Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа

А Бальзак заклинал госпожу Ганскую занять теперь место его умершей советчицы Лоры де Берни, которая проявляла столько мудрости и столько любви к своему Оноре.

"Ее наследницей я делаю вас, вас, в которой так много благородства, вас, которая могла бы написать письмо, оставленное госпожой де Морсоф, да что говорить о нем - ведь это лишь несовершенное отображение постоянного влияния моей умершей вдохновительницы, а ее дело вы могли бы довершить. Только прошу вас, cara, не увеличивайте моих горестей постыдными сомнениями; поверьте, что человеку, обремененному тяжкими заботами, нетрудно снести клевету, и теперь мне надо на все махнуть рукою - пусть говорят обо мне что угодно. А из ваших последних писем видно, что вы поверили таким вещам, которые несовместимы со мной, а ведь, казалось бы, вы должны меня знать".

И он добавлял: "Не думаю, что я совершил кощунство, запечатав свое письмо к вам той печатью, которой пользовался в своей переписке с госпожой де Берни". Быть может, это не было кощунством, но, несомненно, оказалось ошибкой. Недоверчивая Эвелина не могла взять на себя ту роль, которую играла великодушная Dilecta. Гораздо больше способна была на это Зюльма Карро. Она горячо сочувствовала утрате Бальзака.

Госпожа Карро - Бальзаку, 7 октября 1836 года:

"Я понимаю, какая глубокая рана в вашей душе, и вместе с вами оплакиваю ангельское создание, самых больших страданий которого вы и не ведали. Оноре, оказала ли ее смерть влияние на вас, на ваш образ жизни? У меня нет ее прав говорить с вами так, как говорила она, но нет у меня и ее стыдливой щепетильности, так часто заставлявшей ее молчать. Несмотря на вашу просьбу не касаться таких предметов, я все же спрошу вас; разве в тот день, когда судьба нанесла вам столь жестокий удар, вы не поняли, что в жизни есть нечто более важное, чем перочинный нож ценою в восемьсот франков или трость, обладающая лишь тем достоинством, что она привлекает к вам взгляды прохожих? Подумаешь, какая слава для автора "Евгении Гранде"!"

Стоическая обитательница Фрапеля журила своего друга Бальзака. До какого ослепления довели его эти облака фимиама, эти светские дамы, эти изысканные денди! Он жалуется, что совсем разорен? А разве не он сам в этом виноват? За восемь лет не раз бывало, что он зарабатывал целое состояние, но долгов у него сейчас больше, чем в начале его писательского пути. Зачем мыслителю проживать такие большие деньги? Зачем ему гоняться за материальными удовольствиями? Разве можно по-настоящему творить, когда тебе приставили нож к горлу? "Оноре, какую жизнь вы испортили, какому таланту не дали развиться!"

Что касается испорченной жизни, она была права, но о таланте думала неверно. "Когда же, dearest [дорогой (англ.)], я увижу, что вы трудитесь ради самого труда?.. Вы написали бы тогда такие прекрасные, такие замечательные вещи!" Да ведь он и писал их! Несмотря на помехи, бури и излишества, творческий гений не покидал его. Недаром же он сообщал Ганской 1 октября 1836 года: "Для того чтобы вы знали, до каких пределов доходит мое мужество, я должен открыть вам, что "Тайна Руджери" была написана за одну ночь. Подумайте об этом, когда будете читать рассказ. "Старая дева" написана за три ночи. "Разбитая жемчужина", которой завершилась наконец повесть "Проклятое дитя", написана за одну ночь. Это мои битвы при Бриенне, Шампобере, Монмиреле, это моя Французская кампания".

"Старая дева", предназначенная для газеты "Ла Пресс", должна была скрепить одно довольно прохладное примирение. Жирарден писал Бальзаку 1 октября 1836 года: "Вы же знаете, дорогой Бальзак, что наш разрыв ни на минуту не поколебал давней дружбы, которую мы питали друг к другу... Я искренне привязан к вам и, мне кажется, доказал свою привязанность; а если я в чем-нибудь неправ перед вами, я охотно готов признать это..." Тут сквозит благоразумие редактора газеты, не желающего лишиться сотрудничества автора, который имеет успех, а ведь как раз в это время газета "Ла Пресс" первая решила печатать у себя романы. Журналы уже давно публиковали романы по частям, но теперь пометкой "продолжение следует" задумали привлечь читателей и ежедневные органы печати, чтобы увеличить таким образом число своих подписчиков. Мысль эта принадлежала Жирардену. Бальзак был ему нужен как автор, любимый публикой, автор плодовитый.

