Унесенные ветром - Митчелл Маргарет

«Я так подурнела… мне ни за что его не заманить! – подумала Скарлетт в приливе отчаяния. – И я страшно исхудала. Господи, я слишком сильно исхудала!»

Она похлопала себя по щекам, с растущим в душе отчаянием ощупала выступающие под платьем ключицы. А грудь у нее стала такой маленькой! Почти как у Мелани. Придется нашивать на лиф рюши, чтобы грудь казалась больше. Вспомнить только, с каким презрением она раньше относилась к девицам, прибегавшим к подобным уловкам! Рюши! Тут Скарлетт задумалась о другом. В чем ей ехать? Она осмотрела свое платье, разглаживая складки латаной-перелатаной юбки. Ретту нравятся хорошо и модно одетые женщины. Она с тоской вспомнила зеленое в оборочках платье, которое надела сразу по окончании траура, и шляпку с зелеными перьями, подаренную ей Реттом, и все комплименты, что он потом ей наговорил. С ненавистью, к которой примешивалась и немалая доля зависти, вспомнила она наряд Эмми Слэттери: красное клетчатое платье, сапожки с красной окантовкой и кисточками и плоскую шляпку. Все это было вопиюще безвкусно, но зато ново и модно, а главное – броско. О как ей хотелось бросаться в глаза! Особенно в глаза Ретту Батлеру! Если он увидит ее в старом тряпье – сразу поймет, что в Таре дела плохи. А он ничего не должен знать.

До чего же глупо было думать, что стоит ей приехать в Атланту и явиться ему на глаза, как он тут же влюбится в нее! В эту нищенку с тощей шеей и взглядом голодной кошки! Если в расцвете своей красоты она так и не сумела заставить его сделать предложение, на что же ей рассчитывать сейчас, когда она стала уродиной, да еще и оборванкой? Если верить словам мисс Питти, то он сейчас самый богатый человек в Атланте, стало быть, все городские красавицы – и порядочные, и продажные – к его услугам, а ему остается только выбирать. «Что ж, – мрачно подумала Скарлетт, – зато у меня есть то, чего нет у всех этих красавиц: твердая решимость. Ах, если бы у меня было хотя бы одно приличное платье…»

Во всей Таре не осталось ни одного платья, не перелицованного по крайней мере дважды.

«Вот и весь разговор», – подумала Скарлетт, безутешно уставившись в пол. На полу лежал бархатный ковер Эллин, некогда темно-зеленый, цвета мха, а теперь обветшалый и потертый, местами порванный и весь в пятнах, оставленных множеством спавших на нем людей. Взглянув на ковер, Скарлетт ощутила еще более острый приступ тоски и отчаяния: ковер напомнил ей, что Тара так же износилась и обветшала, как и она сама. Вообще вся эта погруженная в полумрак комната нагоняла на нее тоску. Подойдя к окну, Скарлетт подняла задвижку и открыла ставни, впустив в гостиную последние лучи зимнего заката. Она прислонилась к бархатным портьерам и выглянула через унылый выгон на темные кедры, окружавшие семейное кладбище.

Бархатные портьеры, тоже цвета лесного мха, мягко кололи ей щеку, и Скарлетт с наслаждением потерлась о них лицом, как котенок. И вдруг, отстранившись, пристально посмотрела на них.

В следующую минуту она уже волокла через всю комнату тяжелый стол с мраморной крышкой. Его заржавевшие колесики жалобно скрипели. Скарлетт подкатила стол к окну, подобрала юбки, забралась на него и встала на цыпочки, чтобы дотянуться до тяжелого карниза. Достать никак не удавалось, и она принялась с таким нетерпением дергать портьеру, что крепления выскочили из стены, и все вместе – и карниз, и портьеры – с грохотом рухнуло на пол.

Дверь гостиной распахнулась как по волшебству, и на пороге появилась Мамушка. Ее широкое черное лицо светилось любопытством, а в каждой морщинке затаилось глубочайшее подозрение. Она неодобрительно посмотрела на Скарлетт, балансирующую на столе с задранными выше колен юбками, готовую спрыгнуть на пол. Лицо Скарлетт так сияло возбуждением и торжеством, что Мамушка сразу заподозрила неладное.

– И что это вы удумали делать с портьерами мисс Эллин? – грозно потребовала она.

– А ты зачем под дверями подслушиваешь? – проворно спрыгивая со стола и подбирая с пола тяжелый пыльный бархат, ответила Скарлетт.

