Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

Изрядно пьяный после двух кружек, Иоганн пребывал в таком восторге от своего плана, что и не заметил, как кто-то подошел к его столу.

Это был Ганс Альтмайер.

– Вы посмотрите, великий Фаустус снизошел до того, чтобы пропустить кружечку с простыми смертными, – насмешливо промолвил он.

Его нос давно зажил после того памятного удара, но так и остался кривым, как у трактирного забулдыги или какого-нибудь батрака.

– Смотри только, чтоб вино не ударило тебе в голову, – прошипел Альтмайер и уставился на Иоганна раскрасневшимися глазами.

За прошедший год он все больше пил и недавно провалил экзамены на степень бакалавра. Ректор лично предостерег его и пригрозил в случае очередного провала выставить из университета. До сих пор Гансу помогала лишь репутация отца, влиятельного торговца.

– Студентишки вроде тебя, что не кажут носа из-за книг, ни черта не могут, – продолжал Альтмайер, ухмыляясь. – Вы и жизни-то настоящей не знаете.

Иоганн поднялся, пошатываясь. Голова у него была свинцовая, и в то же время в теле ощущалась легкость. Против обыкновения, он чувствовал неодолимое желание как следует наподдать Альтмайеру. А может, и того больше. Его обуяла ярость, какой он не знал уже очень давно, с тех пор как расстался с артистами. Рука скользнула к ножу, висящему на поясе под вамсом. Вероятно, следовало хорошенько проучить Альтмайера, чтобы тот наконец угомонился. Иоганн вспомнил, как нож вошел в глаз французскому солдату, тогда, в Италии. Прошел как сквозь масло. То было приятное чувство.

– Ты прав, пить я не умею, – тихим голосом произнес Иоганн. – У пьяницы вроде тебя это выходит куда лучше. Мне не суждено пить днями напролет, а потом осесть деревенским учителем в каком-нибудь захолустье. Или подохнуть на улице, как собака, паршивым, никому не нужным схоластом. Мои поздравления!

Альтмайер замахнулся – он тоже был пьян и его тянуло подраться. Но внезапно по лицу его скользнула странная ухмылка, и он опустил руку.

– С чего бы мне драться с тобой, Фауст? Месть – такое блюдо, что лучше подавать холодным.

С этими словами он развернулся и пошел прочь. Иоганн, разгоряченный вином, сделал несколько неуклюжих шагов в его сторону.

– Эй, ты, стой, бестолочь, кривоносый верзила…

Иоганн уже готов был броситься на Альтмайера со спины, но кто-то удержал его. Он с досадой обернулся – и встретил встревоженный взгляд Валентина.

– Так вот ты где! – воскликнул его друг. – Вижу, я как раз вовремя. – Он взял кружку с соседнего стола и плеснул холодной воды Иоганну в лицо. – Опомнись, пока бед не натворил!

– Эй, ты что себе позволяешь!..

Иоганн сжал кулаки. Правая рука его по-прежнему находилась в кармане, и пальцы, словно по собственной воле, обхватили рукоять ножа. Лицо перед ним стало расплываться, и на его месте возникла оскалившаяся физиономия.

Тонио!

Иоганн уже занес нож, готовый к удару. В последний момент он опомнился, что перед ним не Тонио, а его единственный друг. Гримаса исчезла, и вместе с ней рассеялась злоба. Иоганн опустил руку. Он вдруг почувствовал жуткую усталость и опустошенность. Что же он натворил? Едва не разрушил все, над чем трудился целый год…

Иоганн со стоном повалился в объятия Валентина.

– Мне… так жаль, – бормотал он заплетающимся языком. – Я не хотел этого, поверь. На меня… что-то нашло…

Только теперь Иоганн понял, что пробуждало в нем ненависть. Ему хотелось прикончить Тонио дель Моравиа! Или это сам Тонио едва не заставил его убить друга? Неужели ему никогда не освободиться от него? Наставник преследовал его как проклятие.

Иоганн мотнул головой, ноги стали словно ватные.

– Я… хочу к себе, – сказал он сокрушенно Валентину. – Спать.

– Давай, я помогу. – Валентин ухмыльнулся и подхватил Иоганна, прежде чем тот рухнул на пол. – Великий Фаустус, поверженный кружкой вина!.. Что ж, вот и нашелся противник, до которого ты еще не дорос.

