Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

– Я помогу тебе, – сказал он Маргарите. – И очень скоро.

Весна подкрадывалась медленно, почти незаметно. Поначалу только вода капала с крыш и тонкие ручейки бежали по улицам, но скоро земля раскисла, и магистры, брезгливо задрав мантии, перескакивали через лужи. Снег таял, но холод, казалось, навеки угнездился в каменных стенах.

Иоганн вновь погрузился в занятия. В апреле ему стукнуло девятнадцать, и он, не проучившись и года, выдержал экзамены на степень бакалавра. Другим студентам на это требовалось не меньше двух лет. Он оказался лучшим студентом текущего года, и даже старый Партшнайдер кивал с одобрением.

– Лишь бы успех не вскружил тебе голову, – предостерегал он. – Известно, что тщеславие предшествует падению.

Нечто подобное сказал ему однажды Ганс Альтмайер. Пока между ними царило перемирие, но Иоганна не покидало ощущение, что Альтмайер задумал какую-то каверзу.

В эти недели они с Валентином почти не разговаривали. Иоганн усердно готовился к экзаменам и, кроме того, сам избегал друга. Ему не хотелось, чтобы Валентин расспрашивал его насчет Маргариты. В глубине души он надеялся убедить Валентина, что с этой авантюрой покончено. И, в довершение всего, Иоганн был слишком сосредоточен на себе – и на своих планах, о которых Валентину знать не следовало.

Пока его друг сидел на лекциях, Иоганн пробирался в сарай и тайком мастерил собственные приспособления для латерны магики. При этом изменения в устройстве были совсем незначительны, и юноша надеялся, что Валентин ничего не заметит. Новые детали можно было крепить при необходимости, а затем снова снимать.

В те редкие часы, когда друзья бывали вместе, они запирались в сарае, садились на скамейке, как мальчишки перед кукольным театром, и с восхищением разглядывали призрачные рисунки на стене – бегущего оленя, кота с выгнутой спиной, волка с оскаленными клыками и других зверей, которых Валентин нарисовал на стеклянных пластинках. Пыль плясала в потоке света, такого яркого благодаря линзам и вогнутому зеркалу. В эти минуты Иоганн и Валентин ощущали себя братьями: они вместе создали это чудо и не могли на него налюбоваться.

– Жаль, что никому нельзя показать ее, – вздохнул Валентин и вставил в прорезь новый рисунок. – Хотя, мне кажется, колдовство в этом увидит разве что простой люд. Почему бы не рассказать о нашем изобретении хотя бы ректору Галлусу или Конраду Цельтису? Представляю, как они разинут рты!

– Лучше подождать еще немного, – возразил Иоганн. – Вот когда я стану магистром, то можно будет представить аппарат как мое собственное изобретение. Так мы избежим ненужных вопросов.

– Твое изобретение? – Валентин уставился на него в недоумении. – Но мы же вместе смастерили его.

– Ты прав, конечно, – признал Иоганн. – Но мне кажется, магистерская степень придаст изобретению еще больше лоска.

Валентин не ответил – и молча смотрел на волка, который скалился на них со стены.

В те минуты, когда Иоганн оставался один, он принимался петь звонким голосом, не только у себя в комнате, но и в длинных коридорах библиотеки. Валентин, когда случайно подслушал его, не выдержал и рассмеялся.

– Ты как девица за прялкой, – ерничал он. – Смотри, чтобы Альтмайер тебя не услыхал, иначе он опять найдет повод поиздеваться.

Иоганн прокашлялся.

– Шпангель просил меня спеть на Пасху с церковным хором. Им, видно, нужен высокий голос. – Он подмигнул Валентину. – Да только, боюсь, я слишком часто смазываю глотку вином и пивом.

Пение переросло в настоящую манию. Бывало, друзья играли в шахматы, и до них с дальнего конца комнаты вдруг долетал высокий голос. Валентин всякий раз вздрагивал и оглядывался, но, кроме Иоганна, рядом никого не было. Тот ухмылялся и показывал на своды.

– Я лишь пытаюсь проверить теорию Витрувия о том, что шум волнами расходится по воздуху. Цельтис дал мне прочесть записи этого удивительного римского архитектора. Должно быть, звук каким-то странным образом движется. На этот счет стоило бы написать собственный трактат.

