Энциклопедия русских суеверий - Марина Власова

На свадьбе хозяин «при входе во двор колдуна встречает его с хлебом и солью; колдун берет их, разломив на куски и осыпав солью, бросает в разные стороны, потом, плюнув три раза на восток, идет в избу. Осмотрев углы избы и заглянув в печь, он с отдуванием и отплевыванием сыплет в одном углу рожь, в другом траву, именуемую покрыш, в третьем и четвертом — золу; рожь, посыпанная колдуном, уничтожает, по его и народному мнению, порчу на благосостояние молодых, трава покрыш — на их здоровье, зола — на тоску, сухоту и проч.; потом колдун снова выходит на двор и обходит три раза назначенных для молодых лошадей. <…> Церемония оканчивается осыпанием рожью молодых» (Ворон.) <Ав-ский, 1861>. «Истый колдун — необходимо главное лицо на свадьбе. Он, по обыкновению, играет роль дружки» (Калуж.) (см. ВЕЖЛИВЕЦ). В селе Колене Аткарского уезда пожилой крестьянин рассказывал, что его дедушка был на свадьбе и видел колдуна: «Сидел он ил почетном месте и все ему кланялись, угощали его на славу и ни в чем не перечили, а то испортит; три из нашего села кличут от него, да двое ходят на четвереньках» (Сарат.) <Минх, 1890>.

Нередко свадьба становится ареной своеобразного единоборства колдунов, один из которых вредит, а другой устраняет порчу.

«На одной свадьбе колдун для предохранения молодых от порчи. Когда молодые отправлялись в церковь, то заметили человека, стоявшего неподвижно около ихнего дома. Возвращаясь из церкви, опять заметили этого человека на том же месте. Вдруг этот человек обратился к колдуну, бывшему с молодыми: „Отпусти, не держи меня!“ Колдун ответил: „Я и не держу тебя“. Тогда этот человек бегом пустился от них. Оказалось, что это был колдун, подосланный для порчи молодых. Но защитник молодых узнал его и силою своих чар заставил его простоять неподвижно все время венчания» (Волог.).

Чтобы избежать вредоносных колдовских влияний, кроме магических действий в доме, «когда поезд весь усядется, дружка с различными приговорами обходит поезд» (или обходит его трижды с хлебом-солью, иконой и свечой), а затем трижды хлещет плетью в выездных воротах — иначе поезжан может «унести на лес» (Костр.). Согласно обычаям этой же местности, «когда поезд отъедет от дома невесты на несколько сажен, дружка его останавливает, выходит из саней, обходит кругом весь поезд и, остановившись впереди, хлещет крестообразно кнутом три раза по дороге, для того чтобы лихой человек (колдун) не испортил жениха и невесту» <Андроников, 1902>.

Многочисленны рассказы о колдовском оборачивании участников свадьбы (чаще всего — в волков) (см. ВОЛКОДЛАК). Свадебные колдовские метаморфозы, которые производят и которым препятствуют колдуны, возможно, некогда были необходимой частью обряда (например, оборот в волка как неообходимое и закономерное приобщение к сакрализованному облику зверя, «старшего», предка, покровителя, происходящее в важнейшие моменты человеческой жизни). В XIX–XX вв. такие «приобщения-превращения» воспринимаются уже как неизбежно нависающая над участниками свадьбы угроза порчи, «отвести» или «не отвести» которую властен колдун.

Колдуны — своеобразные распорядители свадеб, в чем, вероятно, наиболее ярко отразилась и сохранилась их некогда очень существенная роль старших в общине, обладающих особыми знаниями людей, объясняющих и устраняющих источники несчастий, знающих прошлое и будущее, предписывающих, как себя вести. В Древней Руси волхвы-колдуны «были общественным классом, игравшим роль жрецов. Они приносили жертвы и руководили богослужением, заботились о чистоте и неприкосновенности кумиров и мест богослужения, как и о сохранении мифологии, производили заклинания таинственных сил природы… они управляли природой, насылали дождь и вёдро; собирали волшебные травы и коренья и лечили народ; они гадали по полету птиц… <…> Волхва приглашали в дом при крещении ребенка, которому он давал языческое имя и завязывал на шее волшебный узел (науз); волхвов приглашали на свадьбы и особенно задабривали, чтобы уберечь молодых от порчи; к ним обращались во всех трудных обстоятельствах жизни… <…> Народ долго находился под их влиянием, только иногда во время голода или засухи совершая над ними насилие, сожигая их, топя их в воде, выгребая их трупы из могил подобно тому, как бьет язычник своего идола, не получив от него желаемого» <Рязановский, 1915>.

