Цейтнот - Анар

— Фуад-гардаш, мы едем куда-нибудь в перерыв?

— С половины двенадцатого будь в гараже, Касум, жди звонка: поедем в аэропорт.

Фуад привычным взглядом скользнул по одной из двух табличек на двери, где были указаны его фамилия, имя, отчество, дни и часы приема посетителей. Он вошел в приемную, где сидела их общая — с начальником управления Ахмедом Назаровым — секретарша Нелли. Нелли тотчас встала и поздоровалась с ним. Обе двери, справа и слева, начальника и заместителя, были открыты настежь. Настенные часы показывали ровно девять. Так у них было заведено: Нелли приходила на работу чуть пораньше, минут за пять, за десять до девяти. Фуад — ровно в девять, а начальник — десять — пятнадцать минут десятого. Фуад твердо решил про себя: когда он переселится в кабинет Ахмеда Назарова, он не изменит своему правилу — будет приходить на работу ровно в девять и такой же точности потребует от своего заместителя. В том, что такое переселение — вопрос ближайших недель, а может, даже дней, он не сомневался.

На Нелли было новое зеленое платье с короткими рукавами, делавшее девушку еще эффектнее, еще привлекательнее. Нелли было девятнадцать лет. Проходя мимо, Фуад нахмурился: у стола ее стоял парень-молокосос в джинсах, худенький, стройный, спортивного типа, как теперь говорят. Фуад знал парня в лицо, он работал в отделе Мир-Исмаила, но, кажется, большую часть времени околачивался здесь, в приемной, возле Нелли.

«Интересно, о чем они без конца шепчутся? Шепчутся, пересмеиваются. Надо как-нибудь сказать Мир-Исмаилу, пусть надерет „ковбою“ уши. Надо, надо… Но сколько их — этих всевозможных „надо“?! И то надо, и другое, и третье. Откуда на все, на всех взять время? Проклятый цейтнот!»

Следует сказать, к Нелли не были равнодушны и остальные сотрудники управления, точнее, вся его мужская половина. Каждый старался под каким-нибудь предлогом заглянуть к ней в приемную, а заглянув, считал своим долгом сказать ей комплимент. В праздники же, особенно накануне Восьмого марта, Нелли делали подарки: плитку шоколада, букетик цветов, флакон дефицитных духов — кто что. Разумеется, красота и молодость были не единственной причиной доброго отношения сотрудников к Нелли. Большинством руководили земные, прозаические мотивы. С помощью Нелли можно было быстрее донести до руководства свою просьбу, быстрее получить подпись на нужном документе. Да, в таких делах многое зависело от того, как Нелли относится к вам лично. Она могла посоветовать, стоит или нет идти сегодня на прием к начальству. Знала, в каком настроении сейчас Назаров, в каком — он, Фуад, его зам. Нелли могла сказать, например: «Сегодня будет очень кстати поднять этот вопрос, а вот об этом лучше не заикаться». И наконец, Нелли лучше всех была в курсе взаимоотношений между начальником и заместителем в данный конкретный момент; знала, как в их глазах котируется тот или иной сотрудник, в каких тонах поприветствовали начальника и его заместителя «великие мира сего» — Ахмедов-Мамедов-Султанов, как прошла встреча начальника с секретарем парткома, о чем разговаривал заместитель с председателем месткома, и так далее. Подобного рода сведения можно было получить только и только от Нелли.

Фуад и сам был слегка неравнодушен к Нелли. Что-то в ней было такое!.. Длинные, стройные ноги. Легкая походка. Прямые волосы до плеч — черные, блестящие, высшего качества, будто дорогой парик. Строгий, даже чуточку надменный взгляд. Смотрит на собеседника несколько исподлобья, хочет казаться непроницаемой — и вдруг, лицо озарится такой обаятельной улыбкой! Чистюля, каких редко встретишь, можно сказать — эталон стерильности. Руки, пальцы — ухоженные, прямо-таки произведение искусства.

Словом, Фуад втайне симпатизировал Нелли. Что в этом особенного? Просто симпатизировал — и все. У него, в отличие от некоторых, было твердое правило: «не класть глаз» на женщин там, где работаешь, особенно на тех, кто у тебя в непосредственном подчинении. В данном случае, в случае с Нелли, это выражение — «не класть глаз» — было не совсем точным, не очень подходило, так как все-таки он на Нелли заглядывался, и, значит, глаз его на ней задерживался. Да еще как! Воображение Фуада, грешным делом, иногда откалывало такие номера, рисовало такие легкомысленные картинки!.. Однако он всегда был в состоянии мгновенно подавить в себе эти всплески чувственной фантазии, осадить расшалившиеся желания.

