В когтях багряного зверя - Роман Глушков

Чтобы проделать первое, перехватчик сначала сближался с ней борт к борту. После чего въезжал каким-нибудь из своих колес между ее передним и задним колесом и начинал быстро сбавлять скорость, повторяя за жертвой все ее маневры и не давая ей уклониться. Другое одностороннее колесо перехватчика при этом не задевало ее и не мешало ему – его нетипично длинное шасси специально создавалось с таким расчетом. Вместе с этим из отверстий в корпусе охотника выдвигались иностальные г-образные балки. Они цеплялись за борт противника и стопорились в таком положении, соединяя бронекаты практически в единое целое.

А затем к работе приступала абордажная команда. Верхние половины бортов перехватчика крепились к нижним на шарнирах. Абордажники убирали на них стопорные стойки и роняли эти широкие сходни поверх борта противника так, как опускают подъемный мост через ров. И попробуй потом удержать неприятеля, когда он толпой врывается к вам сразу по всему борту, от носа до кормы! Ну а если перехватчики подбирались к жертве сразу с двух сторон, все было совсем скверно.

Вот почему нам любой ценой нельзя дать зажать себя в эти смертоносные клещи!

Движущийся к нам слева перехватчик именовался «Давидом». Тот, что атаковал нас справа, носил имя «Самсон». Боясь оплошать, их капитаны пытались скоординировать свои маневры – сигнальщики на их мачтах почти безостановочно вели между собой переговоры на языке жестов. Высокие борта не позволяли нам рассмотреть, как много врагов хотят ворваться на «Гольфстрим». Но я и так знал, что их будет явно больше того количества, с которым мы совладаем.

Обстреливать перехватчики из пушек было бессмысленно, и я приказал Сенатору идти в моторный отсек, где он станет мне вот-вот позарез необходим. «Гольфстриму» предстояли сложные маневры – сложнее тех, какие он сегодня уже проделывал, – и я сомневался, что Джура успеет в одиночку выполнить все мои команды. Но вдвоем с Гуго у них хватит для этого рук. И хоть последний, заполучив камнем по спине, пребывал не в лучшей форме, его советы Джуре тоже пригодятся.

«Осторожно подкрадывайся – стремительно атакуй» – таков принцип любого охотящегося хищника. Капитаны перехватчиков тоже старались от него не отступать. Двигаясь почти параллельными курсами, они постепенно и вроде бы нехотя сокращали с нами дистанцию. Но я-то знал: как только один из них подаст сигнал к атаке, их бронекаты резко примут вправо и влево и зажмут «Гольфстрим» в тиски, из которых ему не вырваться.

Мне волей-неволей приходилось играть на опережение. И наносить превентивный удар, поскольку иного выхода из этой западни не существовало.

Нас отделяло около сотни метров от «Давида» и от «Самсона», когда я рванул штурвал влево и пошел на сближение со вторым. Его баллестирады тут же стали осыпать нас болтами, но я двигался слишком быстро, чтобы стрелки на «Самсоне» могли вести по нам прицельную стрельбу. И – под слишком крутым углом, не подходящим для того, чтобы можно было взять нас на абордаж. Более того, сейчас мы сами собирались перехватить перехватчик, как бы безумно это ни звучало.

– Держи-и-ись! – приказал я всем, кто меня слышал, а стрелки на орудийной палубе передали мое предупреждение в трюм, с которым у меня не было связи. Впрочем, я понадеялся, что женщины уже обезопасили себя, ребенка и раненых от встряски. Долорес и Патриция отлично знали, что как только мы вступили в схватку, им следовало готовиться ко всему. В том числе и к самому худшему.

В последние секунды до столкновения капитан «Самсона» попытался увести его с линии нашей атаки, да поздно. Истребитель по маневренности почти не уступает перехватчику, и я врезался тараном туда, куда целил: в правое переднее колесо противника.

Долбануть его в борт и перевернуть, как мы поступили с буксиром Кирка, у нас не вышло бы – этот бронекат превосходил наш по габаритам и весу. Но его колесо не выдержало столкновения с трехсоттонным молотом, ударившим его в край обода. Колесная ось погнулась, а крепления переднего моста деформировались, от чего тот тоже перекосился. Причем довольно ощутимо. Продолжая вращаться, колесо стало задевать корпус, рвать обшивку и бить по шпангоутам, от чего перехватчик задрожал от днища до верхушки марсовой мачты.