– Больно надо, – возразила Мамушка, приготовившись к бою. – Нечего вам трогать портьеры мисс Эллин! Что это вы вздумали выдергивать их из стены и возюкать по полу в пыли? Мисс Эллин их пуще глаза берегла, и я вам не дам вот так их изгваздать!

Скарлетт устремила на свою старую няньку лихорадочно горящий от возбуждения взгляд зеленых глаз, и этот взгляд непослушной маленькой девочки напомнил Мамушке старые добрые времена, по которым она часто вздыхала.

– Мамушка, а ну-ка живо марш на чердак, принеси мне коробку с выкройками! – закричала Скарлетт, слегка подталкивая старую негритянку. – У меня будет новое платье.

Мамушка разрывалась между негодованием при мысли о том, что ей с ее двухсотфунтовым весом придется лезть на чердак, и растущим в душе страшным подозрением. Она выхватила портьеру из рук Скарлетт и прижала ее, будто священную хоругвь, к своей необъятной отвислой груди.

– Уж не из портьер ли мисс Эллин вы собираетесь шить себе платье? Так вот, не бывать этому, пока я жива!

На лице молодой хозяйки промелькнуло хорошо знакомое Мамушке выражение ослиного упрямства, тут же сменившееся улыбкой, сопротивляться которой она была не в силах. Но и обмануть старую женщину эта улыбка тоже не могла. Мамушка отлично знала, что мисс Скарлетт всякий раз использует эту улыбку, когда хочет обмануть ее, и твердо решила, что уж на этот раз не даст обвести себя вокруг пальца.

– Мамушка, не будь такой жадной. Я собираюсь в Атланту, чтобы занять денег, и мне нужно новое платье.

– И вовсе вам не надо никаких новых платьев. У других леди тоже нет новых платьев. Все носят старые и гордятся этим. Дочка мисс Эллин может и в обносках ходить, все одно ее все будут уважать, как если бы она ходила в шелках.

Выражение ослиного упрямства вернулось на лицо Скарлетт. «Господи боже, вот смешно: с годами мисс Скарлетт все больше походит на мистера Джералда и все меньше на мисс Эллин», – подумала Мамушка.

– Нет, Мамушка, ты же знаешь, тетя Питти писала нам, что в эту субботу Фанни Элсинг выходит замуж, и я, конечно же, отправлюсь на свадьбу. Мне понадобится новое платье.

– То платье, что на вас надето, будет ничем не хуже, чем у самой мисс Фанни. Тетя Питти писала, что Элсинги совсем обеднели.

– Но мне обязательно нужно новое платье! Мамушка, ты даже не понимаешь, как сильно нам нужны деньги. Налоги…

– Да знаю я все про налоги, но…

– Знаешь?

– Да, мэм, Господь Бог наделил меня ушами, отчего ж бы им не слышать? А мистер Уилл все одно двери никогда не закрывает.

«Есть на свете хоть одна новость, которую Мамушка не умудрилась бы подслушать? – удивилась про себя Скарлетт. – И как эта слоновья туша, сотрясающая пол при каждом шаге, ухитряется подкрадываться, как пума, когда хочет подслушать, о чем говорят хозяева?»

– Ну, раз ты все слышала, значит, знаешь, что Джонас Уилкерсон и Эмми…

– Да, мэм, – кивнула Мамушка, грозно сверкнув глазами.

– Вот и не упирайся, как мул, Мамушка. Разве ты не видишь: мне нужно отправиться в Атланту и найти деньги для налогов. Я должна раздобыть денег. И я их добуду! – Она ударила кулачками друг о друга. – Ради всего святого, Мамушка, они выкинут нас на улицу, и куда мы пойдем? И ты собираешься спорить со мной о такой мелочи, как мамины портьеры, когда эта дрянь Эмми Слэттери, которая убила маму, спит и видит, как бы переехать в наш дом и занять мамину спальню?

Мамушка беспокойно переминалась с ноги на ногу, как потревоженный слон. В душе у нее зрела смутная догадка, что ее все же обвели вокруг пальца.

– Нет, мэм, я совсем не хочу, чтобы эта белая шваль жила здесь или чтобы нас выбросили на улицу, но… – Неожиданно она бросила на Скарлетт прокурорский взгляд. – Это у кого ж вы хотите денег просить, что вам понадобилось новое платье?

– Это уж мое дело, – ответила застигнутая врасплох Скарлетт.

Мамушка уставилась на нее пронизывающим взглядом, как в детстве, когда маленькая Скарлетт выдумывала правдоподобные оправдания своим проступкам. Мамушка как будто читала ее мысли, и Скарлетт невольно опустила глаза, ощутив в душе первые признаки раскаяния.