Кровь ниори - Людмила Минич

– Я тебе не просто так рассказал эту историю. Во-первых, чтобы ты Иму лучше понял. Во-вторых, чтобы ты сам лишних надежд не питал. Иллири, кто-нибудь другой, какая разница? Ты попадешь в Идэлиниори с ним или без него.

Леки снова сжал зубы. Он-то не такой. Ему тяжко расставаться с людьми, даже если они ниори.

– Я думал, он мне друг!

Триго вздохнул. «И зачем только в словах рассыпался?»

– Хорошо, я еще тебе кусочек Идэлиниори приоткрою. – Он понизил голос. – Я ведь говорил, что рядом был и многое видел своими глазами. То, от чего остальные бегут, чего они видеть не хотят. Ты не представляешь, кто такие стражи! Их забирают в обучение с рожденья. Многие семьи истинных ниори считают за честь отдать туда второго или третьего ребенка. Они… они не похожи на остальных. Ты же видишь… не мог не заметить, что стражи всегда спокойны? И Иллири, и Инхио.

Леки кивнул.

– Ты думаешь, они хорошо владеют собой, умеют смирять свои чувства? Ты и правда так думаешь? У них почти нет чувств. С самого детства из них выкорчевывают все, что может помешать служению. Злость, гнев, сомнение, гордость, любовь, особенно страх. Они бесстрашны, Леки. Веришь? Бояться можно того, чего мы не знаем, страх – от незнания мира. Так говорил он… я тебе только что рассказывал о нем. Нельзя сказать, что они совсем не имеют страстей, но их учителя стараются вовсю!

– Ужас, – пробормотал Леки.

– Почему? Ни к чему они не должны быть привязаны слишком сильно. И это – всего лишь необходимость. Для народа ниори. Они наши хранители. Что, если от стража будет зависеть множество жизней, а он бросится спасать одну?

Леки лишь зубами скрипнул.

– Стражи – особое племя внутри нашего народа. Они одиночки! Другие их тяготят, а со временем – все больше и больше. Как Иллири. Страж не может быть тебе другом. Он не знает, что такое дружба, и не нужно держать на него зла. Ты куда счастливее, чем он.

Леки снова промолчал.

– И еще, – добавил Триго напоследок, – ты, наверное, Думаешь, что ниори жестоко поступают со стражами? От них зависит наша жизнь, наше выживание в западных землях. А ты, Наверное, слышал, что ниори претит убийство, любое насилие, особенно истинным? Это же преступление против Великой Матери. Поэтому стражей и лишают чувств… насколько это возможно. И все же они убивают, но лишь тогда, когда это необходимо. А так… усыпляют тех, кто мешает… если возможно. – Он запинался все больше. – Но все равно… можно сойти с ума, если не пройти такого обучения. Те дети которых отдают в служение, – дань, что ниори платят за свой покой.

Леки вспомнил, как Дэйи, не целясь, бил «пиявок», вспомнил и нож в сердце мертвого трея из засады на Равнинном Пути, когда его так позорно выбросило из седла. Их всех настигла смерть от одного удара. Прямо в сердце. Теперь, после сказанного Триго, он начал понимать, откуда такой холодный расчет и уменье. Если надо убить, то как можно быстрее – вот в чем соль.

– Я видел, – невольно пробормотал он, – он целился прямо в сердце, и как быстро!

Триго мотнул головой.

– Они не целятся. Никуда. Им не надо видеть, чтобы попасть в цель. Они чувствуют сердце! Твое, мое, любое! И не только сердце, если враг недалеко. Они направляют оружие не руками, а всем своим существом, поэтому никогда не ошибаются.

Леки заледенел. Вторая лепешка так и осталась валяться на траве. Кусок больше в горло не лез. Со стоянки донесся окрик. Триго ответил. Они поднялись.

– Скажи мне уж тогда еще одно, – вздохнул Леки, с трудом оторвавшись от травы. – Я сначала не сообразил даже. Сколько ниори живут? Как люди, шесть-семь циклов? Или больше? – Триго удивленно развернулся, и Леки торопливо пояснил: – Инхио как-то сказал, что очень давно услыхал про Дэйи, то есть Иллири Дэйи, еще когда обучение только закончил. А с виду они одних лет… Вот я и запутался…

Они вышли на общую поляну, и Триго невольно заговорил тише.

– В этом и беда. Наши сроки не измерены Великой Матерью. Мы проживаем разные жизни. – Он старательно делал вид, что поправляет седло, пока Леки глазел на него широко открытыми глазами. – Конечно же, наши жизни длиннее человеческих, у истинных – еще длиннее. Но и у них. без капли человеческой крови, земные сроки различаются в несколько раз.

Леки чуть не подпрыгнул.

– Два или три двойных цикла – обычный срок для ниори, но много тех, что не доживают и до этого времени. Есть и те, кто переживает его.

– Погоди, – Леки схватил его за руку, – ты говоришь «двойной цикл»? Двенадцать раз по двенадцать? Два или три двойных цикла? Или я ослышался?

Триго кивнул.

– А дальше – я не знаю. Спрашивай у Иллири.

– И спрошу! – Леки легко вскочил на Ста и, пока еще все не успели собраться – как всегда, устраивали Нока Барайма, – подъехал к Дэйи.

– Ты уезжаешь? – спросил напрямик. Теперь уж чего вилять?

– Если Тинхэ нас догонит, то уеду. Если нет – потом, в приграничье.

– Я вспомнил то виденье, то самое, про камень, – осторожно начал он. – Если нужно, я расскажу.

– Если нужно, – ответил страж, – расскажи.

– Это долго получится. Вечером, хорошо?

Страж кивнул безразлично. Леки хотел вспылить, но сдержался.

– Хорошо, – повторил Леки еще раз, для себя, и отстал от Дэйи.

«Уж до вечера он точно не уедет, раз промолчал», – рассудил он и успокоился. Смерть какого-то незнакомого колдуна, виденная во сне, его мало заботила, да и стерлась уже слегка, зато виденье служило хорошим предлогом, зацепкой. Страж не устоит, от разговора увиливать не будет. Сегодня – или никогда. Сегодня он выложит Дэйи все, что думает о его странном темноглазом друге, и тот уже не отвертится, придется все рассказать про Виверру да про свои делишки с этим… Или Леки сам расскажет. Всем.

Полный решимости, он целый вечер обдумывал непростую битву со стражем и сам боялся себе признаться, что вряд ли сможет нарушить свое прежнее обещанье. Вряд ли он Кому-нибудь когда-нибудь решится рассказать о маге со странными глазами. Почему? Он и сам не знал.

А вечером Дэйи исчез. Отряд устало раскинулся около костра, приятно булькало варево в котелке, с увлечением о чем-то разглагольствовал Нок Барайм. Все были на месте Только Дэйи куда-то запропастился. Когда все начали устраиваться на ночлег, Леки с похолодевшим сердцем не поленился сбегать к лошадям. Виэ на месте, никуда не пропал, и Леки вздохнул с облегчением. Но общему примеру не последовал, не завернулся в одеяло, не примостился поближе к костру, не захотел утонуть в блаженной дреме. Он ждал, прислонившись спиной к облюбованному им тонкому деревцу. Луини, что живет в нем, наверное, сродни юной девушке: тонкой, свежей, не успевшей хлебнуть горестей жизни. Леки прижался ухом к стволу, уловив слабую дрожь, словно дерево всем своим существом отвечало ему. Он прислушался, закрыл глаза.