А ведь неплохо было бы завести небольшой романчик с Нелли. В этом году ему исполняется сорок два. Когда-то ему нравились женщины старше его. Теперь он больше симпатизировал молоденьким, считая это признаком если не старости, то, во всяком случае, вполне завершившейся зрелости.

…Однажды, давным-давно, более двадцати лет назад, он и Октай сидели на скамейке в Приморском парке. Было начало июня — разгар их первой весенней сессии. В городе царил пряный, душноватый запах цветущего кавказского ясеня. Друзья запланировали позаниматься на свежем воздухе. Мимо, оживленно разговаривая, прошли две девушки, их сверстницы. Одна прямо-таки поразила их. В Баку красивое девичье лицо не редкость, но в этой было нечто необыкновенное. Разумеется, на них девушки не обратили никакого внимания.

Октай сказал:

— Смотри, Фуад, прямо марсианка! — А когда девушки скрылись, спросил: — Как ты считаешь, в чем секрет — нравиться? Есть ли здесь какая-нибудь закономерность? В чем она? Согласись, одни мужчины больше нравятся женщинам, другие — меньше. Отчего так? Внешность? Но внешняя привлекательность — кратковременный фактор. А что главное?

— Я думаю, — ответил Фуад, — для того чтобы нравиться женщинам, надо быть или очень знаменитым, или очень талантливым, или очень умным, словом, каким-нибудь выдающимся человеком.

Октай начал возражать:

— Представь себе, ты стремишься нравиться женщинам. Не так это просто — выделяться среди других. Чтобы преуспеть в этом, ты должен потратить годы. Борьба — есть борьба. Вот и выходит, что на любовь, на женщин у тебя уже не остается ни времени, ни сил. К тому же любовь расслабляет, усыпляет бойца, отвлекает его от каждодневной схватки. У тебя нет возможности по-настоящему любить и быть любимым. Стремление выделиться во имя женщин, красоты, любовных радостей неизбежно превращается из средства в самоцель. И еще вопрос к тебе, Фуад: в чем, собственно, ты видишь смысл жизни? По большому счету… Или ты ставишь знак равенства между гражданской целью в жизни и личным счастьем, то есть счастьем, построенным на любви, сердечных радостях, женщинах и тому подобном?..

Да, совсем мальчишками были они — он и Октай. Смешные разговоры вели, решали глобальные проблемы.

«Гражданская цель в жизни…» Не очень точно, вернее, не очень привычно выразился тогда Октай, но… Фуад хорошо понимал, что он имеет в виду. Он запомнил этот их разговор на скамейке в аллее Приморского парка. Запомнил потому, что потом, в течение последующих двух десятилетий, не раз «исследовал» эту извечную тему (смешную и ненужную, безумно важную, наипервейшую) — о смысле жизни, о личном счастье, о «гражданской цели», о соотношении этих последних. Размышлял по-разному и всерьез — осторожно, не очень умело опираясь на факты, выводы, формулы, почерпнутые из «умных» книг, сверяя, сопоставляя, примеряя их, эти факты и выводы, с собственным жизненным опытом, с собственными частными выводами и все-таки затрудняясь прийти к какому-то окончательному, последнему, всеобъемлющему выводу; а иногда и не всерьез — так, по-обывательски, по-житейски, — как получалось, как в голову приходило, черт те как! Был даже случай на днях… У него шло совещание, говорили об освоении фондов. Был представитель министерства — Джавадов. Критиковал их немного, мямлил что-то маловразумительное. Неделю назад этот самый Джавадов звонил Фуаду, зондировал почву относительно однокомнатной квартиры для сына, выпускника юрфака. Так вот, Джавадов тянул свою резину, присутствующие «почтительно внимали» его косноязычным толкованиям, кое-кто даже делал пометки. И в этот момент вошла Нелли, положила Фуаду на стол нужные ему документы, повернулась и пошла назад к двери — как всегда строгая, непроницаемая до надменности, прелестная задавака. Безукоризненная спина, ладные — аж дух захватывает! — бедра, длинные ноги, да еще на высоких — сантиметров десять — каблуках. И вдруг он подумал: «Эх, закрутить бы с Нелли роман! Втюриться в нее по уши, потерять голову! — Сам же сделал попытку поддеть себя — С Нелли?! Это мне-то, сорокалетнему?! — И сам же начал оправдывать себя — А что?.. Нелли такая… Какая?.. Строгая, серьезная, чистая, положительная, неизвестная, недоступная! Марсианка! Как та… тогда в Приморском парке…» Может, любовь к Нелли (неизвестной марсианке!) и ее — к нему (сорокалетнему начальнику, рост — метр шестьдесят четыре) и станет для него наивысшим счастьем в жизни?! Что рядом с нею всякие там распределители, спецзаказы, крабы, зеленые горошки, новая должность и прочие его привилегии?!