Том 4. Солнце ездит на оленях - Алексей Кожевников

Крушенец куда-то торопился и встретил Коляна уже на ходу.

— У тебя какое дело? — спросил он. — Срочное или может потерпеть до завтра.

— Совсем нет никакого дела. Вот пришел просить. Я стал совсем безработный.

— В таком городе, в такое время безработный? — удивился Крушенец. — Выдумываешь, парень. Ты пешком или на оленях?

Колян сказал, что оленья упряжка ждет у крыльца.

Крушенец сел в нарту, взялся за хорей и сказал:

— Я буду править оленями, маленько прокачу тебя и покажу город.

По берегу залива тянули куда-то железнодорожную ветку. В порту товарные вагоны и платформы, грузовики и конные подводы подвозили к кораблям лес, каменный уголь, увозили рыбу, ящики с товарами.

В другой стороне города экскаваторы рыли котлован для большой постройки, а вездеходы по первобытному бездорожью перевозили строительный материал.

— Видишь, сколько работы! Выбирай любую!

Иногда он приостанавливал оленей и спрашивал рабочих:

— Вам нужны люди?

Везде говорили, что людей не хватает.

— Слышишь? А ты о безработице… И Мурманску строиться еще долго-долго. И потом будем ставить новые города, заводы, тянуть всякие дороги.

— И везде станет, как Мурманск? Везде переведутся олешки? — встревоженно спросил Колян.

Оба задумались. А пораздумав, Крушенец продолжал:

— И об оленях не тревожься, они всегда будут. Это наши золотые помощники: им не надо ни дорог, ни бензина, даже санок. Они на хребте могут носить хоть груз, хоть человека.

Эта похвала оленю окончательно успокоила Коляна.

— Понял, все понял, — сказал Колян и попросил дать ему теперь же какое-нибудь оленно-ездовое дело.

Крушенец пообещал:

— Будет. Приходи завтра.

На этот раз надо было повозить по Лапландии одну старушку, которая уже с полнедели, заходя раз по пять в день, надоедала ему: отправь да отправь!

— Вот, знакомьтесь! — Крушенец назвал вошедшую к нему сильно седую, но с моложавым лицом старушку длинным, замысловатым именем, с которым даже он, ловкач на язык, едва справился, будто прочавкал ногами по болоту: — Феоктиста Мартемьяновна Долгополова, московская фольклористка.

— Ой-ой! — не удержался Колян от удивления и паники.

— А мы сделаем попроще, все-все долой, оставим только бабушка Московка, — предложила бойкая фольклористка. — Это годится?

— Бабушка Московка, — повторил Колян отчетливо.

— Замечательно, лучше не надо. Перейдем к другому. — Московка сказала, что ее надо провезти по лопарским поселкам.

— Куда?

— Везде, куда можно проехать.

— Что будем делать? — спросил Колян.

— Сказочки, песенки слушать.

— А делать что? — повторил Колян: сказочки, песенки он не считал работой.

— Что услышим, будем записывать.

Слово «записывать» объяснило Коляну важность затеи: для него записывание, вообще всякое писание было трудно, и он считал его серьезным делом.

Добившись согласия прокатить ее по Лапландии, сухонькая, нетерпеливая Московка попрощалась с Крушенцем и бойко повела Коляна к гостинице, где остановилась. По пути жаловалась, что ей надоело в городе. Несколько лет, всю бездорожицу, какая была в революцию, гражданскую войну и разруху, она просидела безвыездно в Москве. А человек она и по рождению, и по привычкам, и по любви деревенский. Считаясь московской жительницей, главное время проводит в деревне. И еще пожаловалась:

— Напрасно считают меня старушкой-бабушкой: я ведь не шибко стара, только седовата преждевременно. А душа у меня совсем молодая, даже детская, больше всего на свете люблю сказки, — и начала выспрашивать, любит ли сказки Колян, умеет ли баять, сказывать их, затем пристала: — Ну, расскажи хоть одну, хоть самую махонькую!

Получилось действительно как у детей: шли по людной городской улице и, не стесняясь ничем, Колян сказывал свои любимые сказки про медведей.

— В одном поселке ребятишки катались с горы и позабыли всё на свете. Незаметно подошел талла — старый медведь, расшеперил большую сумку, и ребята вкатились в нее. Взвалил их медведь на спину и потащил к своей веже. У нас есть поговорка: сума легка, но трудна дорога. Устал медведь, прилег отдыхать и заснул. А ребята вылезли из сумы, навалили вместо себя камней и убежали. Остался в суме один парнишка, чтобы разговаривать с медведем.

Проснулся талла, снова закинул суму на плечи и заворчал:

«Вдвое тяжелей стала. Отчего бы это?»