Представления об основных умениях колдунов сохранились на протяжении тысячелетия почти неизменными, социальный же статус волхва-колдуна был не столько подорван с принятием христианства, сколько причудливым образом распространен на всех людей, обладавших, по представлению крестьян, особой властью и силами.

Колдунами традиционно представляли легендарных разбойников (в образах которых проглядывают также черты могущественных подземных, водяных «хозяев»). Согласно Орловским поверьям, разбойники Кудеяр и Рытик знались с нечистой силой, так что их ни пуля, ни сабля не брала и огонь не жег. «Село Лох, Саратовского уезда, полно преданиями о знаменитом атамане разбойников — Кудеяре, перескакивающем на богатырском коне своем Соколе с Маруновой на Кудеярову гору, заколдовывавшем оружие и творившем множество других чудес» <Минх, 1890>. Из Саратовской же губернии сообщали: «Виновником грабежа и убийств в нашей местности называют некоего Голяева. <…> Дело же разбоя он начал около 1807 г. и продолжал вплоть до половины 1812 г. Частию незаселенные степи, частию громадное пространство лесов, а главное отсутствие в крае почти что всякого начальства давали отважному Голяеву совершенный простор в его буйных действиях, которые народ разукрашивает разными сказками о способности Голяева заговаривать ружья и сабли, и что-де он способен был оборачиваться в разных животных и нередко из-под носа своих преследователей улетал в виде птицы ясного сокола, и проч. (Голяев был схвачен у „полюбовницы“ — такое пребывание считалось ослабляющим колдовские способности)» <Надеждинский, 1881>.

В поверьях Поволжья, Урала, Сибири Степан Разин рисуется летающим на кошме (на самолетке-самоплавке); он ходит по дну Волги как по суху, повелевает змеем, снимает разрыв-травой кандалы и т. п. Разину (как и некоторым другим разбойникам — и колдунам, знахарям) приписывается умение заговаривать змей, лягушек (см. ЗМЕЯ). Согласно преданию Саратовской губернии, атаман разбойников, которые караулили в засаде купца и пропустили его «под страшный крик лягушек», «в досаде наложил на лягушек заклятие, чтоб они сто лет не кричали; могучее слово атамана кончилось недавно: года четыре [рассказ 1868 года] как лягушки стали кричать снова» (имеется в виду район реки Белгазы, а достоверность предания подтверждена местными священниками) <Минх, 1890>.

«Разбойные» колдовские умения распространялись в поверьях и на острожников, ср. умение острожников заговаривать кандалы, исчезать мгновенно из глаз, наводить мертвой человеческой рукой сон на караульных. «В народных рассказах о волжских разбойниках нередко встречается, что пойманные и посаженные в крепкие стены острогов, они спасались колдовством: „Начертят на полу тюрьмы мелом или углем лодку и весла, сядут в нее и вынесутся в широкую раздольную Волгу“» (Сарат.) <Минх, 1890> (сходные повествования записаны в Сибири).

Воин, солдат — традиционно победитель зла, устранитель колдовских влияний. В сказках, быличках и преданиях воин нередко предстает «сильным» колдуном: «И пошел Ермак на Казань и Астрахань. И взял Ермак Казань и Астрахань, взял без силы-рати, один взял с двумя своими вестовыми, сам третей, значит. Ермак, между нами будь сказано, с прибыльцой немного был, то ись имел в послушании у себя малую толику шишигов (чертей). Где рати не доставало, там он и выставлял их» (Урал) <Железнов, 1910>. В этом повествовании (правда, художественно интерпретированном И. И. Железновым) Ермака относят к «полезным колдунам»: «иные употребляют чертей на дела, вредные людям, а иные на дела полезные».

При наличии большого числа «заговоров на оружие» и секретных молитв, «кои спасают человека от пуль и прочего», оружие (как и сами воины) могло представляться чудесным, заговоренным. «Знающему человеку достаточно подержать ружье в руках, чтобы отнять у него урон или поправить ружье, испорченное заговором. Он может заговорить заряженное ружье так, что оно не выстрелит» (Енис.); ср. также рассказ заглянувшего в принадлежащее колдуну ружье: там кто-то держит — в прицеле — сайгака (Урал) (сходный сюжет записан в Олонецкой губернии). В уральском повествовании сражение с башкирами выливается в поединок «знающих» воинов, язычника и христианина <Железнов, 1910>.