Унесенные ветром - Митчелл Маргарет

– И что ж вы думаете, новый наряд поможет вам денег занять? Нет, тут что-то не так. Да еще сказать не хотите, у кого денег просить будете.

– Ничего я тебе не скажу, – возмутилась Скарлетт, – это мое личное дело. Ну что, ты отдашь мне эту портьеру и поможешь сшить платье?

– Да, мэм, – тихо ответила Мамушка, причем ее внезапная капитуляция показалась Скарлетт очень подозрительной. – Уж так и быть, помогу вам его сшить. Думаю, из атласной подкладки с портьер выйдет хорошая нижняя юбка, да еще и панталоны с оборками.

Она с лукавой улыбкой вернула Скарлетт бархатную портьеру.

– А мисс Мелли поедет в Ланту вместе с вами, мисс Скарлетт?

– Нет, – решительно отрезала Скарлетт, уже догадываясь, к чему клонит Мамушка, – я отправлюсь туда одна.

– Это вы так думаете, – последовал непреклонный ответ. – Я поеду с вами и уж я погляжу, куда это вы направляетесь в этом новом платье. Я от вас ни на шаг не отстану.

На секунду Скарлетт представила себе поездку в Атланту и разговор с Реттом в присутствии Мамушки, свирепой дуэньи, следующей за ней по пятам, как громадный черный пес-волкодав. Она снова улыбнулась и взяла Мамушку за руку.

– Мамушка, дорогая, как это мило, что ты готова поехать со мной и помогать мне, но ты только представь себе: как же наши тут, в Таре, без тебя обойдутся? Кто у нас тут всем хозяйством заправляет? Конечно, ты!

– Ха, – фыркнула Мамушка. – Вы мне зубы-то не заговаривайте, мисс Скарлетт. Я ж вас знаю еще с пеленок. Сказала, что еду с вами в Ланту, значит, так будет. Да мисс Эллин в гробу перевернется, как увидит вас одну в этом городе, где полным-полно янки, да вольных негров, да еще всяких негодяев.

– Но ведь я остановлюсь у тетушки Питтипэт, – в отчаянии возразила Скарлетт.

– Мисс Питти чудесная женщина, и уж она-то думает, будто все видит и знает, да только это не так, – отрезала Мамушка и, всем своим королевским видом показав, что разговор окончен, повернулась и вышла в коридор. От ее крика задрожали стены: – Присси, детка! Слетай наверх и принеси с чердака коробку с выкройками для мисс Скарлетт, да найди еще ножницы, да поживее, а то всю ночь провозишься.

«Хорошенькое дельце, – с досадой подумала Скарлетт. – Уж лучше бы и впрямь взять с собой волкодава».

Прибрав после ужина, Скарлетт и Мамушка разложили выкройки на обеденном столе, пока Сьюлин и Кэррин деловито отпарывали с портьер атласную подкладку, а Мелани щеткой для волос чистила бархат от пыли. Джералд, Уилл и Эшли устроились в той же комнате и курили, с улыбкой наблюдая женскую возню. Чувство радостного волнения, которое, казалось, излучала Скарлетт, заразило их всех, хотя никто не мог понять, в чем тут дело. Лицо Скарлетт разрумянилось, глаза сверкали лихорадочным блеском, она смеялась без остановки. Радовались все: ведь уже столько месяцев кряду никто не слыхал ее звонкого смеха. Больше всех радовался Джералд. Его взгляд слегка прояснился, пока он следил за порхающей по комнате Скарлетт. Всякий раз, как она проходила мимо, он одобрительно похлопывал ее по боку. Девушки так разволновались, словно их пригласили на бал и это для себя они сейчас отпарывали, вырезали и сметывали новое платье.

Скарлетт собиралась в Атланту, чтобы занять денег или заложить Тару, если придется. Подумаешь, что такое залог? Скарлетт сказала, что, когда срок придет, они с легкостью выкупят Тару обратно за счет будущего урожая, даже еще деньги останутся. Она говорила об этом с такой уверенностью, что ни у кого даже сомнений не закралось. А на вопрос, у кого она собирается занять денег, Скарлетт ответила: «Кто будет много знать – скоро состарится», – да так игриво, что все засмеялись и принялись поддразнивать ее дружком-миллионером.

– Должно быть, это капитан Ретт Батлер, – шутя предположила Мелани, и это нелепое предположение вызвало у всех новый дружный приступ хохота: всем было известно, что Скарлетт его ненавидит и отзывается о нем исключительно как об «этом подлеце Ретте Батлере».

Только сама Скарлетт не поддержала шутки, а Эшли оборвал смех, заметив настороженный взгляд Мамушки, брошенный на Скарлетт.

