В когтях багряного зверя - Роман Глушков

Новая беда пришла оттуда, откуда ее никто не ждал.

– Плохие новости, мсье шкипер! – заявил мне однажды вечером не на шутку встревоженный Гуго. Он и Джура весь день провозились с бронекатами, проводя очередное техническое обслуживание. И если обычно аккуратный де Бодье примчался ко мне, даже не умыв лица, значит, обнаруженная им проблема была действительно серьезной.

– Что стряслось, mon ami? – Вслед за Сенатором и я не на шутку забеспокоился. Он, конечно, был человеком эмоциональным и впечатлительным, но зазря поднимать панику точно не стал бы.

– Неутомимые Трудяги, мсье шкипер!.. – Он оперся о стену, переводя дух. – Они… останавливаются!

– Не понимаю, о чем вы говорите! – нахмурился я.

– Обороты ДБВ падают, – пояснил де Бодье. – Причем не только у «Гольфстрима», но и у всех наших бронекатов. Я лично все проверил и перепроверил, так что ошибка исключена.

– Что значит – «падают»? – продолжал недоумевать я.

– Похоже, все Трудяги останавливаются, мсье Проныра, – покачав головой, подавленно заметил Гуго. – Они были последними работающими технологиями Вседержителей, но продолжали функционировать лишь за счет своего сверхпрочного герметичного корпуса. Однако земной мир возрождается, условия продолжают меняются, и теперь даже феноменальная защита ДБВ начинает разрушаться. Обороты двигателей падают медленно, но стабильно. Наш мир выталкивает из себя последние остатки навязанной ему извне искусственной инородности. Закон термодинамического равновесия, мсье, которому подвластно все во Вселенной…

– К черту термодинамику! Когда именно, по-вашему, произойдет эта остановка?

– Если процесс будет протекать сегодняшними темпами, я полагаю, Трудяги станут полностью бесполезными примерно через полгода.

– Проклятье! – Я почесал затылок. Мне еще только предстояло осознать весь трагизм этой новости, а пока мой рассудок отчаянно отказывался в нее поверить.

– Однако пока не все потеряно, – обнадежил меня Сенатор. – ДБВ еще могут сослужить нам огромную службу. Но чтобы их энергия не пропала впустую, мы должны поторопиться.

– Что у вас на уме, mon ami? Решили свезти сюда со всего острова на бронекатах валуны, чтобы построить крепость или дамбу?

– Вовсе нет! Я предлагаю вам более разумный и целесообразный план. Но сначала оглянитесь вокруг и ответьте на простой вопрос: где мы с вами живем?

– Прошу вас, давайте обойдемся без этих театральных вступлений! – Я был не в том настроении, чтобы играть сейчас в вопросы и ответы. – Мы с вами живем на острове – это и так всем очевидно, кроме разве что малыша Бориса.

– Именно, мсье: на острове! – подчеркнул Гуго, подняв вверх указательный палец. – И Мадейра действительно хорошее место для жизни, кто бы спорил! Вот только, погрязнув в бытовой суете и хлопотах, мы совсем забыли о том, куда изначально стремились. А ведь мы стремились вовсе не в такой ограниченный и оторванный от большой земли мирок. Мы стремились к чему-то большему! Гораздо большему!

– Да, конечно, вы правы: поначалу мы хотели достичь Европы, – кивнул я. – Но что поделать, если потоп сорвал наши грандиозные планы. Нам крупно повезло, что мы добежали хотя бы до Мадейры. Задержись мы в Аркис-Грандбоуле даже на сутки, сами знаете, чем это могло бы для нас закончится… Подождите, а о чем вообще мы толкуем?

– О том, что если мы с вами не используем наш последний шанс достичь Европы, то будем сожалеть об этом до конца наших дней. И Борис, и прочие дети, которые здесь живут, включая тех, какие, возможно, еще народятся, тоже никогда не простят нам такой оплошности.

– Давайте ближе к делу, мсье, – поторопил я велеречивого товарища, обожающего нагнетать драматизм даже тогда, когда он был совсем неуместен.

– Я предлагаю, пока бронекаты на ходу, спустить наш плот на воду, еще больше его расширить и укрепить, затем снять с бронекатов Неутомимые Трудяги, приделать к ним винты и доплыть на остатках их энергии до материка, – выпалил Сенатор. – В противном случае, боюсь, нам придется до конца своих дней торчать на этой отрезанной от мира скале. И с тоской вспоминать рассказы Дарио Тамбурини о том, какие неисчислимые богатства ждут не дождутся нас в центре Европы… Ну как? Нравится вам моя идея?

