Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова

За всё то, по чему зверски оголодала. О чем мечтала, плача. Во что так сложно теперь поверить…

— Я не обижу, — Данила обещает, а Санте от слов будто только хуже.

Он прижимается губами к коже. Он снова осторожно гладит.

Сапером движется по минному полю. И сам, наверное, не понимает — они уже подорвались или нет.

Вслед за шеей целует подбородок, щеку…

— Скучаю по тебе…

Продолжает говорить, чтобы слова проходили через поры в кожу, а дальше — с кровью к сердцу.

— Ты так смеешься… Ты бы знала…

Мужские руки обнимают, вдавливая в себя сильнее. Так крепко, что даже больно. Нос давит на висок. Влага дыхания оседает на щеке.

Это сильно отличается от объятий, которые она позволила ему в первый день после новой встречи. Но страх в ней живет тот же.

Она никогда не сомневалась в его искренности. Но искренности мало. Чтобы сохранить себя и защитить ребенка — она оградилась стеной. Отказаться от неё — снова стать слабой и зависимой. Но разве можно?

— Санта… — а он просит… — Санта моя…

Не рычит и не матерится. Ласкает, укутывает. Просит о доверии… О непозволительном просит.

И как бы страшно ни было, как бы ни было понятно: идти на поводу нельзя — опасно… Сопротивляться просто невозможно.

С него можно требовать клятвы, каждую из которых так просто разорвать. Его можно до бесконечности держать на безопасной дистанции, «наказывая» за то, что однажды не поверил. Но всё это — пути к несчастью.

А попробовавшему счастье однажды от него сложно отказаться.

Лицо чуть солено от слез, когда Санта поворачивает.

Пригласить не может, но губами зовет. Не знает, как расценить собственную дрожь, но это, наверное, адреналин.

Голова взрывается, изо рта вылетает облачком стон, когда дыхание Данилы перемещается на полураскрытые губы.

Происходит то, о чем она запретила себе мечтать.

Он её целует.

Глава 35

По спине Санты крадутся мужские пальцы, скатывают футболку, дразнят кожу. Тепло дыхания Данилы задевает позвонки на её шее. К ним же прижимаются губы.

От места поцелуя по телу тут же потоками расходится слабость и жар.

Это ощущение так знакомо и так забыто…

— Господи…

Слишком, чтобы Санте удалось сдержаться.

Она шепчет, жмурясь, собирая пальцы в кулаки и вжимая их в камень столешницы. Думает, что прекрати он хотя бы на секунду — с ума бы сошла, а так только сердце сходит.

Движения Данилы беззвучны. Его пальцы ласкают под лопатки, обводят, мураша… А потом скользят по ребрам…

Губами он прижимается к лицу. Своим горячим телом — теснее к её дрожащему.

Ему достаточно будет щеки, но Санте — нет. Поэтому она снова поворачивает голову. Их губы снова встречаются, сплетаются языки…

Санта чувствует, как внизу живота разгорается с каждой секундой сильней. Данила будто мысли слышит, знает, о чем вслух просить ей стыдно…

Озвучить она не может, но просто умирает из-за того, как же ей хорошо. От прикосновений к груди, от того, как Данила срывается, толкается глубже языком в её рот и безсознательно сжимает полушария…

В поясницу Санты упирается горячее возбуждение. Желанием пропитан кухонный воздух.

Общим. Одним на двоих. Лишенным лишних слов.

Чуть торопливым.

Потому что Данила дергает её футболку вверх. Санта путается в горле, не успев поднять вовремя руки. Потом же, краснея, зачем-то фокусирует взгляд на ней — лежащей тряпкой на столешнице, а не на мужских руках, которые тут же возвращаются к её — уже голому — телу.

Его глаза смотрят туда же. Ему посрать на футболку. Из-за этого Санте жарче. Между ног пульсирует…

Он не обращает внимания на цепочку и подвески, просто знает её хранимый у сердца секрет.

Просто хочет её до иступления.

Санта это точно знает. Не дает себе ни секунды сомнений. Не тратит ни грамма себя на поиски пути, который ведет на исходные.

Благодарит отдачей за бесконечные поцелуи — куда он дотянется.

По спине, плечам, шее, щеке, губам…

Исполняет требовательную просьбу подключаться, когда её руку забрасывает назад.

Ему тоже хочется ласки… Прикосновений хочется…

А она, чувствуя, как Данила в очередной раз сжимает груди, изворачиваясь, чтобы прижаться к одной из них ртом, отвечает на удовольствие болью — тянет волосы, в которых успела запутаться.

Дальше, чуть отталкивает и разворачивается…

— Что? — видит в его дымном взгляде сомнение. На вопрос отвечает переводом головы из стороны в сторону. Мол, ничего, но не помню, как это вслух сказать.

Смотрит вниз, берется за полы мужской футболки, тянет…

Во рту и так сухо, а его взгляд будто вытягивает последнюю влагу. Он её пьет глазами. Она его ест своими.

Следит, как он сдергивает уже свою футболку через голову, потом она делает полшага, с опаской тянется к его телу…

Сама не знает, какой смысл бояться или оттягивать, но так волнительно коснуться.

Когда это происходит — планета, к счастью, не взрывается, а в ней — новый маленький взрыв. Пальцы прижимаются к коже, едут вверх…

Царапают на груди, стискивают плечи.

Санта поднимается на носочки, переизбыток чувств выходит с хныком, она подставляет губы, когда Данила прижимает её тело к своему.

На руки подхватывает, впивается болезненно в бедра…

— Я ни с кем не был… — шепчет в шею, неся в спальню.

Заставляет вдруг замереть и затаить дыхание.

Она не спросила бы, первая её реакция — шок. Ей было больно от осознания, что скорее всего, он был с другими. Просто из мести, а может потому, что смог её забыть. Теперь же… Гора с плеч. Обнять сильнее хочется. Прижаться изо всех