«А мы подросли, пока ты спал», — отвечает парнишка.

«Ну и дрых же я! — И медведь принялся хохотать так, что задрожали горы. — Вот дрых и храпел, знать…»

«Да, да, так храпел, что все мои товарищи оглохли и онемели! — кричит парнишка. — Один я немножко ворочаю языком».

— Вот молодец! — похвалила его Московка и захлопала ладошами.

Колян продолжал сказывать:

— Завидел медведь дым над своей вежей и кричит:

«Эй, жена, старуха, готовь большой котел!»

Ну, пришел домой, отдал суму медведице, сам принялся точить нож. А в котле вода уже кипит, плещется, как живая рыба в озере. Развязала медведица суму, тряхнула. Выскочил из нее один мальчик, за ним водопадом посыпались камни.

«Погляди, старый дурень, чего ты принес?!» — крикнула медведица.

«Ладно, сварим одного этого, — сказал медведь. — Лови, держи его!»

«Не надо ловить, не надо держать, я сам никуда не уйду, — вдруг запел мальчик. — Ты меня унесешь, как принес. Унесешь, унесешь…»

«Чтоб я унес? — зарычал медведь. — Не бывать этому. Нет!»

«Да-да-да, унесешь, как принес, — поет мальчик и лезет обратно в суму, потом командует: — Ну, тащи!»

«Да с чего это?» — злится медведь.

«А с того, что скоро придут охотники и сварят тебя в этом котле».

Тут только туговатый на ум медведь понял, что удравшие ребятишки расскажут про него охотникам, схватил суму и бегом в поселок. Добежал до горки, вытряхнул парнишку из сумы:

«Вот принес. Я здесь взял тебя».

А парнишка ухватился за шерсть, залез медведю на спину и требует:

«Неси дальше, неси к моему отцу с матерью!»

Принес медведь парня к родителям. А там полна вежа охотников, собираются этого медведя искать.

«Сам пришел, — обрадовались охотники, — тогда не будем тратить на него пули, а повесим. Выбирай, медведь, где хочешь болтаться: на сосне или на елке?»

Заплакал медведь, стал просить, чтобы пожалели его, стал обещать, что каждую весну будет оплакивать все елки, и слезы потекут по ним светлыми каплями, и маленькие дети будут собирать их. Пожалели медведя, отпустили живым. И верно, каждую весну стекают по елкам светлые липкие медвежьи слезы. Ребятишки собирают их и называют смолой.

Беспокойная Московка не угомонилась, пока не вытянула из Коляна все сказки, какие лежали близко в памяти. Сперва она выманивала их тем, что приговаривала: «Ай, интересно! Ай, хорошо!» Потом угостила Коляна обедом и подарила ему пачку столичных папирос. Трубку он забросил окончательно, а папиросы немножко потягивал. Заметив, что Колян начал путаться, она пожалела его:

— Отдохни, потом доскажешь! Сейчас поедем.

— А не поздно?.. — сказал он. — До самого первого поселка ехать часа два. Приедем вечером.

— И хорошо. Вечер — самое сказочное время. День дан человеку работать, ночь — спать, а вечер — сказки сказывать.

Выехали. Некоторое время Московка молча любовалась, как полыхали закатным пламенем заснеженная земля, заиндевелые деревья и окна в удаляющемся городе. Затем спросила:

— Ты знаешь загадки?

— Немножко.

— Давай будем загадывать! Я не умею жить молчком. — И загадала: — Кто спать ложится в одной земле, а просыпается в другой?

Колян показал на утопающее в море солнце и в свою очередь заганул:

— Кто спать ложится осенью, а просыпается весной?

В ответ Московка наговорила целую кучу: медведь, барсук, еж…

Тогда Колян заганул помудреней:

— Лес бежит — земля дрожит…

— Сама лиса в норе, а хвост на улице…

— Не бог, а висит вместе с богами в святом углу…

— Не рыба, а ныряет, без чешуи, а блестит…

— Горит без дров, без керосина, без дыма…

— День и ночь бежит, гремит, сам не спит и другим не дает…

— Всегда летит, всех толкает, а остановится — сразу умирает…

— Ни окошек, ни дверей, только две дыры, а жить можно…

— Лодочка по морю с неводом плывет-ныряет, сама не захлебнется, а невод в море оставляет…

— Два братца никак не могут расстаться — и работают, и отдыхают, и бегают, и стоят всегда вместе…

— Без крыльев, а летает, без рук, а толкает…

Кое-что Московка отгадала, кое-что не сумела.

В поселок приехали еще засветло; солнце, правда, угасло, но заря горела сильно. Северные зори горят ярко и долго.