Толстой-Американец - Михаил Филин

Отец, по болезненному состоянию матери заменивший её у Сарры всеми нежными попечениями, всею горячностию — с минуты её рождения, с глубоким чувством горести замечал какое-то и от него отчуждение.

В течение года к этим болезненным припадкам присоединилось вскрикивание, в начале весьма непродолжительное: в неделю раз, два; но оно стало прибавляться, и потом каждодневное повторение сего болезненного явления принудило родителей Сарры прибегнуть к настоящему лечению. Лечение было не без успеха. Сарра на несколько месяцев как бы отдохнула и дала отдохнуть родителям своим.

Но с новой жестокостью развилась ужасная болезнь. Краткие вскрикивания обратились в продолжительные вопли — вопли непрерывные. Несколько часов ночи едва давали успокоение больной и всему дому. Частые обмороки присоединились к описанным нами припадкам. Лекарство, прежде столь целебное, осталось без всякого действия. Добросовестный врач[1006] (есть и во врачах люди добросовестные!) позволил прекратить оное. Симпатические средства эмпириков — всё, всё было истощено; облегчения ни малейшего! Горькие, о! какие горькие слёзы были уделом несчастных родителей страдалицы Сарры! Но это было только лёгкое приготовление к тем ужасам, на которые обречены они были, — на которые обречена была несчастная их дочь!

Таким-то образом, в сих жестоких страданиях Сарра достигла 13-тилетнего своего возраста; болезнь была в полном её развитии; необыкновенный случай вверг её в магнетическое состояние. (Границы биографии Сарры не позволяют нам войти в подробное описание всех обстоятельств жизни и болезненных феноменов её: это бы составило целую книгу.)

С первой минуты магнетического своего состояния Сарра вступила в ясновидение довольно высокой степени. Она руководствовала случайного, без всяких сведений, своего магнетизёра; назначала средства к облегчению своему — определила день и самый час, когда освободится от криков. Событие оправдало её предсказание. В назначенный ею одиннадцатый день от первого магнетического сна, к 12-ти часам ночи, при предсказанном ею ужасном обмороке, крики прекратились.

В первом сём периоде магнетического состояния, который продолжался многие месяцы, замечателен был трёхсуточный беспробудный сон, предсказанный ею также в магнетическом сне за несколько месяцев. Феноменальное сие явление останется незабвенным для родителей. Впечатление, которое оно произвело на них, всякий себе легко представить может, — и, сколько ни замечательны подробности оного, но мы удержимся от описания их, повторяя: это бы составило книгу! С пробуждением от сего трёхдневного сна она как бы освободилась от всех недугов, прежде её тяготивших, — и мы это назовём первым периодом магнетического состояния Сарры. Года полтора не быв больна, Сарра не наслаждалась, однако же, тем полным здоровьем, какое свойственно юношескому возрасту и особливо её наружному виду. В ней было что-то, чего сказать не умеет, а знает только сердце родительское!

К первому же сему периоду принадлежит (прежде сего трёхсуточного сна) и то ужасное предсказание, которое, к злополучию несчастных родителей, чересчур — чересчур оправдалось горестным событием своим: Сарра предсказала смерть свою, определив срок трёх, и самый дальний — четырёх лет.

О! как незабвенен этот напряжённый взор неподвижных очей, это внутреннее око ясновидения, вперённое в тёмную даль будущего!.. Это чело, на котором отразилась вся мрачная дума о смерти!.. Не румянцем живой радости, или девичьей стыдливости, вспыхнули ланиты: тёмная желчь скорбного чувства покрыла всё лицо её. Отец присутствовал при сём предсказательном сне.

Между первым и вторым периодом магнетического состояния Сарры она, без особенной явственной болезни, была всё как бы не своя. Много читала, занималась музыкой, пела, более же всего избыток скорбных мечтаний своих изливала на бумагу, в стихах английских и немецких, никому их не показывая. Боли в груди и самом сердце усиливались; какое-то, как бы неприязненное и вместе неопределённое, чувство душевного глубокого горя овладело несчастной: тосковала, сама не зная о чём; была окружена, осыпана всем, что только может соделать здешнюю жизнь благополучною: горячностью беспредельною отца и матери, общею любовию — но она тосковала.

Явились обмороки, трепетание сердца ужасное — предприняли гомеопатическое лечение; но ни искусство, ни искреннее усердие врача, Ф. Д. Шнейдера, не могли принести пользы. Нельзя было основать положительного мнения о болезненных припадках, приискать верные лекарства: так они были изменчивы в явлениях своих! Обмороки усилились, и следствием одного из оных был магнетический сон, в который погрузилась она без всякого к оному посредствующего содействия. Стали часто повторяться эти засыпания: по четыре, по пяти раз в сутки. Наконец, во время одного из таких снов, она просила, чтобы прекратили всякое вещественное лечение и пресекли бы расположение к засыпанию, — чтобы обратились к средствам магнетизма.

Трудно было отыскать человека, которому бы можно было доверить такого рода лечение; сколько потребно тут условий! но его нашли: сверх глубокого знания в великом деле магнетизма, он был искусный медик, высокой, чистой нравственности! Постепенно возвёл он Сарру в высшую степень ясновидения. Но к чему послужило такое горестное — назвать ли, преимущество? Чтобы только вперёд узнавать за несколько дней, какого рода недугом она будет поражена! Трепетали при всяком новом предсказании. Из всех замечательных явлений, конечно, нижеследующие были замечательнейшие: продолжительное отсутствие рассудка к иным предметам и в то же время сохранение оного в отношении к другим.

Например, в полном бешенстве, разрушая всё, что попадалось под руку, она поправляла ошибки во французской орфографии отцу, писавшему записку к врачу-магнетизёру, который как-то замедлил приездом своим, меж тем как он один и мог усмирять её; далее, говоря совершенно рассудительно, она не узнавала, с кем говорит. Девять дней не вставала с кресел в полной уверенности, что провалится сквозь пол. Первые два или три дня испускала пронзительные крики при виде входящих к ней в комнату, где она сидела, убеждённая, что пол обрушится. Усыплённую же, т<о> е<сть> в магнетическом сне, её выводили, сажали в сани, прокатывали и по возвращении вновь усыпляли — вводили в комнату и сажали в кресла. Вихрем вертелась она на одном месте, и никакая сила не могла остановить её, кроме воли магнетизёра; переламываясь, закидывала голову назад к самым бёдрам, с демонским хохотом, как бы изъявляя утешение тому ужасу, который на всех наводила. При малейшей оплошности магнетизёра убегала и пряталась; на пути всех била, драла платье.