Идея нового мужа Патриции Зигельмейер и впрямь была смела, не сказать безрассудна. Но вместе с этим приходилось признать, что он прав. Прав от первого до последнего слова. Что нам еще остается на Мадейре, кроме как сидеть и ждать, когда остановятся ДБВ? И опять же, как далеко мы можем с их помощью добраться, прежде чем они остановятся? Если, конечно, мы этого захотим и направим на это все наши усилия.

– А вы уверены, что мы успеем построить такой большой механический плот за три-четыре месяца? – усомнился я.

– Успеем, мсье, если приступим к работе завтра же. – Де Бодье, в отличие от меня, не питал на сей счет сомнений. – Вы, как шкипер, организуйте перевозку плота к воде, а постройку его двигательной системы мы с Джурой берем на себя.

– Что ж… – Я развел руками. – Пойду в таком случае созову народ на собрание. Надеюсь, нам с вами хватит красноречия, чтобы убедить людей сняться с насиженного места и отправиться к неведомым берегам…

Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет… К счастью, древний баснописец написал эти строки не о нашей большой и дружной компании. Мои люди и Физз вовсе не возражали против переселения в Европу, а Сандаварг в предчувствии новых битв и вовсе разразился громогласным ликованием. Люди Габора и сам Ласло поначалу заколебались. Но когда хитрый Сенатор сообщил им, что на бескрайнем европейском берегу мы непременно наткнемся на других спасшихся от потопа беженцев, истосковавшиеся по женщинам дальнобойцы сразу отринули все сомнения. И были готовы взяться за переправку плота к морю сей же момент. После чего нас поддержали и ангелопоклонники. А что им еще оставалось? Мы – их спасители, – вещали о новых необъятных и богатых землях и собирались туда отправиться. Кто же направлял нас в Европу, если не сам Септет Ангелов! Так неужели Людвиг со товарищи остались бы на Мадейре, проигнорировав осенившее нас знамение? Разумеется, нет – они же не безумцы!..

Не прошло и получаса, как собрание было закрыто, и все разошлись готовиться к грядущим трудовым свершениям.

На следующее утро работа уже вовсю кипела. Плот был полностью разобран и перевезен на восточное побережье – туда, где впоследствии прилив поможет нам спустить его на воду. Но повторная его сборка проходила иначе. Помимо увеличения площади и грузоподъемности плота, ему также была придана продолговатая, обтекаемая форма, напоминающая форму корабельного корпуса. Нести эту конструкцию по волнам предстояло двум ДБВ. И еще два двигателя должны были находиться в резерве с таким расчетом, чтобы в случае чего их можно было заменить прямо во время плавания.

Винты, механизм управления ими и руль Гуго сконструировал из частей трофейных бронекатов. Система была предельно простой, но ее монтаж все равно занял у нас полтора месяца.

В один из этих дней и было суждено умереть «Гольфстриму»…

Разбирать его на части я не позволил, но велел Сенатору взять в качестве основных двигателей для плота оба ДБВ с нашего бронеката. Гуго не возражал, а, наоборот, поблагодарил меня за столь щедрое предложение. Он, как и я, тоже привык к нашим Неутомимым Трудягам, успел как следует изучить их и знал, на что они способны в критической ситуации.

Оба сердца «Гольфстрима» были удалены и пересажены на плот, который по нашему общему согласию был назван «Гольфстрим-2». А сам отныне мертвый истребитель так и остался стоять на вершине прибрежного холма, развернутый носом к океану – там, где я попрощался со старым, слабеющим другом перед тем, как умертвил его собственными руками. Умертвил, не позволив ему дожить оставшиеся месяцы до неотвратимой естественной кончины.

Еще одна безвременная и трагическая, но на сей раз ненапрасная смерть, которую нам пришлось скрепя сердце пережить…

И в день, когда мы, загрузив на плот последние пожитки, наконец-то распрощались с Мадейрой, мертвый «Гольфстрим» был единственным, кто провожал нас, глядя нам вслед с береговой кручи. А мы еще долго оглядывались и махали ему руками. Так, словно он и впрямь был еще жив и просто решил остаться, потому что ему понравился этот гостеприимный остров. И даже когда Мадейра скрылась за горизонтом, мне казалось, что меня и «Гольфстрим» все еще связывает крепкая незримая нить, которая не порвется, даже если мы уплывем отсюда на другой край света.

А тем временем «Гольфстрим-2» бежал по волнам на северо-восток, оставляя за кормой пенный след, и увозил нас к неведомым берегам, на которых мы планировали начать новую и, как хотелось надеяться, более счастливую жизнь…

…Жизнь, которая и станет для нашего маленького Бориса привычной реальностью. А все те истории минувшей эпохи, о какой расскажем ему когда-нибудь я, Долорес, Убби, Гуго, Патриция и Физз, пускай будут для него всего лишь обычными страшными сказками…