Замысел романа зародился у Бальзака уже давно. Писатель, как зоолог, заинтересовался "особым видом животного мира - старой девой". Ему представлялось, что они, старые девы, мучительно переносят безбрачие, потому что женщины, нарушившие нормальное призвание своего пола, чувствуют себя обездоленными. Лучшие из них заглушают благотворительностью свои подавленные желания и сокровенные сожаления. Другие же становятся злыми, как Софи Гамар в "Турском священнике". Роза Кормон, богатая обывательница Алансона, жестоко страдала от своего "затянувшегося девичества". В сорок два года она мечтала о браке, о детях, и по утрам горничная удивлялась, что постель ее хозяйки "вся сбита, перевернута".

Роман откровенно физиологичен. Старая дева, томимая смятением чувств, колеблется в выборе между двумя претендентами на ее руку, которых привлекают ее богатство и пышный бюст. Один из женихов, шевалье де Валуа, престарелый дворянин и большой распутник, еще не прочь пошалить с хорошенькой прачкой Сюзанной; отличительная черта его внешности - огромный нос; достаточно было бы Лафатеру взглянуть на этот нос, чтобы признать в его обладателе склонность к любострастию. Второй претендент, дю Букье, бывший поставщик провианта для наполеоновской армии, в молодости "злоупотреблявший наслаждениями", облысел и истрепался. Бедняжку Розу Кормон, ничего не понимавшую в таких делах, обманули широкие плечи и накладной хохол господина дю Букье. Сгорая на огне желаний и надежд, она вышла за него замуж, и ее постигло разочарование. А ведь она пренебрегла третьим поклонником, Атаназом Грансоном, молодым человеком двадцати трех лет, непонятым талантом, искренне влюбленным в Розу Кормон, очарованным ее мощными прелестями. Атаназ Грансон - это Бальзак до встречи с госпожой де Берни, но Роза Кормон не пожелала играть роль вдохновительницы Грансона. Он покончил с собой - утопился в реке, орошающей Алансон. Госпожа дю Букье, святая женщина, "осталась глупа до последнего своего вздоха".

Бальзак писал "Старую деву" в тяжелых условиях. В сердце у него не стихала скорбь о Лоре де Берни; вдова Беше яростно преследовала его за долги; в работе у него было несколько вещей одновременно: "Тайна Руджери", фрагмент книги "О Екатерине Медичи" и повесть "Проклятое дитя" трагическая история юноши, которого ненавидел родной отец, считая его приблудным ребенком своей жены (для этого рассказа Бальзак использовал некоторые собственные наброски). Однако Жирарден не давал ему покоя. Начало "Старой девы" было напечатано в "Ла Пресс", когда конца романа не было еще и вчерне. Целомудренные подписчики жаловались в редакцию газеты, протестуя против слишком смелого проникновения Бальзака в область физиологии. Огромная грудь Розы Кормон их шокировала. Даже Лора Сюрвиль, казалось, была смущена. Ганская ничего не говорила и отказывалась заменить госпожу де Берни в роли литературной совести Бальзака. Критики насмехались над его верой в теорию Лафатера и над притязаниями этой "науки" разгадывать сердце человеческое и пылкий темперамент по внешним признакам. Другие газеты, которым романы, печатавшиеся Жирарденом в виде "фельетонов с продолжением", грозили убытками, так как отнимали у них подписчиков, набросились на автора. Сам Бальзак был уверен, что он написал хорошую книгу, дал яркую, правдивую картину провинциального общества, оригинальные живые образы Розы Кормон и ее поклонников. Но в этой своей Французской кампании, в которой им было проявлено столько таланта, он оказался один, без союзников.

Зато какие блестящие арьергардные бои он вел на улице Батай, заново отделывая свою квартиру! Как будто не желая упускать случая поупражняться в мотовстве, он приказал изящно декорировать мансарду, чтобы там получилась комната "беленькая и кокетливая, как шестнадцатилетняя гризетка"; убранство же рабочего кабинета выполнено было в черных и красных тонах, и для этой комнаты он заказал "круговой диван" с двенадцатью белыми подушками. В том году Антуан Фонтана встретил его в мастерской художника Луи Буланже - Бальзак позировал в белой сутане, скрестив руки на груди, и оживленно разговаривал. В дневнике Фонтана имеются следующие заметки:

"Описание его белых сутан. Дома он не носит другого костюма, с тех пор как побывал в монастыре Шартрез. Он отдает сутану в стирку только один раз. Он никогда не сажает на них чернильных пятен. Вообще он очень опрятен в работе. Надо, кстати, посмотреть, как гармонируют эти сутаны с обстановкой его дома, там есть и розовые тона. Образцами кистей для гардин ему послужили церковные украшения. Церковь все делает на совесть. Он заказал себе свой знаменитый белый диван в ожидании визита некоей дамы из высшего света, и, уж понятно, ему нужен был красивый диван - дама привыкла к изяществу. И когда она очутилась на диване, то не выразила неудовольствия..."