Елизавета I - Маргарет Джордж

успокаивающей в своей незыблемости. После того как многие годы назад умерла моя мать, он вел себя так, что ему очень сложно было сострадать или сочувствовать, ибо он и себе самому эти чувства не позволял. Сейчас же мое сердце сжималось от жалости.

«Ох, Летиция, – подумалось мне, – на старости лет ты вдруг размякла и стала сентиментальной».

«Нет», – возразила я себе.

Просто я только теперь начала позволять себе что-то чувствовать.

Что же до старости лет… Мне пятьдесят с небольшим. С трудом верится, и говорили (а я предпочитала принимать эти слова за чистую монету), что и другим тоже в это верится с трудом. Мои рыжие волосы были все так же густы, и в них лишь кое-где начинала проблескивать седина, а тело оставалось стройным и гибким. Всем, кого интересует секрет моей молодости, – он очень прост: не нужны ни масло гиацинта, ни марокканский мускус, а нужно, чтобы все твои любовники были по меньшей мере лет на десять тебя моложе, а еще лучше – на все двадцать. Шекспир и Саутгемптон соответствовали этому критерию.

Я так и не заставила себя порвать ни с тем, ни с другим. О, я не раз давала себе зарок сделать это. Я даже прощальный разговор репетировала. Одному я собиралась сказать, что неприлично иметь в любовниках друга собственного сына. Другому – что неприлично иметь в любовниках друга собственного любовника. Но до этого разговора так дело и не дошло. Каждый раз я обещала себе, что он станет последним. Но за ним всегда наступал следующий. Никогда еще мне не удавалось так долго держать всех четверых – мужа, сына и обоих любовников – в неведении относительно друг друга. Муж и сын так ни о чем и не узнали, однако Саутгемптон с Шекспиром в конце концов догадались, что делят одну женщину. Поначалу оба делали вид, будто их это не заботит. Вернее, они делали вид, что даже находят это пикантным, и утверждали, что людям искушенным несвойственно проявлять собственничество. Однако долго такая благодать не продлилась, и теперь эти двое были друг с другом не в ладу. Шекспир начал писать едкие сонеты про мой характер, а Саутгемптон как бы невзначай подсовывал их мне.

Эта экспедиция, в которую должны были отправиться Кристофер, Роберт и Саутгемптон, давала мне возможность остаться наедине с Шекспиром. Я предвкушала, как вдоволь наиграюсь с ним, прежде чем отпустить. В кои-то веки при мне не останется соглядатаев. Эссекс-хаус будет в полном моем распоряжении, весь без остатка – как и Шекспир. То обстоятельство, что он не одобрял моего поведения, лишь распаляло мой азарт.

Приготовления к путешествию между тем шли полным ходом, и в наших коридорах роились молодые мужчины. Мой сын должен был предоставить им экипировку – те самые коричневые с золотом мундиры, – хотя оружие себе они должны были раздобыть самостоятельно. Кроме того, он заказал шевроны для формы с его девизом «Virtutis comes invidia» – «Зависть спутник добродетели». Мне казалось, что этот девиз не подходит к обстоятельствам, но я помалкивала. В последнее время приходилось делать это все чаще и чаще. Мне до смерти хотелось знать, что произошло между ним и королевой в ту их поездку вдвоем, но спросить его об этом я не могла.

Сейчас мы с ним коротали время во внутреннем зале в ожидании ужина.

Я наклонилась и похлопала Роберта по руке. Я пребывала в состоянии абсолютного довольства жизнью – если не считать недуг моего отца. Ну почему, почему никогда нельзя обойтись без этих «если не считать»?

– Твои приготовления, кажется, продвигаются очень неплохо, – заметила я. – Ты дал портным довольно времени. Все должно быть готово в срок.

– Мне страшно при одной мысли о том, какой счет я получу, – покачал он головой.

Счет. Расплата.

– Если убедишь их дождаться твоего возвращения, – сказала я, – у тебя будет достаточно средств.

– Королева рассчитывает на трофеи вдобавок ко всем остальным целям этой экспедиции. Мне остается только молиться, чтобы нам вовремя подвернулся испанский корабль с добычей.

– Это никак от тебя не зависит. Но Господу не впервой проливать дождь своих милостей. – Мне подумалось обо всех мужчинах, собиравшихся в этот поход. – К тебе присоединятся буквально все. Мой муж. Каково командовать собственным отчимом и быть старше его по званию? И Чарльз Блаунт, любовник твоей сестры.

– С этим приходится только смириться, – отозвался он. – Я же не виноват, что выше его по рождению. Кристофер – хороший солдат, и я буду полагаться на него.

– Поистине дипломатический ответ, – заметила я.

Мне неприятно было думать, что Кристофер сначала был в подчинении у Лестера, а теперь и у моего сына. Это несколько принижало его в моих глазах, хотя я никогда в жизни не выказала бы ему этого.

– Вы же знаете, что дипломатичность никогда не была моей сильной стороной, – сказал он. – Я говорил совершенно искренне. Я буду полагаться на Кристофера, как полагаюсь вот уже много лет. Верность – наивысшая из добродетелей. Что толку в других добродетелях без верности?

Неужели он знает про Саутгемптона и Шекспира? Я бросила взгляд на его лицо, но он, похоже, сказал это без всякой задней мысли.

– Воистину так, – кивнула я. – А ты сам-то сейчас верен своей жене? Я тревожусь за Фрэнсис.

Смени тему, Летиция!

Вид у Роберта сделался удивленный.

– Королева не стала поднимать шум из-за Элизабет Саутвелл, – сказал он. – Странно. Я ожидал, что она, как обычно, устроит скандал. Возможно, зрение стало ее подводить или чутье притупилось. Она, похоже, не замечает, что Саутгемптон отирается по углам с Элизабет Вернон, еще одной ее фрейлиной.

Саутгемптон!

– Слыхала, она почти такая же смазливая, как и он, – обронила я со смешком.

– Детишки должны резвиться вместе, вы не считаете? – спросил он. – Они же лет на шесть меня моложе, а мне нет даже тридцати, о чем никто не упускает возможности мне напомнить.

– Ты так и не ответил на мой вопрос о Фрэнсис.

– Мы с ней в последнее время очень счастливы. И потом, матушка, Фрэнсис – женщина стойкая. Она пережила смерть Филипа Сидни и мою переживет, если придется.

– Типун тебе на язык!

Я подумала, что не смогу этого перенести.

Роберт пожал плечами. Наверное, только так и можно идти в бой.

– У меня есть план, который обеспечит мне славу и успех надолго после этой миссии. Я хочу взять Кадис и превратить его в опорный пункт: мы обоснуемся в самом сердце Испании и оттуда будем наводить на нее страх.

– Вместо утраченного Кале?

– Да, – сказал он.