Голова следующим утром раскалывалась на части. Когда же боль стихла, осталась лишь пустота. И осознание, что он спьяну едва не зарезал своего единственного друга. Иоганн так и не понял, что произошло накануне в трактире и действительно ли это вино так на него подействовало. Он решил впредь больше не налегать на выпивку. Ему всегда бывало плохо от нее, и она стирала в нем ту тонкую грань между рассудком и его звериным началом. Кроме того, после попойки всегда возвращались старые сны.

Детские тела над костром…

Но, по крайней мере, одну заслугу Иоганн мог приписать вину: он нашел решение. Он отправится в Вену и возьмет с собой Маргариту. Каким образом это провернуть, об этом юноша еще не думал. Однако он не сомневался, что и теперь найдет выход, – ему это всегда удавалось. Для начала же следовало сообщить о своем решении Маргарите.

А это значило, что архангелу Михаилу вновь придется заговорить с ними.

Вообще-то Иоганн решил больше не прибегать к помощи ангела. Необходимость в этом уже пропала, к тому же это было слишком опасно. Ему не удалось бы долго скрывать это от Валентина. Кроме того, в последнее время юношу снова преследовало такое чувство, словно за ним кто-то наблюдает. Но в этот раз без Михаила ему не обойтись. Ангел попросит Маргариту отправиться вместе с Иоганном в Вену. Всего один раз, и уж потом Иоганн прекратит этот спектакль. Маргарита исцелилась – во всяком случае, она уже не говорила о темном духе и сатане.

Все будет хорошо. Ему больше не придется лгать – по крайней мере Маргарите.

Днем, накануне праздника, дети уже бегали по улицам с палками, на которых развевались пестрые ленты. Юноши складывали на холмах кучи хвороста, чтобы поджечь их после заката. На Хайлигенберге тоже должны были зажечься костры. Маргарита сообщила Иоганну, что в праздник Иоанна Крестителя всем монахиням надлежало пребывать в монастыре – правда, лишь до вечерней молитвы. А до тех пор у них был один из немногих свободных дней. Также Маргарита рассказала о том, что в праздник летнего солнцестояния река охотнее всего принимала жертвы и следующим утром из Неккара часто вылавливали утопленниц.

С приближением вечера Иоганн, одетый как простой коробейник, спрятал латерну магику в заплечную корзину, прикрыл ее тряпками и отправился к пещере. Он так часто ходил этой дорогой, что знал здесь каждое дерево и каждый кустик. Короб за спиной был громоздкий и тяжелый, к тому же Иоганн тащил с собой дополнительные приспособления – фитиль, масло для лампы и еще одно устройство.

Валентину юноша сказал, что хочет позаниматься в библиотеке. Он дождался, пока друг уйдет, затем пробрался в сарай, где переоделся в лохмотья, и взвалил на себя корзину. Сердце в этот раз колотилось сильнее обычного. Иоганн то и дело оглядывался, не идет ли кто за ним по улице, а позднее, в лесу, ему всякий раз слышалось, как хрустят ветки позади. Хотя возможно, что от страха у него лишь разыгралось воображение. Он был рад, что скоро все это останется позади.

В пещере Иоганн в первую очередь зажег факел, после чего, как обычно, установил латерну магику за алтарем. Затем проложил вдоль стены фитиль. Больше всего времени занимала установка водяных часов. Иоганн долго раздумывал над тем, как менять изображения без лишних манипуляций. В конце концов он нашел решение в старых рисунках Герона Александрийского. Греческий математик придумывал устройства, сдвигавшие рычаг при помощи напора воды. В случае с тяжелыми рычагами требовалось большое количество воды; для механизма, который выдумал Иоганн, было достаточно пары литров. Вода медленно перетекала из одного сосуда в другой, и, когда вес достигал определенной величины, рисунок архангела Михаила с поднятым мечом падал в прорезь. Через некоторое время, когда вода стекала в другой сосуд, появлялся рисунок архангела с опущенным мечом. Иоганн испробовал различные вариации, и в итоге между рисунками почти не было интервала. Так движение получалось размытым, и архангел Михаил выглядел как живой.