Отечник проповедника - игумен Марк Лозинский

См. также: Помощь Божия.

Брат сказал авве Пимену: "Я замечаю, что куда ни пойду, везде нахожу себе помощь." Старец отвечал ему: "В настоящее время Бог милосерд к тем, которые носят меч в руках своих. Если мы будем мужественны, Он явит нам милость Свою." (Достопамятные сказания. С. 208. № 94).

563. Монаха во время молитвы "схватывала" лихорадка, но он мужественно, вспоминая смерть, исполнял правило, и болезнь отходила

См. также: Демонские козни; Смертная память; Уныние

Как только некий безмолствовавший инок вставал на свое молитвенное правило, у него начиналась лихорадка с ознобом и жаром, причем появлялась сильная головная боль. Когда это происходило, монах говорил сам себе: "Вот! Я уже болен к смерти, встану же прежде, чем смерть постигнет меня, совершу мое молитвенное правило." Этими словами он понуждал себя и исполнял свое правило. С окончанием правила болезнь отступала. (Еп. Игнатий. Отечник. С. 370. № 2).

564. Авва Геласий изгнал из своей обители еретика Феодосия и не признал его патриаршества, несмотря на многие угрозы

См. также: Твердость

Во время Вселенского Собора в Халкидоне некто Феодосий, первый начавший в Палестине защищать раскол Диоскора, пришел к авве Геласию в его монастырь и начал оговаривать Халкидонский Собор, якобы, утвердивший учение Нестория, думая этим увлечь святого в обман и раскол. Но Геласий по внешнему виду Феодосия и просвещаемый божественным даром рассуждения понял лукавое намерение еретика и не только не был увлечен в его отступничество, что сделали почти все, но и выслал его, как подобало, с бесчестьем. Феодосий устремился в Святой Град и, прикрывшись личиной ревности по Боге, увлек на свою сторону все монашество, увлек и царицу, бывшую в то время там. С помощью этих своих сообщников он вступил своевольно и насильственно на патриарший престол… Призывает он как-то авву Геласия, приводит в храм, привечая и вместе с тем угрожая, повелевает предать анафеме Ювеналия. Геласий, нисколько не устрашившись, говорит: "Иного епископа Иерусалимского, кроме Ювеналия, я не знаю." Феодосий, опасаясь, чтоб и другие не стали подражать благочестивой ревности старца, повелел скорее изгнать его из храма. Приверженцы Феодосия схватили авву, обложили его дровами и стращали, что сожгут его. Но видя, что он не боится и не выказывает им повиновения, сами испугались народного восстания, потому что блаженный был известен и славен. Но больше — по действию Божественного Промысла отпустили преподобного, не причинив ему никакого вреда. А он по произволению и совести сделался мучеником, принеся себя во всесожжение Богу. (Еп. Игнатий. Отечник. С. 87. № 4).

565. Девица Потамиена мужественно перенесла все пытки мучителя, но не согласилась на греховные требования своего сластолюбивого господина

См. также: Девство; Мученичество; Терпение; Целомудрие

Одна прекрасная лицом девица Потамиена во время Максимиана-гонителя была рабой у некоего сластолюбца. Господин долго старался обольстить ее различными обещаниями, но не мог. Наконец, придя в ярость, он представил ее тогдашнему александрийскому префекту, как христианку, которая хулит настоящее правительство и царей за гонение, и обещал ему довольно много денег за ее наказание. "Если ты, — говорил он, — уговоришь ее пойти мне навстречу, то не предавай ее истязанию." Но если она по-прежнему будет оставаться непреклонной, просил уморить ее в мучениях. "Пусть же, — говорил он, — она не смеется над моей страстью!" Привели мужественную девицу в судилище и начали терзать ее тело различными орудиями казни. В то же время и уговаривали ее. Но она оставалась непоколебимой, как стена. Тогда судья выбирает из орудий казни самое страшное и мучительное. Он приказывает наполнить большой медный котел смолой и поджечь. Когда смола стала кипеть и клокотать, безжалостный судья обратился к блаженной девице: "Или иди покорись воле своего господина, или знай, я прикажу бросить тебя в этот котел." Потамиена отвечала: "Можно ли быть таким несправедливым судьей, чтобы приказывать мне повиноваться сладострастью?" Разъяренный судья дает знак раздеть ее и ввергнуть в котел. Тогда она вскричала: "Заклинаю тебя жизнью императора, которого ты боишься, прикажи, по крайней мере, не раздевать меня, если ты уж присудил мне такую казнь. Вели постепенно опускать в смолу, и ты увидишь, какое терпение даровал мне Христос, Которого ты не знаешь." Таким образом, ее постепенно опускали в котел, в продолжение нескольких часов, пока она не испустила дух после того, как смола подступила к горлу. (Лавсаик. С. 12).

