Вторая модель (Сборник) - Филип Дик

Чарли покивал:

— Дон, я понимаю, что ты хочешь сказать.

— Что же получается? Я должен выйти из дома и треснуть по голове совершенно не знакомого мне человека только потому, что от него пахнет потом? Или наоборот, не пахнет? А ничего, что я этого человека в первый раз вижу? Я не хочу так поступать! Я отказываюсь! Почему они никак не оставят меня в покое? Почему у меня не может быть собственного мнения? Почему я должен обязательно согласиться с этими… совершенно безумными точками зрения?

Психоаналитик терпеливо, по-отечески, улыбнулся.

— Это непросто, Дон, я понимаю. Ты не синхронизирован с обществом, вот в чем дело. Вот почему культурные установки и нравы кажутся тебе не слишком приемлемыми. Но ведь это общество, в котором вам придется жить. Другого нет.

Волш вздохнул и усилием воли заставил кулаки разжаться.

— Вот что я думаю. Если кто-то хочет пахнуть — пусть пахнет. А те, кто пахнуть не хочет, пусть удаляют себе потовые железы. Так в чем проблема?

— Дон, ты уходишь от вопроса. — Спокойный, бесстрастный голос. — Ты хочешь на самом деле сказать, что обе стороны не правы. А это глупо, не правда ли? Одна из сторон должна быть правой…

— Почему же?

— Потому что наличие двух сторон в споре исчерпывает практические возможности для установления истины. Твоя позиция на самом деле позицией не является. Это скорее описание ситуации. Понимаешь, Дон, ты психологически не способен справиться со сложным вопросом. Ты не хочешь определяться с позицией, потому что слишком боишься ущемить свою свободу и индивидуальность. Ты стоишь в позе интеллектуальной девственницы и ревностно оберегаешь свое целомудрие.

Волш подумал и сказал:

— Я хочу быть честным с самим собой.

— Но ты живешь не в одиночестве. Ты — часть социума. Идеи ведь не существуют в вакууме.

— У меня есть право на собственную точку зрения. У меня есть собственные идеи.

— Нет, Дон, — ласково ответил робот. — Это не твои собственные идеи. Ты их не создал. И ты не можешь включать и выключать их по собственному желанию. Скорее это они тебя включают — точнее, действуют через тебя. Твое окружение тебя формирует. Твои убеждения — результат действия определенных социальных сил и определенного общественного давления. В твоем случае две взаимоисключающие точки зрения столкнулись, и возникла патовая ситуация. Ты сейчас находишься в конфликте с самим собой. И не можешь решиться, к какой стороне примкнуть, потому что признаешь частичную правоту за обеими.

Робот покивал с умудренным видом.

— Но нужно решаться. Ты должен разрешить этот конфликт и начать действовать. Ты не можешь оставаться зрителем… придется стать участником. Никто не может жить и исполнять лишь роль зрителя. Таков закон жизни, Дон.

— Ты хочешь сказать, что за пределами этого спора насчет потливости, зубов и волос нет ничего? И никакая другая реальность не имеет права на существование?

— Естественным образом можно предположить, что существуют другие виды социума. Но ты же родился именно в этом обществе. И оно твое. И навсегда останется твоим, другого не будет. Ты либо живешь в социуме — либо не живешь.

Волш поднялся на ноги.

— Другими словами, это я должен приспособиться. Кому-то необходимо пойти на уступки, и этот кто-то — я?

— Боюсь, что так и есть, Дон. Странно было бы желать, чтобы к тебе приспособились все остальные, правда? Три с половиной миллиарда человек должны измениться лишь для того, чтобы Дону Волшу стало удобнее жить с ними бок о бок. Похоже, Дон, ты еще не перерос инфантильно-эгоистическую стадию развития личности. Ты пока не способен выстроить отношения с реальностью, подобающие взрослому человеку.

Робот улыбнулся.

— Но ты это сделаешь.

Волш развернулся и мрачно пошел к двери:

— Я подумаю над этим.

— Это ведь для твоего собственного блага, Дон.

Уже на пороге Волш развернулся — он вспомнил одну вещь и хотел ее озвучить. Но работ уже выключился. Кабинет погружался в темноту и молчание. Правда, локти со столешницы робот так и не снял. В затухающем свете ламп Волш увидел то, что прежде почему-то не замечал. На электрическом проводе, который служил роботу пуповиной, висел ярлычок из белого пластика. В полумраке Дон сумел разобрать надпись:

Робота, как и все остальное в жилищном комплексе, предоставили общественные институты, в той или мной мере контролирующие жизнь Волша. Психоаналитик был частью государственного механизма. Он ничем не отличался от сидящего в офисе чиновника на зарплате. И государство ставило перед ним задачу уравнять Дона Волша с остальными. Вписать в мир.