Валентин закатил глаза.

– Ты хоть иногда можешь не думать о науках?

– Наука так пространна, а наша жизнь так коротка, – ответил Иоганн и вновь принялся напевать.

– Прекрати! – вскинулся Валентин и тряхнул головой. – Прости, это все экзамены, будь они неладны, я уже весь извелся… – Он вздохнул и скривил лицо. – Мой греческий никуда не годится, и в диалектике я слаб. А что же будет потом, когда добавится еще и арифметика, геометрия, музыка и астрономия… Я вот думаю, почему тебе с самого начала все так легко дается? Все эти созвездия, положения небесных тел…

– У меня был хороший учитель, – задумчиво произнес Иоганн. – Он показывал мне звезды по ночам.

– Где это было? – спросил Валентин.

– Мы жили… в одной башне. В лесу, рядом с Альпами.

Валентин нахмурил брови.

– Я думал, ты из Книтлингена, что в Крайхгау.

– Мы странствовали, – ответил Иоганн, проклиная себя. Ему следовало быть осмотрительнее, чтобы не запутаться в собственной лжи. – Мы отправились к Альпам, и однажды я… провел там зиму.

Его захлестнули воспоминания – о тех жутких событиях, которые он долгое время пытался забыть.

Кроваво-красный круг на полу… куча грязной, изорванной одежды…

– Всё в порядке? – с тревогой в голосе спросил Валентин. – Ты вдруг как-то побледнел.

Иоганн мотнул головой.

– Все хорошо. Мне, наверное, надо подышать свежим воздухом. – Он поднялся. – Извини, нужно еще взять пару книг, чтоб подготовиться к лекции.

Валентин усмехнулся.

– Вот этого Фаустуса я узнаю! В вечных поисках и ни минуты в покое.

«Знал бы ты, насколько близок к истине», – подумал Иоганн.

Он заставил себя улыбнуться, пожал Валентину руку и поспешил за дверь. Прохладный ветер растрепал ему волосы, и он вдохнул полной грудью.

В мае Маргариту наконец-то перевели в маленькую обитель в Гейдельберге, и теперь они виделись намного чаще. Из монастыря на рынок свозили вино, сыр и свежие овощи, и Маргарита время от времени приходила туда и вела учет товаров. В эти дни Иоганн ждал у церкви Святого Духа, и по условленному знаку они входили внутрь, чтобы помолиться. Иоганн занимал место позади Маргариты. Он не видел ее лица, зато они могли разговаривать.

– Я снова молился, – шептал Иоганн. – И знаешь, что произошло? Той же ночью мне во сне явился ангел.

– Это добрый знак, Иоганн, – отвечала Маргарита. – Значит, ты под его защитой и злым силам до тебя не добраться.

– И он говорил со мной. Сказал, что лишь наша любовь исцелит нас. Он оберегает нас и дает благословение.

Маргарита опустила голову, но Иоганн видел, как она дрожит.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Думаю, ангел хочет, чтобы ты ушла из монастыря. Чтобы ты ушла со мной, Маргарита. Чтобы мы начали новую жизнь в другом городе. Через два года я стану магистром и смогу работать в каком-нибудь университете или учителем в школе, секретарем, в библиотеке или…

– Прекрати, Иоганн! Перестань! – Маргарита вдруг возвысила голос. Прихожане стали оборачиваться на них, и она быстро опустила голову. – Я… не хочу этого слышать. Это все мечты, и не более того…

– И все-таки они могут стать явью, Маргарита. Стоит только захотеть…

Она поднялась и поспешила к выходу.

Иоганн стиснул зубы. Он поспешил и зашел слишком далеко. Торопиться не следовало, но ему не хватало терпения. Хотелось начать новую жизнь с Маргаритой, и как можно скорее! И потому он решил осуществить свой замысел раньше, чем предполагал изначально.

Не хватало лишь последней детали.

– Что ты хочешь?

Валентин в изумлении уставился на Иоганна и отложил грифель. Друзья сидели в зале для занятий и корпели над трудами греческих философов. Валентин хотел через два года получить степень бакалавра, и Иоганн пообещал помочь ему. С греческим у Валентина действительно обстояло не лучшим образом, и его переводы пестрили ошибками.