Все это также отразилось на его управлении. С погнутым мостом и сильным колесным люфтом бронекат уже не смог двигаться по прямой траектории. Его повело вправо, и теперь он мог раскатывать разве что по кругу. Капитану перехватчика пришлось прибегнуть к экстренной остановке, чтобы не создавать помех идущей следом армии. Что он и сделал, умоляя Септет Ангелов обрушить на наши головы все мыслимые и немыслимые проклятья.

Увы, но для «Гольфстрима» этот удар тоже не обошелся без последствий. Прежде чем мы откатились от «захромавшего» «Самсона», наш таран соприкасался с его вращающимся колесом. И все это время оно рвало и било нас с неимоверной силой. В итоге истребитель успел лишиться не только тарана, но и носа, к которому тот был приделан. Скрежет, что при этом раздавался, звучал как крик невыносимой боли и заставлял наши с Гуго сердца обливаться кровью.

Для нас это была огромная жертва, но она того стоила. К тому же, лишившись тарана и части обшивки, истребитель стал легче на полтора десятка тонн, что сразу же отразилось на нашей скорости. А она была нам ой как нужна, потому что с нами на сближение стремительно шел второй перехватчик.

– Убби, орудия к бою! – крикнул я оставшемуся в одиночестве пушкарю. – Бить прямой наводкой по моей команде!

– К бою готов! – откликнулся северянин, после чего разразился громогласным злорадным хохотом.

Как же я его прекрасно понимал! Ему не доставляло удовольствия заниматься прицельной стрельбой, ворочая увесистые стволы по указке Сенатора. Зато шарахать из пушек напропалую да еще самому поджигать запал было сейчас пределом мечтаний Сандаварга. В какой-то мере я ему даже завидовал – как все-таки мало требовалось для счастья этому сорвиголове! А вот мне, чтобы стать счастливым, требовалось кое-что большее. А именно – совершить такое, на что дерзнет не всякий находящийся в здравом уме перевозчик.

Таранить быстро приближающийся перехватчик нам больше нечем. Удирать от него тоже поздно. Врезавшись в «Самсона», мы потеряли скорость. И пока снова наберем ее, «Давид» сойдется с нами борт к борту и застопорит наши колеса. Оставалось одно: сбить его капитана с толку, выкинув фортель, который он от нас точно не ожидает.

Вместо того чтобы рвануть дальше и начать играть с перехватчиком в кошки-мышки, я круто развернул «Гольфстрим» и повел его в обратном направлении. Прямо навстречу несущейся на нас бронированной армии.

«Давид» тоже мог выписывать такие лихие кренделя. Что его капитан и сделал, практически не раздумывая, – так же, как не раздумывает волк, настигающий добычу и повторяющий за ней все ее финты и увертки. Однако дальше нашему противнику пришлось отключить инстинкты и включить разум, потому что выбранный мной маршрут грозил создать «Давиду» немалые проблемы.

Я вел истребитель не в просвет между отрядами преследователей, а точно на один из них – левый. Чтобы не рассредоточивать силы, ангелопоклонники удерживали между бронекатами небольшую дистанцию. Так что если перехватчик решит пристроиться к нашему борту, он неминуемо врежется в кого-то из своих. А если пристроится за нами, его капитану придется лавировать промеж машин с еще большим мастерством, чем мне, ведь шасси перехватчика гораздо шире истребительного. И это – не считая камней и грязи, которые будет метать в «Давида» наша сепилла и от которых ему никак не увернуться.

Преследователям не хватило времени, чтобы среагировать на мою выходку и организованно расступиться. Когда осыпаемый снарядами «Гольфстрим» вклинился в их группу, одни из них уже отворачивали в сторону, другие поспешно тормозили. Но больше всего я опасался тех, кому вздумается погеройствовать: подставить себя под удар, попытавшись нас остановить.

И такой капитан отыскался! Штурмовик по имени «Перст серафима» решил преградить нам путь в то время, как соседние с ним бронекаты всячески пытались избежать столкновения с нами.

Как раз на этот случай Убби и дежурил возле пушек с факелом наготове. Нацелив нос истребителя на «Перст серафима» так, чтобы пушечное ядро ударило ему в середину борта, я скомандовал северянину «Первое орудие – огонь!» и продолжил двигаться прямо на противника.

Наш снаряд вырвал у него целый фрагмент обшивки и врезался в стрелковую башню. Она торчала у штурмовика в центре палубы, заменяя ему также дозорную мачту. Для облегчения конструкции каркас башни был решетчатым. Ядро прошило насквозь и его, выдрав по пути несколько стоек и перемычек. Верхняя площадка, на которой было установлено полдесятка баллестирад, резко накренилась, но не обрушилась. Однако находящиеся на ней стрелки все равно запаниковали и с воплями бросились к лестницам.