566. Мужественное ходатайство преподобного Григория за угнетенный народ перед жестоким князем

См. также: Любовь к ближним; Отечество; Самопожертвование

В 1434 году сын Юрия, князь Димитрий Шемяка, опустошил страну Вологодскую. Несчастные жители бежали из своих жилищ и скитались в лесах, не зная, где преклонить голову, многие умирали с голоду. Толпы разоренных стекались в обитель преподобного Григория Пельшемского, и он помогал им, сколько мог. Одушевляясь любовью к Отечеству, он решился сказать правду Шемяке. "Князь Димитрий, — говорил пустынник, — ты творишь дела нехристианские. Иди лучше в страны языческие, к людям, не знающим Бога. Вдовы и сироты христианские вопиют против тебя перед Богом. Сколько людей гибнет от тебя голодом и стужей, и если вскоре не прекратишь междоусобия, кровопролития и насильства, то лишишься и славы, и княжения!" Шемяка, рассерженный правдой, приказал сбросить святого Григория с высокого моста на лед реки. Разбитый преподобный несколько часов лежал без чувств. Наконец, он пришел в себя и, с трудом поднявшись, сказал окружавшим его: "У немилостивого князя и слуги немилостивы, но скоро они погибнут, несчастные." Как ни был черств Шемяка, но опомнился, уступил обличениям Григория и оставил Вологду. Это мужественное ходатайство святого за несчастных усилило в народе уважение к преподобному и его обители. (Троицкий патерик. С. 39).

567. Мужество оптинского настоятеля отца Моисея во время пожара

См. также: Совершенство; Спокойствие

Был в Оптиной пустыни пожар в гостинице, причинивший большой убыток. Отец Моисей спокойно вышел посмотреть, как горит, спокойно стоял в толпе, не сделал никаких распоряжений, он хорошо знал, что братия сами примут нужные меры. Вынесли из пожара Казанскую чудотворную икону Божией Матери, стали с ней против ветра, и ветер вместе с огнем изменил свое направление. Пожар скоро был потушен. (Оптинский патерик. С. 65).

568. Мужество святителя Василия Великого в борьбе с гонителями Церкви — арианами

См. также: Епископ; Церковь

В сане епископа святитель Василий показал себя твердым и непоколебимым защитником Православия против ариан. Император Валент, желая врести арианство в Кесарии, послал для этой цели к святителю Василию своего префекта Модеста. После напрасных убеждений склонить святителя к единомыслию с арианами, видя его непреклонность, Модест угрожал ему лишением имущества, изгнанием, мучениями, смертью. "Все это, — отвечал святитель Василий, — для меня ничего не значит. Тот не теряет имения, кто ничего не имеет, кроме этих ветхих и изношенных одежд и немногих книг, — в них все мое богатство. Ссылки для меня не существует, потому что я не связан с местом, и то место, где теперь живу, не мое, и всякое, куда меня ни отправят, будет не мое. А мучения что могут мне сделать? Я так слаб, что разве только первый удар будет чувствителен. Смерть же для меня — благодеяние, она скорее приведет меня к Богу, для Которого живу и тружусь и к Которому давно я стремлюсь." Изумленный этими словами Модест сказал, что так свободно до сих пор никто с ним не разговаривал. "Может быть, — ответил святитель, — ты не встречался с епископом, иначе, без сомнения, говоря о подобном предмете, услыхал бы такие же слова. Во всем ином мы кротки, смиреннее всякого. Но когда дело (идет) о Боге и против Него дерзают восставать, тогда мы, все прочее вменяя за ничто, взираем только на Него одного, тогда огонь, меч, звери и железо, терзание тела скорее будут для нас удовольствием, чем устрашат." (Архиеп. Филарет (Гумилевский). Жития святых. 1 января).

Муки вечные

См. также: Ад №№ 1—2; Мытарства № 576; Надежда № 590; Покаяние № 770; Празднословие № 885.

569. Рассказ старицы о земной и загробной участи своего отца-праведника и матери-грешницы

