Опылители Эдема - Джон Бойд

Когда она вернулась, он поджидал ее стоя, и, ведя свою борьбу с гравитацией, заговорил:

— Я перепроверил выкладки под более яркой лампой на стойке и понял, что вы перешли оптимум. К тому же я боюсь услышать, как прислуга постучит в номер, прося разрешения войти. Моей первой реакцией было бы выпрыгнуть из окна, но шестнадцать этажей — это долгое-предолгое падение.

— Что ж, малыш, пойдемте. Но в моем номере действует одно правило… Нет зубов! Вы их сняли. Ганс, вы не потеряли их где-нибудь?

Джентльмен при любых обстоятельствах, он принес со стола ее сумочку и, опуская в нее свои зубы, объяснил:

— Находясь в уязвимом положении, я попался в ловушку.

Ей виделось чудное представление, не было никаких дурных предчувствий, не было страха ожидания, не было даже любопытства. Доктор Карон плавала где-то под потолком и с клинической беспристрастностью наблюдала за крабом, который трусливо подбегал к Фреде, издавая звуки, похожие на сдавленный лай тюленя. Но Фреде виделась черепаха, и это заставило ее хихикнуть.

— Над чем это вы хихикаете? — спросил он.

— Я вообразила себя полоской морского берега, — сказала она, — а вас — черепахой, роющейся в песке, чтобы отложить яйца. Но почему не клацает ваш панцирь?

— Если вам нравится клацание, я мог бы поклацать своими зубами, но они в вашей сумочке.

Чуть позже, затаскивая ее в душевую кабину, он говорил:

— И вправду, вы совсем не такая.

Как всегда обходительный, Ганс включил холодную воду, а она сидела в уголке кабины. Наклонившись над ней и ухмыляясь своей беззубой улыбкой, он сказал:

— Ну, Фреда, еще раз о Гейноре. Он отдаст вам Бюро, отошлет Беркли в Таксон и в качестве дополнительного поощрения зашвырнет там на экспериментальную ферму.

Вдруг его живость сменилась мягкостью. Он наклонился под проливные струи, нежно поцеловал ее в щеку и сказал:

— Спокойной ночи, милая принцесса, пусть сонмы ангелов баюкают тебя, оберегая твой покой.

Ее тронула эта мягкость, и как только он осторожно прикрыл дверь душевой кабины, она разрыдалась. Бедный Пол! Потеря девственности одной девушкой означает расцвет другой, говорил Полино; но сейчас, в ночь, которая должна бы знаменовать ее превращение в женщину, она не чувствовала ничего, кроме какого-то странного веселья, не думала ни о чем, кроме ракообразных.

Ее психиатр был прав. Навеки приговоренная к психологии девственности, она так же холодна, как текущая по бокам и спине вода. Caronous sireni pseudodos! Замороженная Фреда! Пол, ее любимый, не получит ничего, кроме пустой упаковки. Ее теплые слезы смешивались с холодными струями душа, и она заснула.

Фреда проснулась около пяти с ощущением тошноты; выключив душ, она прошла в туалет, и там ее вырвало. Таблетка, подумала она. У нее аллергия к этим быстродействующим пилюлям. Но если объективно смотреть на вещи, временная тошнота — это гораздо, гораздо лучше, чем в день свадьбы красоваться в белом платье на пятом месяце беременности.

Она растирала свое и без того уже вишнево-красное тело, пока не успокоила клацавшие от холода зубы; потом, удостоверившись, что Ганс не забыл забрать свои зубы, забралась в постель, которая была в полнейшем беспорядке.

Необыкновенно умиротворенная, она присоединилась к афинянам за завтраком В их кабинете витал дух с трудом подавляемого восторга, хотя Ганс приветствовал ее с обычной для него сердечностью, ни на йоту больше, ни на йоту меньше, и протянул ей то, что явилось причиной их радости.

Фельетонист «Постхоул», подписывающий свои опусы псевдонимом «Слухач», сообщал, что дебаты в Комитете растворились в мелкопартийных интересах, а это означало, что если Хейбёрн примет сторону своей партии, Флора войдет в состав колониальной системы Земли.

— Что вы теперь скажете, Ганс? — спросил Гейнор.

— Кое-что проясняется, — сказал Ганс.

Гейнор одарил Фреду улыбкой:

— Если это пройдет, и станция Гейнора будет открыта, мы будем в долгу перед нашим подразделением цитологии.

Пока Фреда ждала заказанные яичницу с ветчиной под крышкой и пирожок с мясной начинкой плюс большой стакан апельсинового сока и «Кровавую Мери», она читала мысли Клейборга. Он и не думал, что ходатайство будет удовлетворено. Просто ему захотелось предоставить ей последнюю возможность погреться в лучах кабинетного солнца.

Она решила, что нынче вечером начнет ту девятидневную молитву. Она преодолеет ее третью часть. Она не особенно религиозна, но любой малостью, которая может помочь, не стоит пренебрегать. Все, что угодно, но только не направлять на Чарльза Гейнора свое орудие главного калибра.

Плотный завтрак и «Кровавая Мери» помогли ей снова обрести способность четко воспринимать окружающее, и Фреда большую часть дня провела в библиотеке Конгресса, читая вне области своей профессиональной деятельности. Она пропустила ленч и обед с афинянами, но ее очень обрадовал одиннадцатичасовой звонок из бара.

— Не надевайте эту зеленую одежду, — сказал ей Ганс, — иначе я всегда буду держать свои зубы при себе.

Одетая в синий шелк, она вошла в бар, и Ганс с места в карьер погнал ее к пресловутой оптимальной точке, на этот раз подхлестывая шипением сливянки:

— Я знаю, что вы догадались, почему нынче утром я играл в оптимистической тональности. У нас с вами возникло взаимопонимание. Флотские намерены взять в оборот и испытать на прочность всю несущую конструкцию Хейбёрна, от носа до кормы. Заговорив о несущей конструкции, я вспомнил, что должен просить у вас прощения за прошлую ночь. Я ошибся в расчетах. Когда мы вошли в область чувств, я уже был не в состоянии видеть шкалу счетной линейки. Меня ослепили ваше зеленое одеяние и золотые волосы. Если не принимать в расчет нескольких особенностей вашего характера, вы — самая прочная конструкция из красоты и ума, какую мне доводилось встретить, но настоящей красоты не бывает без некоторого нарушения пропорций. Пожалуйста, милая леди, больше никогда не надевайте зеленого. Вам нужна Санта-Барбара. Санте-Барбаре нужен я, а вы выбиваете меня из игры. На наши встречи всегда приходите в синем флотском. Это совершенно безопасно, потому что у меня на Флот аллергия.

Его доводы были забавны, но во взгляде была напряженность, а в голосе — неколебимость, которые никак не вязались с юмором. Она нежно взяла его за руку:

— Ганс, вы открыли мне великие истины, и я благодарна вам. Я наслаждаюсь нашими ночными заседаниями и не хочу выбивать вас из вашей игры. Я обещаю вам, что никогда не надену зеленое, никогда не выпью больше четырех порций и никогда больше не буду просить вас вынимать зубы.