В когтях багряного зверя - Роман Глушков

Новорожденный Атлантический океан был мутным, грязным и вонючим. Он даже близко не напоминал того благородного синего исполина с древних картин и фотографий. Скорее, он походил на новорожденного звереныша – склизкого, взъерошенного и неказистого. Звереныш еще не был вылизан дочиста материнским языком и оттого производил не самое благоприятное впечатление. И все же этот хищник родился довольно крупным, с полной пастью зубов и уже умел грозно рычать. А при желании мог легко загрызть любого, кто в общении с ним проявит грубость или неосторожность.

Наш хищник рос, матерел и свирепел день ото дня. Мы смотрели на него с берега Мадейры, что снова превратилась из плато в остров, и не знали, радоваться этому или огорчаться, ведь уже скоро нам предстояло вступить с океаном в нелегкую схватку…

Третий водяной выброс тоже не был предсказанным церковью Новым потопом. Однако он оправдал другие прогнозы – те, в которых говорилось, что сила и частота подобных выбросов раз от разу будет возрастать. Именно так и случилось. Если прежде море Зверя и прочие ближайшие к Мадейре крупные водоемы не добросили до нее свои воды, то теперь они сюда докатились. И, хорошенько омыв подножие плато, вновь отступили, оставив после себя затопленные расщелины и низины. После этого наводнения Мадейру стала окружать уже не привычная нам грязная хамада, а россыпь из больших и малых озер, разделенных лабиринтом перемычек – узких клочков раскисшей суши.

Проехать по такой хамаде мог разве что «Гольфстрим», но мы в те края уже не совались. Лишь однажды я порывался смотаться туда на разведку, да потом передумал – когда заметил на одной из полосок земли лежащий на боку корабль, которого до выброса там не наблюдалось. С его левого борта свисали две длинные балки – точь-в-точь такие, какие скрепляли между собой корабли покойного Нуньеса. Небольшие размеры судна – скорее, это был катер – говорили о том, что его оторвало от края Ковчега. И тот факт, что в итоге этот катер очутился здесь, давал примерное представление о силе стихии, что обрушилась в этот раз на Великую Чашу. Ее стена уже вряд ли защитила город, и теперь его улицы познали беду, которую прочий мир переживал доселе уже дважды.

Септиане и прочие граждане Аркис-Грандбоула стали свидетелями того, как излитая давным-давно на землю, шестая ангельская чаша вновь наполнялась гневом. И вычерпать его оттуда было не под силу уже ни одному смертному…

Между третьим и четвертым выбросом прошло еще меньше времени – всего две недели. После чего Мадейра наконец-то стала полноценным островом, а окружающая ее хамада – настоящим морем, даром что пока мелким. Вот только нам этот срок отнюдь не показался коротким. Мы пересекли границу древнего мира, и хоть размеры этого плато по сравнению с Европейским или Африканским были мизерными, даже на простой его осмотр мы могли потратить не один месяц. А учитывая, что, помимо разведки местности, у нас хватало иной работы, нам и вовсе пришлось забыть об отдыхе.

Перво-наперво мы разобрались с трофейными бронекатами, выведя их из расщелины, через завалы, на просторы Мадейры. Нельзя было допустить, чтобы прибывающая вода поглотила такие ценности. Наличие у нас маленькой колесной армии из семи боевых машин автоматически превращало нас в хозяев острова, даже если кто-то успел обосноваться здесь до нас. Разумеется, мы не собирались объявлять им войну первыми. Но если наше присутствие на Мадейре сочтут нежелательным, мы были готовы предъявить этим людям такой же встречный ультиматум. И не только предъявить, но и привести наши угрозы в исполнение, как бы нам это ни претило.

Первыми нашими соседями, на каких мы наткнулись сразу по прибытию, стали звери и птицы. Походило на то, что они довольно давно здесь обосновались – возможно, после первого наводнения или даже раньше. Чуткие животные вперед человека унюхали, чем пахнут эти водяные катаклизмы, и отправились осваивать новые, более безопасные территории для обитания. Конечно, здешняя фауна еще не забыла своего главного врага – человека – и бежала от нас без оглядки. Но, выяснив, какое тут раздолье для охоты, мы пришли к выводу, что все-таки мы – первые, кто начал заметно сокращать поголовье этого зверья.

С пресной водой тоже все обстояло более-менее сносно. Здесь также лили дожди и текли ручьи. Их вода процеживалась сквозь песок и камни, скапливаясь затем во всевозможных впадинах. Разбив лагерь на берегу такого водоема, мы похоронили Владычицу Льдов и погибшего дальнобойца и стали понемногу обживаться на новом месте.

