О тех, кто в МУРе - Семен Вольфсон

– Василий Сергеевич, а вы ночью в котором часу обход делали? – Горевой бросил взгляд на одинокую строчку следов, ведущих от будки, и вопросительно взглянул на сторожа.

– Вот язык у меня! Как помело! Виноват! – Василий Сергеевич смутился, как школьник, не подготовивший урок, стоящий у доски и не знающий, что отвечать. – Виноват! Неточность допустил. Это вы верно заметили, ночью я не спускался. А что спускаться, если и так всё видно? Ну, я согласен, положено, виноват. Я как, значит, заступил на дежурство, в девять вечера, так чекушечку того, оприходовал. Да у нас все так делают. Потом печку включил и спать лег.

– Следовательно, что здесь происходило после девяти часов, вы не видели?

– Стало быть, так, не видел. Вы только моему начальству не докладывайте! А то, где я теперь такое место найду.

– Не волнуйтесь, Василий Сергеевич, не сообщим. Нам только надо выяснить, как все было.

– А вы что скажете? – Обратился Леонид Семёнович к участковому.

– А я что? Приехал, смотрю – труп, сразу, как положено, сообщил.

Отойдя на несколько шагов от гаража, Горевой остановился и стал внимательно всматриваться в запорошенное снегом отверстие в сугробчике, образовавшемся у ворот.

– Как думаешь, что это такое? – как будто вылили какую– то жидкость, – а, Серёжа?

– Понятия не имею, – почесал тот в затылке.

– Я тоже, но пробу отсюда возьмем.

Они набили полпакета снегом.

– Что там у тебя, Лёва? – обратился Горевой к подошедшему фотографу.

– Размер 38–39, похоже на женский ботинок, вот и каблучок отпечатался.

– Так, – хмыкнул Горевой, – cherchez la femme, ищите женщину, как говорят французы.

Затем все подписали протокол осмотра места происшествия, сторож выключил свет и повесил на гаражные ворота замок, взятый с верстака.

– Сообщи родственникам о случившемся, – попросил Горевой участкового.

– А у него родственников-то одна бабка.

– Вот ей и сообщи, и мне адрес дай. Кстати, как её зовут?

– Марья Николаевна.

– Всё! Поехали! – скомандовал Григорьев. И обе машины выехали за ворота.

– На суицид не похоже, а ты как думаешь?

– Я, Серёжа, больше всего опасаюсь опоздать на чаепитие; боюсь, как бы конфеты не кончились, – усмехнулся Горевой, взглянув на часы. Была половина двенадцатого. – Если повезёт, надеюсь добыть улику.

– Так мы сейчас куда?

– К бабушке убитого. Теперь наша задача – выяснить личность таинственной незнакомки, приходившей два раза ночью по первому снегу в гараж.

На звонок в квартиру, где проживал покойный Резаков, дверь открыла полная пожилая женщина лет семидесяти в черном шелковом платке на голове.

– Мы из милиции, Петровка, 38, подполковник Григорьев и майор Горевой, по поводу смерти вашего внука, – представился Григорьев.

– Горе-то какое. Мне участковый уже звонил. Проходите на кухню.

– Да, горе большое, примите, Мария Николаевна, наши соболезнования – продолжил Горевой. – Но мы вас побеспокоили по делу. У вашего внука была девушка?

– Почему была, и сейчас есть, только его уже нет. Собирались в следующем месяце свадьбу сыграть.

– А давно она у него появилась?

– Да не очень, через полгода, как из армии пришел.

– А до этого у него кто-нибудь был?

– Была в школе одна оторва, Наташка Белявская, отец пьяница, мать уборщица. Обещалась ждать. И ведь ждала. Только Коля не любил её. Это она к нему точно репей цеплялась. А как девушка хорошая появилась, отец – директор завода, мать – директор школы, так у них с Колей покойным все и заладилось. Наташка, как увидела, стала СМС-ки с угрозами присылать, мне о них Коля рассказывал.

– Чем же она угрожала?

– Их несколько было. Точно не помню, но смысл примерно такой: или ты на мне женишься, или я тебя с могилой обвенчаю. Только Коля не из пугливых был; плевал он на эти послания.

– Где теперь можно эту Наташку найти? – спросил Григорьев.

– Три недели тому назад замуж вышла, думаю, назло Коленьке, за его друга Женю Воробьева, провизором работает в нашей аптеке, поговаривают, скоро свою откроет. Отец – главврач поликлиники, мать – завотделением. Наверное, помогают. Сама Наташка в медучилище учится.

– А где молодожёны проживают?

– В доме напротив, второй подъезд, четвертый этаж, квартира 89, набирайте код: 89, ключ, 1847. Я почему знаю: пока Коля в армии служил, к Воробьеву частенько убираться приходила.

– Можем сказать вам, Мария Николаевна, что вашего внука, возможно, убили, а мы занимаемся расследованием, по горячим следам.