Но если советы психоаналитика его не устраивали, к кому же тогда прислушиваться? К кому еще пойти?

Через три дня состоялись выборы. Набранные крупным злым шрифтом заголовки ничего нового ему не сказали — офис и так бурлил в течение целого дня. Все обсуждали новости. Он засунул газету в карман пальто и принялся читать ее, только добравшись до дома.

Волш устало откинулся в кресле. На кухне Бетти быстро готовила ужин. Приятно звякала посуда, через светлую милую квартирку плыли вкуснейшие ароматы.

— Пуристы победили, — сказал Волш. Бетти как раз появилась на пороге со столовыми приборами и чашками. — Все кончено.

— Джимми очень обрадуется, — уклончиво ответила Бетти. — Кстати, не знаю, придет ли Карл к ужину.

И принялась что-то подсчитывать про себя.

— Пожалуй, мне придется спуститься вниз за кофе. Мало осталось.

— Ты что, не понимаешь? — воскликнул Волш. — Это случилось! Пуристы дорвались до абсолютной власти!

— Я понимаю, — капризным голоском отозвалась Бетти. — И не надо на меня кричать! Ты подписывал эту ужасную петицию? Петицию Бьютта или как ее там? Ее еще Натуристы распространяли?

— Нет.

— Слава богу! Я так и подумала. Сколько всего приносили и просили подписать, а ты ни разу не решился.

Она помедлила на пороге кухни.

— Надеюсь, Карлу хватит ума вести себя правильно. Мне, кстати, всегда было неприятно, когда он тут сидел и пиво дул. И когда летом от него воняло, как от свиньи.

Дверь открылась, и в квартиру вбежал Карл, красный и хмурый.

— Бетти, к ужину меня не жди. У нас тут срочное собрание.

И он коротко взглянул на Волша:

— Ну что, доволен? А если б ты хоть пальцем о палец ударил — возможно, такого бы не случилось!

— Как быстро они сумеют провести эту поправку? — спросил Волш.

Карл нервно рассмеялся:

— Да они уже ее приняли.

И он схватил стопку документов со стола и запихал их в мусоропровод.

— У нас есть информаторы в штаб-квартире Пуристов. Так вот, как только они приведут к присяге новых членов совета, они протолкнут поправку. Они хотят застать нас врасплох! — И он сверкнул зубами в яростной улыбке. — Но у них ничего не выйдет!

Дверь захлопнулась, и шаги Карла ссыпались вниз по лестнице.

— Я никогда не видела, чтобы он так быстро ходил… — изумленно пробормотала Бетти.

А Дон Волш с нарастающим ужасом слышал, как с грохотом сбегает вниз по лестнице его шурин. Выбежав из здания, Карл прыгнул в свою наземную машину. Зарычал мотор, и Карл умчался.

— Он испуган, — проговорил Волш. — Ему грозит опасность.

— Он в состоянии сам о себе позаботиться. Карл уже большой мальчик.

Волш трясущимися руками прикурил сигарету.

— Недостаточно большой. Неужели они и впрямь хотят этого? Нет, невозможно…. Как это так — протолкнуть поправку, навязать всем свою точку зрения, свои представления о том, что правильно? Но, с другой стороны, все прошлые годы к этому шло, так что это просто последний шаг на длинном пути к цели…

— Ой, я очень надеюсь, что все это безобразие когда-нибудь кончится, раз и навсегда, — пожаловалась Бетти. — Неужели так всегда было? Вот я, например, не помню в своем детстве разговоров о политике!

— Тогда это еще не называли политикой. Просто промышленные круги насаждали среди людей культ потребления. А в центре была идея чистоты — зубов, волос, тела. Городские жители подхватили ее и развили в идеологию.

Бетти накрыла на стол и принесла блюда с едой.

— Ты хочешь сказать, что Пуристсткое движение намеренно создали?

— Они просто не понимали, какое значение приобретает эта тема. Не осознали вовремя, что их дети растут и думают, что непотеющие подмышки, ухоженные волосы и отбеленные зубы — это самое важное в жизни. Что за это имеет смысл сражаться и умирать. Настолько важное, что за него можно убивать несогласных.