Однако накануне четвертого выброса мы оставили этот лагерь и перебрались в поселок с настоящими домами, обнаруженный людьми Габора в пяти километрах от нашей первой стоянки. Поселок этот находился на высоте, где прежде воздух был сильно разрежен, и потому мы стали первыми людьми, побывавшими здесь за очень долгое время.

Вообще, место это выглядело несколько странно. Когда Вседержители осушали Землю и истончали ее атмосферу, людям пришлось мигрировать вслед за мелеющими океанами и, само собой, не с пустыми руками. Здешние дома тоже подверглись разрушениям. Но даже беглого взгляда на них хватало, чтобы определить: их никто не разграблял. Под скопившимся за столетия слоем грязи обнаружились предметы, какие всякий уважающий себя мигрант непременно захватил бы с собой. И, тем не менее, они были оставлены на Мадейре, как будто людям пришлось покидать ее в жуткой спешке.

Забегая вперед, скажу, что так выглядели все поселения в глубине острова, до каких не дотянулись руки мародеров нашей эпохи.

Единственную и самую логичную разгадку этой тайны предложил, естественно, де Бодье.

– Если мне не изменяет память, то километрах в сорока южнее этого плато когда-то стоял Столп, – припомнил Сенатор, изучив несколько наиболее сохранившихся зданий.

– Совершенно верно, мсье, – подтвердил я, поскольку еще не забыл упомянутый Гуго, Столп Кривой Тени и артель Стервятников, что возле него промышляла.

– Тогда чему же здесь удивляться! – Де Бодье указал на выкопанные нами из грязи и разложенные рядком всевозможные предметы: и те, чье назначение было нам понятно, и такие, что являлись загадкой даже для многомудрого Сенатора. – Все указывает на то, что Мадейра обезлюдела гораздо раньше, чем материки. Возможно, это случилось еще в год Всемирного Затмения. Ее жителей убила гигантская волна, что накрыла остров после падения Столпа в океан. Волна высотой со здешние горы, а то и выше. Да, горы заслонили многие постройки от удара стихии, а вот людям повезло меньше. Большинство из них проживало на побережье и было попросту смыто в море. Остальные утонули в собственных домах, когда водяной вал накрыл остров. Выжили явно немногие, и что с ними стало потом, нам уже никогда не узнать. Если мы копнем поглубже, уверен, найдем в земле множество скелетов…

Гуго как в воду глядел. Впоследствии старые человеческие кости встречались нам чуть ли не каждый день. Поначалу кое-кто из сердобольных дальнобойцев пытался их хоронить, но затем бросил это занятие, поскольку у нас и без того забот хватало. Особенно у Сандаварга. Маленькому Борису требовалось молоко, и Убби пришлось вспоминать свои навыки охотника – ловить живьем диких коз и доить их. Благо на Мадейре повсюду рос мох и мелкая молодая травка, так что северянину не нужно было уходить за тридевять земель, чтобы выследить и заарканить добычу.

Да, именно Борисом мы назвали сына Владычицы Льдов и Дарио Тамбурини. Выбор имени проводили по справедливости – путем жеребьевки среди тех, кто лично знал обоих родителей малыша. Жребий тянула Патриция. И так уж совпало, что я вышел победителем в этой игре. Никто, впрочем, не возражал. Разве что Малабонита поворчала немного о том, что я мог бы поднапрячь фантазию и придумать имечко получше. И что раз уж кормить Бориса и стирать ему пеленки выпало ей, значит, было бы честнее дать ему и второе имя – то, какое предлагала она. Но поскольку изначально такого уговора не было, да и «козолов» Сандаварг, чей вклад в заботу о младенце был ничуть не меньше, ощутил бы тогда себя обиженным, то на этом все споры и иссякли. А Борис и вовсе не протестовал – лежал да посасывал свое молоко, понятия не имея, какие грандиозные события творятся в это время вокруг него.

Четвертый водяной выброс пробил в нескольких местах землю поблизости от Мадейры. Теперь мы наблюдали не только докатившуюся до нас с запада волну, но и гигантские куполообразные фонтаны, похожие на те, что вырывались тогда из глубин моря Зверя. На наших глазах полузатопленная хамада превратилась в мелкий океан, но он оставался таким недолго. Спустя десять дней его уровень подскочил еще как минимум на три десятка метров. Через неделю – уже на полсотни (конечно, мы определяли это лишь приблизительно – глядя сверху на уходящий под воду, отвесный участок склона плато). А по прошествии еще трех дней плато погрузилось в воду почти на четверть. После чего выбросы перешли в постоянное извержение и бурление фонтанов больше не утихало.