об этом. Там еще до римлян жили таинственные этруски. Впрочем, свое начало этот исчез­нувший народ берет не от Тары, потому что его корни — не индоевропейские. Потомки Тары двинулись на север — в будущие германские земли. К слову, я очень люблю немцев и мечтаю выйти замуж за одного из них, — Одиноч- ница-Печальница пытается поймать мой взгляд. Ей интересна моя реакция. Я же, словно соляной столп, стараюсь не показывать никаких эмоций. В душе начинаю ненавидеть абстрактного немца.