Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Де Робек ждал, когда объединенные армейские силы подготовятся к наступлению. До высадки десанта, которую Китченер запланировал на апрель, в течение девяти месяцев сражений у полуострова Галлиполи флот не предпринял никаких попыток расчистить минные поля или прорваться через Дарданеллы. Все решения у Галлиполи принимались Китченером либо Гамильтоном.

Черчилль теперь был просто наблюдателем событий, которыми он прежде собирался руководить. Он был вынужден отказаться от проекта, который мог бы выбить Турцию из войны, открыть жизненно важную линию снабжения России, в результате которой та смогла бы возобновить наступление, и тем самым разрешить тупиковую ситуацию во Франции и Фландрии.

Глава 15

Отставка и исчезновение

Более чем через тридцать лет после мартовской неудачи 1915 г. в Дарданеллах, работая над мемуарами о Второй мировой войне, Черчилль вычеркнул из окончательного текста фразу, которой охарактеризовал свою работу в Адмиралтействе: «Это был мой золотой век». Он оставался первым лордом, но его золотой век завершился. Ему больше не суждено будет находиться в центре военной политики правительства Асквита, хотя он по-прежнему входил в Военный совет и, когда требовалось, высказывал свое мнение. Однако в течение заключительных трех недель подготовки операции в Галлиполи Военный совет не собирался, а Китченер не посылал ему никаких планов – даже просто для информации.

По мере приближения высадки войск на Галлипольском полуострове Черчилль всячески старался укрепить в членах совета уверенность в ее необходимости. Бальфуру, который 8 апреля предложил отложить операцию, пока не будет разбита турецкая армия в Сирии, он писал: «Никакая операция в этой части света не сравнится с поражением в Дарданеллах. Считаю, что у нас нет другого пути, кроме как продолжать. Никто не может с уверенностью предсказать исход, но есть шансы выиграть очень крупный приз, играя по не самым высоким ставкам». За шесть дней до начала высадки в Галлиполи он написал брату: «Наступает час в мировой истории для блестящего ратного подвига. Результаты победы с лихвой перекроют ее цену. Хотел бы я оказаться рядом с тобой. Это легче, чем ждать здесь».

В консервативных кругах и в парламенте стали обвинять Черчилля в недальновидности, которая привела к неудаче морской операции 18 марта. Эта критика положила начало широко распространенному впоследствии мнению о том, что Черчилль в Дарданеллах пренебрег безопасностью, не прислушался к своим советникам и оказал давление на адмиралов. Первое конкретное обвинение заключалось в неспособности предвидеть опасность плавающих мин. 24 апреля в свое оправдание он распространил среди членов кабинета приказ Адмиралтейства, направленный Кардену 5 февраля и содержавший предупреждение об этих минах и специальные предложения по борьбе с ними. Впрочем, в спорах о Дарданеллах – с начала кампании и на протяжении полувека – никогда не подразумевалось злого умысла или требования найти козла отпущения.

22 апреля в Лондон опять поступило сообщение разведки из источника в посольстве Австро-Венгрии в Константинополе, что у турок в Дарданеллах недостаточно боеприпасов, чтобы отразить даже две атаки британского флота, подобные той, что была предпринята 18 марта. Вдохновленный этим и проконсультировавшись с Фишером, Черчилль направил де Робеку телеграмму, в которой предположил, что попытка прорыва в пролив в данный момент вполне может принести успех. «Разумеется, вы вольны действовать по своему усмотрению, – заверил его Черчилль. – Поэтому я направляю эту телеграмму от себя лично, руководствуясь исключительно желанием оказать помощь, а не раздавать указания».

Но де Робек не отступал от принятого решения и отказался штурмовать Дарданеллы лишь силами флота. Он видел своей единственной задачей помочь армии высадить десант, и неуклонно придерживался этого. Наконец прибыла 29‑я дивизия, и 25 апреля начался штурм полуострова Галлиполи. В первый день на берег высадилось более 30 000 человек. Многие из них, прижатые к побережью пулеметным огнем турок, мужественно пытались перейти в атаку. Им это удалось, но они не смогли выполнить главную задачу – захватить господствующие высоты над турецкими фортами на европейском побережье. Десантирование осуществлялось в двух местах – на мысе Геллес у южной оконечности полуострова и севернее, на мысе Габа-Тепе. Из-за навигационной ошибки части, направленные на Габа-Тепе, высадились не на самой низменной и узкой части перешейка, а севернее, под высоким скалистым берегом, который преграждал путь.