См. также: Ад; Воздаяние праведникам и грешникам; Жизнь загробная; Рай

Поведал некий старец о девице очень преклонных лет, преуспевшей в страхе Божием. Он спросил, что привело ее к монашескому жительству? Она, прерывая слова воздыханиями, рассказала мне следующее: "Мои родители, достоуважаемый муж, скончались, когда я была в детском возрасте. Отец был скромного и тихого нрава, но слабый и болезненный. Он жил настолько погруженный в заботу о своем спасении, что едва кто из жителей одного с нами села изредка видел его. Если иногда он чувствовал себя получше, то приносил в дом плоды своих трудов. Большую же часть времени он проводил в посте и страданиях. Молчаливость его была такова, что незнавшие могли принять его за немого. Напротив того, мать моя вела жизнь рассеянную в высшей степени и столь развратную, что подобной ей женщину трудно было сыскать. Она была так говорлива, что казалось, все ее существо составлял один язык. Беспрестанно она затевала ссоры со всеми, проводила время в пьянстве с самыми невоздержанными мужчинами. Она расточила все, что нам принадлежало, а ей отец передал распоряжение домом. Она так злоупотребляла своим телом, оскверняя его нечистотами, что немногие из нашего селения избежали блудного с ней совокупления. Она никогда не подвергалась и болезни, со дня рождения и до старости у нее было совершенное здоровье. Так текла жизнь моих родителей. Отец, истомленный продолжительной болезнью, скончался. Едва он умер, как небо потемнело, пошел дождь, засверкала молния, загремел гром, в течение трех дней и трех ночей непрерывно продолжался ливень. По причине такой непогоды задержалось его погребение, так что жители села покачивали головами и, удивляясь, говорили: "Этот человек настолько был неприятен Богу, что даже земля не принимает." Но чтоб тело его не начало разлагаться в самом доме, похоронили его кое-как: непогода и дождь все продолжались. Мать моя, получив еще большую свободу по смерти отца, с большим исступлением предалась блуду. Сделав наш дом домом разврата, она проводила жизнь в величайшей роскоши и увеселениях. Когда настала ее смерть, то она сподобилась великолепного погребения. Сама природа, казалось, приняла участие в похоронах. По ее кончине я осталась в отроческих летах, и уже телесные вожделения начали во мне проявляться. Однажды вечером я начала размышлять, чью жизнь избрать мне образцом для подражания: отца ли, который жил скромно, тихо и воздержно, но во всю свою жизнь не видел ничего доброго, провел ее в болезнях и печали, а когда скончался, то земля даже не принимала его тела. Если такое житье благоприятно Богу, то по какой причине отец мой, избравший его, подвергся стольким бедствиям? "Лучше жить, как жила мать, — сказало мне мое помышление, — предаться вожделению, роскоши, плотскому сладострастью. Ведь мать не упустила ни одного скверного дела! Она провела всю жизнь в пьянстве, была здоровой и счастливой. Конечно, мне следует жить так, как жила мать! Лучше верить собственным глазам и тому, что очевидно, лучше наслаждаться всем, чем верить невидимому и отказываться от всего." Когда я, окаянная, согласилась в душе избрать жизнь, подобную жизни моей матери, настала ночь, я уснула. Во сне предстал мне некто высокий ростом, взором страшный, грозно взглянул на меня, гневно и строго приказал: "Исповедуй мне помышление твоего сердца." Я, испугавшись, не смела и взглянуть на него. Еще более громким голосом повторил он приказание, чтоб я исповедала, какая жизнь мне понравилась. Растерявшись от страха и забыв обо всем, я сказала, что не имела никаких помышлений. Но он напомнил мне все, о чем я размышляла втайне. Обличенная я умоляла его даровать мне прощение и объяснила причину этих размышлений. Он сказал мне: "Пойди и посмотри обоих — и отца, и мать, — а потом избери жизнь по своему желанию." С этими словами он взял меня за руку и повлек. Привел он меня на большое поле неизреченной красоты со многими садами, с плодовыми деревьями, ввел меня в эти сады. Там встретил меня отец, обнял, поцеловал, назвал своей дочерью. Я заключила его в объятия и просила разрешения остаться с ним. Он отвечал: "Ныне это невозможно, но если последуешь моим стопам, то придешь сюда по прошествии непродолжительного времени." Когда я опять начала просить о том, чтоб остаться, показавший мне видение снова взял меня за руку, повлек и сказал: "Пойди, я покажу тебе и мать, как горит она в огне, чтоб знать тебе, по жизни кого из родителей направить свою жизнь." В мрачном и темном доме, наполненном скрежетом зубов и горем, он показал мне огненную печь с кипящей смолой. Какие-то страшилища стояли у ее устья. Я заглянула внутрь и увидела в ней мою мать: она погрязла по шею в огне, скрежетала зубами и горела, тяжкий смрад разносился от червя неусыпающего. Увидев меня, она воскликнула с рыданием: "Увы мне, дочь моя! Эти страдания — последствия моих собственных дел. Воздержание и все добродетели казались мне достойными посмеяния. Я думала, что жизнь моя в сладострастии и разврате никогда не кончится. Пьянство и объедание я не признавала грехами. И вот! Я наследовала геенну, подверглась этим казням за краткое наслаждение грехами. За ничтожное веселие расплачиваюсь теперь страшными муками. Вот какую получаю награду за презрение Бога! Объяли меня всевозможные, бесконечные бедствия. Ныне время помощи, ныне вспомни, что ты вскормлена моей грудью! Воздай мне, если ты получила от меня когда-либо что-либо! Умилосердись надо мной! Жжет меня этот огонь, но не сожигает. Умилосердись надо мной! Меня в этих муках снедает отчаяние. Умилосердись надо мной, дочь моя, подай мне руку и выведи меня из этого места." Когда я отказывалась это сделать, боясь тех страшных стражей, которые тут стояли, она снова причитала со слезами: "Дочь моя! Помоги мне. Не презри плача твоей родной матери! Вспомни мою болезнь в момент твоего рождения! Не презри меня! Погибаю в огне геенском." Ее вопль вызвал у меня слезы, я начала также стенать. Вопли и рыдания разбудили моих домашних. Они стали спрашивать меня о причине столь громкого плача, Я рассказала им мое видение. Тогда я решила последовать жизни моего отца, будучи удостоверена, по милосердию Божию, какие муки уготованы для тех, кто позволяет себе проводить порочную жизнь." (Еп. Игнатий. Отечник. С. 541. № 177).