Захваченная духом праздничного веселья, Сьюлин расщедрилась и принесла свой ирландский кружевной воротничок, уже немного поношенный, но все еще хорошенький, а Кэррин настояла, чтобы в Атланту Скарлетт надела ее туфли: это была лучшая пара во всей Таре. Мелани попросила Мамушку оставить бархатные обрезки на обшивку обветшалой шляпки. И все снова расхохотались, когда она сказала, что если старый петух сейчас же не сбежит на болото, то скоро расстанется со своим роскошным черно-зеленым хвостом с бронзовым отливом.

Наблюдая за порхающими пальцами, Скарлетт слушала смех и смотрела на всех с затаенной горечью и презрением.

«Они понятия не имеют, что на самом деле происходит со мной, с ними, со всем Югом. Несмотря ни на что, они все еще думают, что ничего страшного с ними случиться не может, потому что они О’Хара, Уилксы и Гамильтоны. Даже негры чувствуют себя спокойно. Какие же они все дураки! До них никогда не дойдет, что происходит! Они так и будут жить и думать, как жили и думали всегда, и ничто их не изменит. Мелли может ходить в рванине, собирать хлопок и даже помогать мне в убийстве, но ничто ее не изменит! Она так и останется тихой, благовоспитанной миссис Уилкс, безупречной леди! А Эшли? Он видел смерть и войну, был ранен и сидел в тюрьме, вернулся к дому, превращенному в груду развалин, и все равно остался прежним джентльменом, владельцем поместья Двенадцать Дубов. Вот Уилл не такой. Он знает, что происходит на самом деле, но ведь ему, по сути, и терять-то нечего. А что до Сьюлин и Кэррин, они думают, что все это временно. Они не меняются вместе с миром, потому что думают, что скоро все станет прежним. Они думают, что Бог сотворит чудо специально ради них. Но Бог не станет ради них стараться. Вот если мне удастся охмурить Ретта Батлера, это и впрямь будет чудо. А они не изменятся. Может быть, они просто не могут измениться. Только я изменилась, но, будь это в моих силах, я бы тоже осталась прежней».

Наконец Мамушка выгнала мужчин из столовой и закрыла за ними дверь: настало время примерки. Порк помог Джералду подняться в спальню, а Эшли и Уилл при свете лампы остались сидеть в парадном холле. Какое-то время они молчали, Уилл невозмутимо жевал табак. Только в его обычно кротком лице не было привычной невозмутимости.

– Не нравится мне эта поездка в Атланту, – признался он наконец. – Ой как не нравится.

Эшли бросил взгляд на Уилла и молча отвернулся, а про себя подумал: неужели Уилла терзают те же страшные подозрения, что и его самого? Нет, это невозможно. Уилл понятия не имел о том, что произошло днем в саду, о том, что довело ее до отчаяния. Уилл не видел, как изменилось лицо Мамушки при упоминании о Ретте Батлере, а главное, Уилл ничего не знал о деньгах Ретта и его скверной репутации. По крайней мере, Эшли думал, что Уилл ничего не знает, хотя после возвращения в Тару не раз имел случай убедиться, что Уиллу, как и Мамушке, не нужно ничего объяснять, что ход событий он чует заранее. В воздухе витало что-то зловещее, Эшли не знал, что именно, но был бессилен уберечь Скарлетт от беды. За весь вечер она ни разу не посмотрела ему в глаза, а вся ее лихорадочная веселость только пугала его. Его раздирали такие жуткие подозрения, что и подумать было страшно, но он не имел права оскорбить ее прямым вопросом, так что оставалось только терзаться догадками. Он сжал кулаки. У него вообще нет никаких прав на нее, сегодня он утратил их раз и навсегда. Он ничем не может ей помочь. И никто не может. Но, вспомнив о том, с какой угрюмой решимостью Мамушка резала бархатные портьеры, Эшли немного приободрился: уж Мамушка позаботится о Скарлетт даже против ее воли.

«Это все из-за меня, – подумал он в отчаянии. – Это я довел ее до этого».

Он вспомнил, как днем, уходя от него, она распрямила плечи, как упрямо вскинула голову. Его сердце рвалось к ней, терзаемое беспомощностью и восхищением. Он знал, что в ее словаре нет такого слова, как «доблесть», знал, что она будет смотреть на него в недоумении, скажи он ей, что в душе у нее больше доблести, чем у кого бы то ни было на всем белом свете. Он знал, что она не поймет, как много доблести он видит в ее действиях. Он знал, что она смотрит на жизнь без иллюзий, что своим закаленным в сражениях с невзгодами умом находит выход из любого положения, что, вступив в борьбу, преодолевает все препятствия с неслыханным упорством, не признающим поражения, даже когда поражение неизбежно.