У мыса Геллес высадившиеся десантные подразделения численно превосходили все сосредоточенные там турецкие силы. Не встретив сопротивления, они поднялись на плато, расположенное над берегом. Перед ними не оказалось турецких войск, но что делать дальше, никто, включая командование, не знал. Вместо того чтобы без сопротивления двигаться в глубь полуострова, солдаты ждали. Турецкие войска появились только через двенадцать часов. Британцы отбили атаку, турки отошли и больше не вернулись. Но, по-прежнему не получая распоряжений от высшего начальства и опасаясь неизвестности, британцы растерялись и в течение трех часов спустились к берегу и вернулись на корабли.

Утром 26 апреля в Times все прочитали не только крайне приукрашенный отчет о сражении, но и сообщение о смерти поэта Руперта Брука. Он умер от заражения крови, находясь в резерве на одном из греческих островов в Эгейском море. Некролог написал Черчилль, который встречался с поэтом, когда тот подавал прошение о зачислении его в военно-морскую дивизию. «Умер Руперт Брук, – писал он. – Его жизнь оборвалась в тот момент, когда, казалось, только достигла поры расцвета. Когда стал слышен его голос, не похожий на другие, был найден тон, более верный, более волнующий, более способный показать с самой лучшей стороны благородство нашей молодежи, взявшей в руки оружие в эту войну. Он, как никто другой, мог передать их чувства и их готовность к самопожертвованию. Но голос его быстро затих. Остались лишь эхо и воспоминания. Но они сохранятся надолго».

После пяти дней неразберихи, путаницы и зачастую ожесточенных боев береговая полоса и прилегающие возвышенности полуострова Галлиполи были захвачены. Но не более того. У мыса Геллес 29‑я и морская пехотная дивизии так и не заняла позиции. У Габа-Тепе австралийские и новозеландские войска тоже не выполнили задачу выйти к Мраморному морю. Огромная армия находилась вовсе не там, где ей пригодилась бы помощь флота. Турецкие форты были на расстоянии многих километров и вне опасности.

Впрочем, на флоте не считали, что десантирование проведено неудачно. Джек Черчилль, который наблюдал за сражением с борта корабля, сообщал брату: «Флот такого еще не видел. Взрывчатка крошит прибрежные скалы. Все идет очень хорошо, надеюсь, через пару недель корабли будут в Мраморном море. Думаю, де Робеку нужно поторопиться. Флот полностью готов к новой атаке на Чанаккале, только ждет подходящего момента». Он был прав: де Робек собирался возобновить морскую часть операции. Одновременно продолжалась ликвидация минных заграждений.

Когда будет возможно провести вторую атаку с моря, де Робек не сообщал. Состояние армии его не радовало. 29 апреля он написал Черчиллю об истощении войск, которые ведут непрестанные бои. 2 мая доложил, что индийская бригада, высадившаяся в Геллесе, окапывается. Ночная атака турок в Геллесе была отбита, равно как и повторная атака в ночь на 3 мая. Британцы перешли к обороне. В ночь на 4 мая из-за бреши в линии обороны возникла паника среди чернокожих солдат французского подразделения. Пришлось срочно направлять на помощь дивизию морской пехоты.

Армейские склады и посадочные площадки подвергались постоянному артиллерийскому обстрелу. «Турки могут направить войска из Малой Азии, – писал Джек брату 5 мая, – поскольку там им ничто не угрожает. Но что самое важное, они могут отозвать дивизии от Константинополя и послать их сюда, чтобы раздавить нас». Пытаясь все же достичь цели, Гамильтон на другой день возобновил наступление. Но серьезного продвижения добиться не удалось. Когда же французские войска перешли в наступление при Геллесе, Джек Черчилль писал: «Турки открыли сумасшедшую стрельбу из тяжелых орудий. Они не щадили и своих. Множество раненых. Сходишь на берег, и приходится непрерывно переступать через носилки. Весь берег в крови и бинтах».

В тот день, когда Джек написал это письмо, Уинстон был во Франции. Он отправился туда тремя днями ранее помочь в переговорах по англо-итальянской морской коалиции – соглашению, по которому Италия могла вступить в войну на стороне Антанты. 9 мая он провел в зоне боевых действий, наблюдая за массивным, но безуспешным штурмом британцами хребта Обер. Он тоже потом вспоминал о раненых: «Жуткое зрелище. Тысячи страдающих; задыхающиеся, умирающие люди сортируются по степени тяжести ранений и размещаются в монастыре в Мервиле. Постоянно подъезжают санитарные автомобили, и в каждом четыре-пять мучеников; а из задних дверей похоронные команды то и дело выносят трупы. Повсюду кровь и окровавленное тряпье. А канонада свидетельствует, что следует ждать еще множества смертей и увечий».