Старушка ахнула:

– Коленьку убили?! За что?! Он и мухи не обидит! Всегда внимательный такой, вежливый, его соседи все любят, – она заплакала. – Вы меня извините, не могу слёзы сдержать, одна я теперь осталась. Дочка-то с мужем за бугор укатили, не то в Грецию, не то в Швецию, пять лет от них ни слуху, ни духу.

Бабушка накапала себе в рюмочку валерьянки, добавила немного воды и залпом выпила.

– А чем занимался Николай?

– Автомастерская у него была: с детства любил со всякими железками возиться, сперва с велосипедами, потом с мотоциклами, а затем уже с автомобилями. Часов до восьми работал с напарником в мастерской, придет домой, наскоро что-нибудь перехватит, и в гараж. Возвращался за полночь. У него, говорят, золотые руки были, царствие ему небесное!

– Ещё раз спасибо вам большое, мы пойдем, дел много, примите наши соболезнования, – Григорьев с Горевым низко поклонились Марье Николаевне.

– Вы уж убийцу-то найдите!

– Обязательно, постараемся!

В микроавтобусе Леонид Семёнович сказал:

– Мне сейчас понадобятся двое свидетелей. Лучше всего подойдут фотограф и судмедэксперт, а ты, Серёжа, со своей офицерской выправкой только мешать будешь.

Через пять минут они поднялись на лифте нового шестнадцатиэтажного дома. Звонить в дверь пришлось долго, пока им не ответили:

– Кого нужно?

– Проверка паспортного режима.

Горевой поднес к глазку удостоверение.

Металлическая дверь отворилась, и в проеме появился молодой мужчина в пижаме с заспанным лицом.

– Разрешите войти?

Они очутились в просторной прихожей.

– Предъявите, пожалуйста, ваши документы. Кто прописан в квартире?

В это время в дверях спальни показалась довольно миловидная молодая женщина с помятым после сна лицом.

– Наталья Афанасьевна Воробьёва – представилась она. – Чему обязаны?

– Мы осуществляем проверку паспортного режима. Может, чайком нас угостите? На улице-то холодно.

– Что ж, раз пришли, раздевайтесь, обувайте тапочки и проходите на кухню.

Они уселись за длинный стол. Горевой бегло просмотрел документы хозяйки:

– У вас тоже всё в порядке. А конфету к чаю можно?

Она открыла наполовину пустую коробку шоколадных конфет, лежащую на столе.

– Спасибо! Мы, вообще-то не по этому делу, то есть, хочу сказать, паспортным режимом редко занимаемся. Это работа участковых, да ваш приболел, вот нас и заставили, вообще-то ловим всяких бандитов, жуликов, воров.

– А оружие у вас есть? – полюбопытствовал Воробьёв, никогда не служивший в армии.

– Конечно.

– Показать можете?

– Почему не показать хорошему человеку? Смотрите.

Горевой достал ПМ, вынул обойму и протянул Жене.

– Только на человека не наводите, этого нельзя делать, даже если пистолет разряжен.

– Серьёзная штуковина, сразу чувствуешь себя настоящим мужчиной.

– Давайте его назад. Кстати, а знаете, что самое трудное в работе опера? – сменил тему Горевой.

– Что?

– Составить акт изъятия какой-нибудь вещи.

– Это как?

– Сейчас объясню. Несите лист бумаги и ручку. Что бы такое изъять у вас, чтобы не обидно было? О! Эти две шоколадные конфеты. Можно?

– Берите, берите! Угощайтесь, у нас ещё есть.

– Спасибо! Сначала пишем заголовок: «Акт изъятия вещдока – двух шоколадных конфет в бумажных корзиночках – у граждан Воробьевой Н.А., паспортные данные, и Воробьева Е.», как по батюшке?

– Константинович.

– Значит «Е. К.», паспортные данные. «Мы, нижеподписавшиеся: гр. Жирков В.И., паспортные данные, и гр. Самойлович Л.З., паспортные данные, подтверждаем, что на наших глазах у вышеуказанных граждан были изъяты две шоколадные конфеты, изготовленные… (тут Горевой заглянул на обратную сторону коробки и переписал дату выпуска). О чём и свидетельствуем своими подписями». Так. Это и есть самая трудная часть оперативной работы.

– В чём же трудность?

– А не все пускают в квартиру без ордера на обыск, как вы, например, а это разрешение не так просто получить, – усмехнулся Горевой, аккуратно складывая лист бумаги и пряча его в карман.

– Ладно, вы тут чаевничайте, а я пойду, себя в порядок приведу, скоро гости должны прийти: у нас медовый месяц.

– Товарищ майор, с вами бывало такое? Вчера вечером, часов в девять, после двух бокалов шампанского так в сон потянуло, будто бутылку водки выпил. Сегодня проснулся в двенадцать часов, и жена тоже. Что за шампанское?