Токийская головоломка - Содзи Симада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какова же первая причина? – спросил я.
– О ней мы узнаем отсюда, – Митараи указал на пережившую огонь тетрадь на кольцах. – Некоторые фрагменты в ней явно отсутствуют, а те, что сохранились, расположены в хаотичном порядке. Недостающие части есть у профессора Фуруи, но, к счастью, у нас есть копия брошюры. Исиока-кун, ты не мог бы принести ее? Сейчас я продемонстрирую вам последний фокус.
Я зашел к себе в комнату и достал копию из выдвижного ящика стола. Вернувшись с распечатками, я услышал, как Фудзитани спрашивает Митараи:
– Почему Тота не избавился от столь мучившей его мумии раньше?
– Потому что она нравилась Кадзюро Асахия.
– Вот оно как… – Фудзитани поднял глаза вверх. – Итак, Асахия любил Каори Каваути, а что до Катори… С ним его тоже когда-то связывали интимные отношения.
– Верно. Быть может, и сам Асахия, увидев тело из двух обнаженных трупов, испытал в некотором роде восхищение. Поэтому он взял их на свой самолет и отвез домой в Японию.
– Отвез домой? – недоверчиво спросил я, устроившись на диване. – Так что же, получается…
– Вы быстро все поймете. А кожу с частей, оставшихся после создания человека-химеры, пустили на абажур, композицию и декоративного слоника.
– Декоративного слоника?!
– Он был в той же комнате, где висела мумия.
– Надо же, а я и не заметил… Значит, Асахия сошел с ума.
– Но сделал их не Асахия.
– Как? Не он?
– Рук-то у него не было.
– А-а, ну да…
– Так кто тогда? – спросил Фудзитани.
– Железных доказательств нет, но я думаю, Такако Нобэ.
– Такако Нобэ?! – воскликнули мы в унисон с Фудзитани.
– Женщина?!
– Ну и что с того? Получились-то они неплохо. В комнате, где Тота пытался сжечь тетрадь, стояла большая швейная машинка. А еще в убежище Асахия повсюду были лоскутные изделия и подушки, явно сделанные вручную. Почему бы иногда не использовать вместо ткани человеческую кожу? И статуя гермафродита в вестибюле наверняка ее работа. Ей определенно нравилась идея двуполости.
– Раз так, девушка тоже выжила из ума… – рассудил Фудзитани.
– Вы вправе так считать. Но это примитивизм. Человек, содравший кожу с мертвецов и изготовивший что-нибудь из нее, вовсе не обязательно психически болен. Окажись в этой квартире сейчас два трупа, кто угодно бы задался вопросом, как от них избавиться. Какие есть варианты? Прикрепить к ним груз и сбросить в море? Отвезти далеко в горы и закопать? Но поскольку всем в голову придут эти банальные способы, то дело почти наверняка вскроется. А можно смастерить что-нибудь из кожи, из мяса приготовить сукияки[141], а из костей выточить статуэтки на книжную полку. Чем не выход? Ведь кабинет редкостей в Токийском университете забит такими предметами.
«Ну и ну, – подумал я про себя. – У меня мыслительный процесс идет по-другому».
Митараи разобрал копию на стопки листов и вложил их в несколько мест в тетради. Небрежно передав ее нам, он предложил прочитать записки.
Глава 18
Моя душа летает в потемках, освещаемых бледными искорками.
Я могу сравнить нас с кораблем и парусом. С появлением Катори моя душа наконец заскользила по водным просторам.
Не очень-то я хочу писать об этом, к тому же это очень опасно. Однако меня словно подталкивает какая-то неведомая сила. Катори мне нравится, и он обо мне тоже заботится.
Я очень одинок. Наверное, я ощущал бы себя совсем по-другому, если бы употреблял алкоголь. Но я быстро пьянею.
Всю жизнь рядом со мной никого не было. Все вещи я делал в одиночку, ни на секунду не задумываясь, что кто-нибудь протянет мне руку помощи.
Женщины меня очень пугают. Рядом с ними я всегда начеку. Они окружали меня с детства, но нравился им мой отец, а значит, они необязательно были искренни со мной. Хотя они уверяли меня в своей любви, я ни разу не поверил им, ведь насквозь видел, что у них в душе.
Нет, благородства в их сердцах было мало. Глубокое восхищение отцом, неимоверная расчетливость и желание привлечь его внимание ради собственной выгоды, живой интерес ко мне, единственному ребенку, некоторое любопытство к моему необычному телу и крохотная щепотка искренности – вот из чего были сотканы их души. Поэтому я каждый раз содрогался, слыша: «Бедный Тота-кун!» или «Какой ты молодец!».
Впрочем, и те, кто не говорил этого вслух, были такими же, ведь втайне думали то же самое. Я никогда по-настоящему не открывал сердце девушкам и ни разу им не доверялся. Неприятно все время находиться в их компании. Лучше быть одиноким инвалидом, чем жить в окружении таких людей.
Отец не жалел денег на самые современные протезы. Раз за разом он заказывал для меня экспериментальные разработки. Надо сказать, протезы быстро усовершенствовались. Достаточно привыкнуть к ним, и сможешь делать самостоятельно что угодно.
У меня даже был автомобиль с водительским сиденьем, изготовленным под мое тело. А раз я могу поехать куда душа пожелает, то я никогда и не скучаю. Даже будучи в одиночестве.
Но, конечно же, мне всегда было невыносимо грустно. Ужасно хотелось, чтобы в моей жизни появился человек, по-настоящему понимающий меня.
Единственным, кого я впустил в свою душу, стал Катори. Он жизнерадостный, с ним есть о чем поговорить. Он всегда поднимал мне настроение и вдобавок не испытывал ко мне ни капли сострадания – одним словом, относился ко мне как к обычному человеку. Он открыто говорил о моих недостатках и в меру хвалил меня за мои достоинства. Поэтому я уже вскоре понял, что больше не смогу без него. Если я не вижу его хотя бы день, то скучаю, а сердце ноет.
Поэтому когда Катори прижимал меня к себе, мне это совсем не казалось странным. Честно признавшись себе, что мне был нужен такой человек, я почувствовал себя очень счастливым. Прозвучит странно, но вместе с радостью, печалью или умиротворением я тогда испытывал беспокойство. Мне и самому казалось удивительным, что во мне сосуществуют такие эмоции. Ведь мое настроение всегда было спокойным.
Когда Катори был внутри меня, мне казалось, что я женщина. Я совершенно не понимаю, что такое мужественность, а что такое женственность. Только вот никто не удосужился мне объяснить, что как мужчина я должен делать то-то и вести себя таким-то образом.
Однако мне понятно, что подобные отношения не норма. Мужчинам нельзя делать такие вещи друг с другом. Поэтому наутро после ночи с Катори я не могу смотреть ему в лицо. Я часто засыпаю в кровати, а он, не одеваясь, ложится на соседнем диване. Каждый раз я отчего-то не могу глядеть на него. Если я просыпаюсь первым, то время до его пробуждения становится для меня настоящим адом. Мне хочется, чтобы он заснул навечно. Когда он встает с дивана, мне хочется умереть от стыда. Я чувствую, как