Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рассвете Эштон проснулся от странного ощущения – будто внутри его головы кто-то громко и влажно вздохнул. Тусклые лучи багрового солнца почти не прогревали воздух в бараке, делая его похожим на стылую кровь. Еще полусонных рептилий погнали к воротам: проигравший привратник должен был стать их утренней кормежкой. Эштон пытался встать сзади, но голодное тело гнало его вперед, хотя при одной только мысли о том, что запах сознания съеденного драка останется в нем навсегда, кишки у него сворачивались в холодный тугой узел.
У ворот драков построили широким полукругом, сдерживая щелчками электрокнутов. Двести восьмой заворочался, пытаясь подняться на ноги. Сто шестьдесят пятая осталась лежать неподвижно, вытянув дряблую шею и закрыв глаза: она то ли спала, то ли медитировала перед боем.
Семьдесят шестого привели на короткой цепи, несколько раз обернутой вокруг шеи.
При виде его Двести восьмой оскалился, подняв оставшиеся гребни, Сто шестьдесят пятая даже не шевельнулась. В ее неподвижном спокойствии было что-то неестественное. Эштон рявкнул на темно-зеленого драка, наступившего ему на ногу, – и вдруг понял, что впервые не чувствует запаха ее сознания.
Мастер Сейтсе дернул хвостом, и бриген-надсмотрщик неторопливо направился к Сто шестьдесят пятой, поднимая электрокнут.
Треск электричества смешался с запахом паленой плоти, и на покрытой шрамами шее Сто шестьдесят пятой появилась бескровная темная борозда. Бриген озадаченно оглянулся на мастера Сейтсе и что есть силы пихнул Сто шестьдесят пятую сапогом. Огромная туша рептилии медленно завалилась на бок, обнажив вздувшийся, облепленный грязью живот. Из раскрывшейся пасти вывалился липкий раздвоенный язык в пятнах зеленой слизи.
Сто шестьдесят пятая была мертва – и мертва уже несколько часов. Каким-то непостижимым образом ей опять удалось решить исход схватки по-своему. «Боевых драков не кормят падалью», – с облегчением вспомнил Эштон.
– Кто посмел? – сдавленно произнес мастер Сейтсе, обводя притихших обитателей Ангара холодным змеиным взглядом.
Эштон съежился и, сжав пасть, постарался затолкать язык как можно глубже в глотку: никогда еще он не чуял столько чужого ужаса одновременно.
Халид подошел к бездыханному телу и осторожно ощупал его мягкими кожистыми ладонями. Затем вытащил широкий нож, с трудом разжал мощные челюсти и запустил руку в дыру между зубами. Уперевшись ногой в тушу, он ухватил там что-то и потянул на себя. Из пасти Сто шестьдесят пятой с утробным чавканьем выскочил облепленный слюной и кровью угловатый неровный камень, похожий на кусок разбитого строительного блока.
– Он сам это сделал, – негромко сказал Халид. – Проглотил камень, пережал себе трубки в горле и задохнулся.
– Ясно, – произнес мастер Сейтсе, подергивая хвостовой пикой. – Откуда у него камень?
Над пыльным двором повисла мертвая тишина. Бо́льшая часть построек в Ангаре была сделана из листового металла. Строительные блоки практически не использовались и тем более не валялись под ногами. Эштон знал это лучше многих: тот камень, на котором он тренировался глотать капсулы, Халид принес снаружи по просьбе Сорок первого.
– Я не видел… я спал… – не выдержав, всхлипнул Двести восьмой, поджимая ободранный хвост к брюху.
– Вчера разгружали припасы с Периферии, – подал голос Ролло. – Может, он выпал из какого-нибудь ящика.
Это объяснение неожиданно удовлетворило мастера Сейтсе – главным образом потому, что ясно указывало на виновных, кого следовало наказать. Тем же вечером весь рабочий барак, отвечавший за уборку территории перед воротами, показательно выпороли на большой тренировочной арене, лишив кормежки до следующего выезда.
Вздувшуюся тушу Сто шестьдесят пятой с десяток надсмотрщиков-сектов свалили в неглубокую яму под стеной и залили кислотой. На следующий день от туши остался только гладкий голубоватый скелет, который разбили тяжелыми молотами и сверху забросали землей. Падаль обычно доставалась рабочим дракам, но даже их не рискнули кормить тем, что уже начало разлагаться.
Через несколько дней объявили очередной выезд. В этот раз основной костяк его составляли недавние молодые – в том числе Двести пятая и Эштон, которых впервые отобрали на бой. Против Тридцать шестого ставок не оказалось, и он едко заметил, что мастер Сейтсе вынужден крохоборствовать, чтобы поправить дела Ангара после грандиозного чемпионского проигрыша. Бои молодых стоили недорого – как и они сами.
Тренировки теперь шли непрерывно. Выездной молодняк продолжали натаскивать до последнего, невзирая на царапины и травмы, – готовили к групповым боям. Ангар мог выставить несколько драков сразу, чтобы повысить ставку. Значение имел только общий зачет; судьба каждого конкретного драка никого не волновала.
Перед выездом молодняк не кормили, надеясь восполнить недостаток боевого опыта голодной животной злостью. Изнуренные постоянными тренировками, драки с каждым днем становились всё отчаяннее, огрызаясь и рыча друг на друга и даже на надсмотрщиков; пару раз дело едва не дошло до серьезной стычки. Временами Эштон чувствовал, как сознание заволакивает багровая пелена и он перестает слышать и ощущать хоть что-нибудь, кроме запаха свежей крови.
Когда это случилось впервые, он подумал, что умирает. Вся окружающая реальность вдруг превратилась в один этот запах, и его тело барахталось в нем, щелкая пастью в тщетной попытке что-нибудь ухватить. В панике Эштон потряс головой – и вдруг совсем рядом услышал:
– Надо поесть, иначе ты окончательно сбрендишь.
Старичок стоял, опираясь на ручку швабры, и с легким презрением смотрел, как Эштон извивается на брюхе, набивая пасть песком. Хрупкий стеклянный голос растворился в сознании Эштона, как кубик льда в стакане горячего пунша, и перед глазами немного прояснилось.
Судя по положению солнц, до заката оставалось совсем немного. Обычно самым тихим и безлюдным временем на продовольственных складах был полдень, но сегодня гиросферы с Периферии разгружали с утра до вечера, так что проскользнуть туда незамеченным можно было, пожалуй, только сейчас.
Эштон рванул вперед, запрыгнул на борт арены и нырнул в проем между опустевшими рабочими бараками. Добежав до ближайшего склада, где гомонили птицы, он сунулся было в вентиляционную щель, готовясь разодрать листовое железо когтями, но услышал шаги за спиной и обернулся.
Герт – это был именно он – попятился, поднимая парализатор. Неимоверным усилием Эштон подавил в себе желание вцепиться в меховое горло прима, но, видно, жажда крови была написана у него на морде.
– Подожди, – произнес прим, не спуская с него настороженных глаз. – Я что-нибудь принесу.
Отступив на пару шагов, он исчез за углом соседнего склада, вернулся с двумя большими продолговатыми яйцами и издалека бросил Эштону. Эштон поймал их одно за другим прямо в воздухе и ринулся обратно к баракам, чувствуя, как лопается на
